земля цепляет парной пятерней
твою пятерню - живую, теплую.
гряда движется за грядой.
вон папа гниль сапожищем лопает,
у самого этого сапога
втыкая лопату промеж комьев
такой бесценной, такой его,
такой ничейной земли.
были ли мы там, не были?
брат рассказывал, как на обочине,
вдоль канавы животом лежА,
он, скрываясь от маминых брючек,
видел ящерицу и ежа.
были мы там, скажи, были?
мылом уже не отмыть ту грязь,
что скопилась у меня под ногтями.
землю эту не отпоишь враз -
если только поить годами.
гнилую - пинай, у кого дальше
улетит, до леса, до сосен.
не смей знать, никогда не знай,
сколько еще весен...
сколько еще весен смывать
с себя прилипшей земли.
сколько раз ты увидишь кровать,
встав, умерев, убив.
мы были там и тоже стояли,
ждали, пока все проснутся.
из кармана торчала килька в соусе -
тоже хорошо, и лучше вяленой,
и пакет с хлебом за поясом.
мы были там, были, понимаешь?!
гряда, гряда, за ней - еще.
с трех краев - лес, с одного - река.
посреди поля одна сосна
торчала, кривая,
помнишь?
у ней, у этой сосны, ветки
торчали в разные стороны.
у моей штормовки, геологической,
был рукав порванный.
гниль и почва под кожей, в ногтях.
сапоги полны земли и отчаяния -
ты никогда не сбросишь молчание,
ты никогда, никогда. никогда.