Однажды размышляя, с кем
Убить бы полчаса,
Я шел пустынью, и затем
Вдруг слышу: голоса.
Вдруг слышу: музыка и шум,
Играют и поят;
И я решил, поскребши ум:
Наверно, маскарад.
Я посмотрел: за деревами
Виделись огни.
И я пошел, хлеща ветвями,
Оббивая пни.
Я в парк пришел, покинув лес.
Здесь фейерверк и полонез.
Я шел, какой-то не такой,
Вокруг был чей-то праздник.
Я был приметливой толпой
Невстреченный проказник.
От голода бюрократизм грыз,
Притворяясь волком.
Мне говорили в страхе: «Брысь!» —
Но я не слышал толком.
Заботы прочь! и здесь гора
И пряников, и сушек,
А там французы до утра
Едят лягушек.
Вдруг я под локоть кем-то взят,
С каких, не знаю, пор.
И вот меня втянуть хотят
В любезный разговор.
Мне показали чудеса
И что здесь как и где.
Несутся мимо голоса,
Как листья по воде.
Мне говорят: «Вот фейерверк,
А вот за ним салют.
Его пускать — отдельный перк,
Все напряженно ждут».
«Вон, кстати, виден музыкант,
Наверное, флейтист.
Он днем известный франт,
Но здесь быть должен прост и чист.»
«А вот веселый мажордом.
Три шляпы есть при нем.
Он не снимает их и днем!»
«Наимоднейший дал ведун
Один коктейль «Афелий»:
Смотри: в расплавленный чугун
По трубочке влить гелий.»
Он дал мне выпить пустоты,
Запить ее стократ,
И я сказал: «Вы все скоты!
Я вам безумно рад!»
И я сказал: «Я тут и там,
И как приятно, да,
Что вы мне рады здесь всегда,
Когда и я рад вам».
Он дал мне выпить пустоты,
Запить ее стократ;
И нам кедровые орехи
Заменяли яд.
И я сказал: во мне с утра
Горят все трубадуры.
И вдруг я выдал со двора
Отрыжку масс-культуры.
И я плясал, как комиссар,
Закусывая кафелем,
А где фальшивил, поправлял
Свой голос надфилем.