Вторую ночь я вижу лишь тебя.
Я слушаю слова, но слышу голос.
Проснувшись, я смеюсь. Но, до истерики дойдя,
бессонный смех шипит к ногам, как полоз.
И ночь ползет, где раньше ты была,
вернее, отбыла, верней, лежала.
Где раньше мы с тобою, растворившись догола,
не ведали отравленного жала.
Но все прошло. Да. Я тебя колол.
И ты колоть решила. Расколола?
Неистово дрались мы. За уколом шел укол -
и колокол гремел во славу кола.
Мы стали все изранены до дыр,
И кровь лилась ручьями, невидима.
Теперь холодный ветер пробирает нас до "бррр",
и эта ерунда неизлечима.
Хоть в этом плане мы уже предмет.
(По крайней мере, кажемся предметом).
Когда-нибудь на лоне опадающих комет
мы смиримся и вверимся кометам.
И станешь ты одна со мной лететь,
где пустота, где все вокруг быстреет.
И бешеная скорость со способностью сгореть
Не воскресит, но, может быть, согреет.