Ночь, окно, батарея.
Серая, как порох, туча крепнет.
За цепью узник, пока не веря,
Глазами закрытыми молча беззвучию внемлет.
Сидит полулежа напротив,
Рука скована, повисла кистью.
Волосы светлые потускнели вроде
В свете жадных теней без листьев.
За оградой туманно и сыро.
Благо, глаза закрытые,
Иначе не выдержать, глядя дымно
На черты, полумраком овитые.
Стакан воды и стопка книг,
И ночь...такая ночь!
Вот все, что нужно, время - мин.
Гнать прошлое навеки прочь.
И нет его, ни вечного, грядущего,
Ни фонарей, ни звезд,
Ни Черного, сквозь темноту бредущего,-
Нет этих пережитков грез.
Капля катится со лба.
Звук тиканья, вжившийся в стены,
Бурлит мурлыча -
Для него грозно; вон как вздулись вены.
Хриплое дыхание не шумит.
Достойно недвижим весь стан.
Он и не рвется, не крушит.
Хотя он злиться б очень стал.
Но сон обволок эти веки...
Трепеща дотронуться б рукой...
Но нет, нет! Ни за что на свете
Не прерывать тот миг святой.
Смотреть и только, боле ничего.
Я больше не хочу, мне кроме и не надо.
Я знаю, хватит мне того,
Что надругалась я мечтаю рьяно.
Но не хочу мечтать переставать,
Вернуться в эту комнату опять!
Опять всем звоном страха ощущать,
Не умолять за помысел прощать...
Вернуться и дышать.
И тихо, неподвижно созревать,
Как вздымается мерно грудь...
И вдруг порыв: взять и ножом резануть!
С пеной у рта, на коленах стоя,
Стараться доказать:
"А мне разве лучше? Жара пламя телом кроя,
Мне не было больно страдать?"
И рыдать, и в исступлении звать,
Упрашивать и слезно умолять
Простить, уж боле не молчать
И доверять...
И веря свято словам гулким,
Не помня ножа на полу,
Утверждать, что не буду, больше не буду,
На лезвия отблеск глядя в бреду.
Красно-алое зарево на бледной коже.
Сойду с ума ли? Ожесточусь ли тоже?
Броситься бы на шею, биться самой в кровь,
Но не смею касаться, моя любовь.
А как же ты будешь?
Что скажешь, сделаешь?
Омерзением полный диким,
Презрением, мною восславленным,
Убьешь меня разом одним взглядом-криком,
Испепелишь ненавистью окровавленной.
Но, ненавидя, ты все же подумай, кому из нас хуже:
Тебе, прикованному, или мне, на свободе задушенной?