«Надя, надо! Надо, Надя!» –
я шепчу, чуть заикаясь
и на твой бюстгальтер глядя,
и соломинкой касаясь
чуда – вишенки-сосочка.
Он зазывно выпирает
и во мне инстинкт порочный
просто дико возбуждает.
Ты себя чуть охладила,
в море бархатном поплавав.
Мне ж не встать: моё удило
выпирает из-под плавок.
Я зову тебя в палату,
там мы сможем разгрузиться.
Слыша: «Нет. Сейчас не надо», –
начинаю просто злиться.
Не соломинку, а руки
я в атаку посылаю.
Издаёшь уже ты звуки,
скоро я уже залаю.
А кругом живые люди!
Хоть и заняты все делом,
но мораль!… И мы не будем
заниматься беспределом.
Ты сама зовёшь в палату,
подгоняешь: «Поскорее…»
Вот она пришла расплата,
что не слушалась еврея!
Но об этом промолчал я.
Полотенцем обмотался,
чтобы мой хорей случайно,
неприличным не казался.
А в палате… Нет, об этом
я рассказывать стесняюсь.
Этот грех случился летом,
и нисколько я не каюсь.
70-е годы