Поэма напечатана полностью в «Северных цветах» на 1828 год и частично (первые 30 стихов) в «Московском вестнике» от февраля 1827 года. Николай I, вызвавшийся быть личным цензором поэта, передал через Бенкендорфа, что прочёл поэму с удовольствием, однако при печати велел заменить две чересчур смелые строки («Порою с барином шалит» и «Коснуться хочет одеяла»), что и было исполнено. В декабре 1828 года «Граф Нулин» был опубликован под одной обложкой с поэмой Баратынского «Бал» под общим названием «Две повести в стихах».
Это выписка из Инета. В моем Пушкинском десятитомнике поэма помечена 1825 годом. Публикация 1928 года - в паре с поэмой Е.А. Баратынского. Ныне я намерен (давняя мечта) подавать частями обе поэмы. Располагаю для этого своим однотомником: Е.А. Боратынский (через О!) Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. – Гос. изд-во Художественной литературы. М., 1951.- 648 с. Поэма «Бал» - страницы 362 – 378.
Поэма Пушкина – сугубый реализм, провозглашение нового для Европы и России метода «Критический реализм», суть которого - в обращении к народной русской жизни, в отказе от ходуль классицизма и байронического романтизма.
Итак, начало. Сразу прошу обратить внимание на кинематографическое описание событий: всё время – крупный план – и здесь(!) Пушкин первопроходец!.
Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
(Вот он план-то, начинается):
Выходит барин на крыльцо(!),
Всё, подбочась (!), обозревает;
Его довольное лицо (!)
Приятной важностью (!) сияет.
Чекмень затянутый на нем(!),
Турецкой нож (!) за кушаком(!),
За пазухой(!) во фляжке(!) ром(!),
И рог(!) на бронзовой(!) цепочке(!).
В ночном чепце (!), в одном платочке(!),
Глазами сонными(!) жена
Сердито смотрит из окна
На сбор, на псарную тревогу...
Вот мужу подвели коня;
Он холку хвать и в стремя ногу,
Кричит жене: не жди меня!
И выезжает на дорогу.
Поглядите-ка на эту строку: Он холку хвать (!) и в стремя ногу,.. Ныне говорят: Какая экспрессия! А тогда критики зажимали носы и восклицали возмущенно что-нибудь вроде «Конюшня, господа!»
Но пойдем дальше, еще небольшой пассаж, так сказать:
В последних числах сентября
(Презренной прозой говоря)
((Сие –прямой вызов тем, кто зажимал носы при виде столь неромантической картины)).
В деревне скучно: грязь, ненастье,
Осенний ветер, мелкий снег
Да вой волков…
(И к чему нам в светских гостиных читать такое, не правда ли, господа?)
Но то-то счастье
Охотнику! Не зная нег,
В отъезжем поле он гарцует,
Везде находит свой ночлег,
Бранится (фи!), мокнет и пирует
Опустошительный набег(!)
(Ну тут вот хоть что-то к концу получилось у этого поэта, что можно и прочесть при случае вслух в гостиной)
А еще раз подчеркну эти «Чем свет» (!!!) и «холку хвать» (!!) и «в стремя ногу»!!. Обороты - чисто крестьянские, краткие, сжатые до предела по части синтаксиса. Не этому ли языку призывал учиться потом Лев Толстой?! Живет поэт в гуще народной и нигде носа не зажимает – тем и велик, тем и учитель для последующих классиков.
Но боюсь, что на БорюТынского формата уже не хватит.. Начну завтра с него, если буду в форме).
Скажу еще «к чести моей»,что поэму про Нулина я выучил наизусть где-то в 1962 (!) и много раз потом читал ее себе вслух. А в 1963-м, «будучи на излечении» на туберкулезном курорте, прочел поэму вслух одной деве, кою уже завоевал некоторыми своими стихами. И вы знаете, получил аплодисменты и подпрыгивания на месте от восторга ее.
С тех пор я сотни раз читывал эту Divina comedia (говоря на итальянский лад), причем нередко прилюдно в нашем леску, иногда возвращаясь с работы слегка под шафе, чем вызывал брезгливое удивление встречных здравомыслящих людей. А еще читывал и в постели, по просьбе моей Женщины, которая быстро засыпала под божественные пушкинские ямбы.
Да вот, любезные мои, такое вот тоже исполнение супружеского долга.
Того и вам желаем!
И с Праздником вас: на Руси великий поэт родился!