Они все смотрели на меня чересчур странно. Не то чтобы мысленно раздевали меня взглядом, но слишком нагло лезли в душу, почитая это за деликатность. Ха, деликатность! То-то же.
- Что случилось, тебе нужна помощь?
Отплёвываюсь. Помощь не нужна, я вполне себе нормальный человек. Они не понимают, что вот стоят твои вещи,твои недочитанные книги с закладками, велосипед, рубашки,- всё смеётся и лукаво спрашивает:
- Мы ведь и твои? С тобой мы? Чьи мы?
Маленькие резонёры! Жалят меня, как эринии, кусаются, как ехидны, - всё им шутки, пересмешникам!
Отплёвываюсь, - как я люблю тебя, Боже!
Сворачиваюсь под одеялом. Компактней, компактней, - я маленький, я спрячусь. Утром я вылезу из под одеяла и ничего не будет.
Они все слушали меня чересчур странно. Не то чтобы считали за юродивого, но мысленно крутили пальцем у виска, почитая это за сострадание. То-то же.
- Поделись, расскажи, не замыкайся!
Отплёвываюсь. Снова и снова - отплёвываюсь. Я же самое жалкое существо на свете, если мою душу можно было променять на мещанское счастье. Я же самый пустой человек, если меня можно променять на такую пустошь и посредственность. Поверхностность. Видывали мы таких, знаем.
Отплёвываюсь, - как я люблю тебя!
Вот с фотографии блестит твой профиль, точёные скулы, прямая гипотенуза носа, лоб, как великая Русская равнина, маленькая ямочка на левой щеке, северный подбородок. Все это смотрит на меня и смеётся:
- Мы ведь и твои? С тобой мы? Чьи мы?
Чёрт бы вас побрал, я меньше всего знаю, чьи вы!
Отплёвываюсь, - я люблю тебя! Как чахоточный, - собственной кровью.
Глаза. Маленькие воронки-колодцы, где цветёт шалфей. Почему-то непременно шалфей, хотя пахнут ландышами. Ей Богу, не знаю, как пахнут ландыши. Вернее, только сквозь твои глаза знаю. Глаза. Какой-то портал, самый короткий путь на ту сторону. На ту сторону чего? Не знаю, - тайна. Непременно хочу узнать. Разобью лоб о стену, но узнаю. Пусть смеются, я же шут гороховый. Арлекин. Отплёвываюсь, потому что люблю тебя.
Одеяло. Покоя нет. Жалят фурии-воспоминания. Бегу за ними заворожённо, хватаю в ладони, - таят, сыпятся. Призраки, кругом одни призраки. Уж не сам ли я призрак? Смеются:
-Прошлое мы или не прошлое?
Уууу, стервятники, чуют живой труп. Отмахиваюсь, отплёвываюсь, - люблю тебя!
Встаю с постели, заглядываю под кровать: где ты? Хватит прятаться, я не умею долго играть в прятки! Поднимаю матрас, - там тоже никого.
Бегу в темноту, - на воздух, на воздух! Не знаю, босиком ли я или как. Даже дверь не забылась закрыться. Наша дверь. Сейчас за ней тишина, пустота, а когда-то соседи слышали наш смех. Спускаюсь по лестнице, - ступеньки помнят твои стопы. Наша лестница, свидетельница клятв! Боже, почему люди так закрыты и замкнуты друг от друга, почему они чувствуют тоску по единству и соборности? Боже, возможно ли? Вечный зов!
Ноги несут, несёт лихая, - качусь, поехал, сорвался куда-то. В темноту, в глубину.
Отплёвываюсь, - люблю!
Вытащили. Ироды. Теперь затаскают меня. Весь мокрый, холодный, живой. Труп. Лежу на граните, мордой кверху. Даже небо без звёзд, - всё чурается меня, прокаженного. Проклятье ли на мне родовое? Но ведь живуч, как таракан!
- С вами всё в порядке? Что случилось?
Отплёвываюсь, - лю...!