***
Петербургская белая ночь,
ночи северной призрачный свет.
Спит, как ангел, трехлетняя дочь.
Покрестил - и прошел в кабинет.
Еще бел, еще девственно-чист,
одиноко светясь в полумгле,
приготовленный с вечера лист
терпеливо лежит на столе.
Он пока-что - ничто, он зеро',
но, быть может, ему повезёт.
Но хозяин кусает перо
и задумчиво ноготь грызёт.
Десять, двадцать минут, полчаса.
Он рассеян, он смотрит в окно,
теребит пятерней волоса,
и потом наливает вино.
Но не пьет. В тот же миг в тишине,
фитилем нагоревшим треща,
тень его погнала по стене
воском капающая свеча.
Наконец он выводит строку
про несущихся - пропуск - коней,
всадник ранен, седло на боку...,
ищет рифму, союзную к ней,-
не находит... Перо между тем
мефистофельский профиль черти'т
или дамские ножки... Совсем
нынче Муза ему не фартит.
В раздражении все зачеркал,
скомкал лист и отправил в камин.
Чуть мерцает поверхность зеркал,
еле слышно дрожит клавесин.
Тучка с длинным жемчужным хвостом
собралась переплыть небосвод.
Лист сменяется новым листом.
И, быть может, тому повезёт.