Пусть чужое, не доброе небо
Посыпется в ямы глазниц.
Под гипнозом дурного совета не виден подвох.
Здесь все тоже в начале смеялись
Смехом сытых, не стрелянных птиц,
Вырывая у города жилы тепла и дорог.
Зубы скошенных северных башен
Не раскрошат костей темноты.
В замурованной памяти лишь первобытный кошмар.
И последний маяк был закрашен
Ядовитым раствором волны.
Я продал свою память,
Как третьесортный товар.
И в реке, позабывшей течение,
Льдины тех, кто пытался спастись.
Но и им нет покоя, покой это ложь.
Бесполезность любого решения.
Заколочена райская высь.
Из всех видов движений осталась предсмертная дрожь.