Когда с утра в таком раздрае –
раздроблен свет, истерзан звук, –
не помышляй, дитя, о рае,
терпи озноб, люби испуг
за трепет, в зал преображений
входя в домашнем платье, знай,
что жизнь полна простых лишений,
как удовольствий, неясна,
пустынна, ветрена и пыльна,
и ты с набором слов бессильна
заполнить эту пустоту.
– Но до сих пор же удавалось?
Душа таилась и скрывалась.
Ещё надежда оставалась
поговорить начистоту.