Ошибка Иакова
Богиня объятий, сомкнувшая тучи над домом!
Быть может, ошиблась и ты, расточая слова
не те и не тем, кто во тьме под брачным покровом
возлёг, обмирая, на лучшую в доме кровать.
Всё в мире лавановом вымерено аршином.
Овца не минует сетей и воспримет тюрьму
как брачный покой и награду в служенье постылом,
венец семилетних трудов за голубку одну.
Цена непомерна, а Бог наблюдает сверху,
как впрягся Иаков в привычный пастушеский воз.
Благословенный нищий, ты сердцем такую веру
воспринял от предка, и значит, тебе пришлось
несладко, наверное.
Хотя неизвестно, что дальше.
Иагу, твой Бог, от Лавана, торговца скотом,
едва отличим. Вместо милой Рахили обрящет,
чуть утро, лишь Лию Иаков.
Но это потом.
Он счастлив и нем ещё, мирт еще свеж в руке.
- Приди же, голубка, сердце моей груди.
- Ба, чужеземец! - в бесконечном том далеке,
помнишь, сказала ты...
... На свет моих слов иди.
Торг
Пять часов торговали Иосифа.
Вечер сгустился, растёкся и стих закат.
Камни как взгляды братьев - бросили
столько их!..
Старший отсутствует брат.
Девять торгуют.
Уста Иуды за всех
плетут паутину густую,
прикрывшую общий грех.
Годится и поцелуй,
чтобы повысить цену.
Сколько прошло лун,
как по дороге к Шекему
ехал Иаков, голый, благословенный.
Пространства и времени хватит -
семижды семнадцать -
всласть причитать над бездной.
Рувим над колодцем незрячим — плачет.
- Мальчик, ты жив ли?
Брат твой пришел за тобой.-
На свет из темницы вышел
узник.
Колодец пустой.
Август
Странный, шествует чинно, закругляет первую треть,
спит, может быть, или в анабиозе
август, и если пристально дни его разглядеть,
увидишь мальчика в скрюченной позе -
на камне молитвенном, у круга, где снятся сны.
По лестнице в небо ангелы - слово один другому:
вот званый, не проливший ещё ни одной слезы...
по матери лишь да оставленному отцом дому...
Сам никто еще! кто таков, что воззвал Господь?
он почему, не мы - призванный, званый, избранный?..
На небе - как на земле: иерархия, чинность, плоть,
зависть к тому, кого колокольчик вызвонил.
Слово
Где правит Сет, в обитель злого бога,
пойдёт лишь сумасшедший да изгнанник.
Песок и камень, и тому, кто трогал
до этого лишь гроздья виноградин
и губы целовал насмешницы любимой,
в отцовом доме жил под прочною защитой,
принять — пути, мол, неисповедимы -
дано ли?..
Божье слово — из гранита,
из плоти тел - прочнее не найти -
уже стоит, живое, на пути.
Кормилец
… и была дороговизна во всех землях.
А в земле Египетской был хлеб...
Если я как соль и смысл приемлю
всё Твоё, Господь Мой, в жертвенной золе
отыщу ль иное..
что имею, чем я ныне стал,
Тобою из какой могилы поднят,
не забыл я...
Над колодцем высилась звезда,
как сегодня надо мной Твой полдень.
… Как четыре-то кувшина благовоний -
внутренностям и как мумии - гроб алавастровый -
желает Египет Кормильцу, вздымает ладони
считающий рёбра люд,
смотрит долго и ласково:
десять тысяч жизней посмертных тебе, Адон!..
Семь тучных коров позади,
ныне тощее время
считает колосья, без тОлку — на этом свете и том -
разбрасывает людей, словно бесплодное семя.
Всё свершается в свой час, по мановенью.
Вот он, свиток с границы... десять братьев моих здесь -
и отчётливым буквам писца верю я и не верю...
знал ведь, что будет так, что соберутся днесь
в преисподне Египетской все племена родные,
все семена Иакова, и я только их сберегу.
а время как дым, всё тонет в бесслёзном дыме,
и разглядеть сквозь завесу, как ни тщусь, ничего не могу.
Торжество моё или вина моя — что тяжче,
чем скорее прикрыться, по мышце какой щит?
Пусть малыш Бен-Оне приедет,
быть может, обрящет
Иосифа своего...
к Египту найдёт ключи.