Операция - Яростная невозможность

Август Рак
               

                Из записок сумасшедшего водолаза.   


       Уж и не знаю, отчего вдруг захотелось поведать о той нелепой череде происшествий, случившейся одним осенним штормовым вечером, но без вмешательства небес тут точно не обошлось. Хотя эти вмешательства всегда интерпретировались начальством как некие орг. закономерности, но связи здесь я никак не могу уловить, даже по прошествии стольких лет. Причём тут дикое, необъяснимое везение, пока мы работали на "контору", и ослепительно-ясный свет, исходящий из кабинета "власти и силы"?  Если бы не это фантастическое везение, то мы давно бы уже передохли, я–то уж точно, но этот дивный свет…  Да что я, червь, рассуждаю, пора приступать к повествованию.

       Вот уже пару дней на Волге дул сильный, холодный, со шквалами «северянин». Наш дебаркадер с пришвартованным к нему водолазным ботом «Спасатель» мотало и дёргало в разные стороны, а мостки швыряло так, что проползти по ним можно было только на четвереньках. Мы откровенно бездельничали; кто починял примус, кто слушал сводку новостей по Бурятии. И тут происходит страшное: нас вызывает оперативный дежурный с «базы»: «В районе «Стальмоста», несколько лодок с пассажирами терпят бедствие; у них закончилось топливо, потерян ход, и их несёт на мостовые опоры течением и штормовым ветром. Немедленно выходите на «Спасателе» на помощь!»
       Мы было дёрнулись, собирая снаряжение в поход, но тут нас осадил, мотая своим собранным в конский хвост хаером Женька, наш бравый капитан:
   — Ну и придурки, у меня ж аккумулятора на борту нет... (Да и правда, его давно уже не было, вернее он был, но умер. Давным-давно, ещё при Екклесиасте, а может быть и раньше) — но я попробую завестись, ядрёна мать! — продолжает он, и бежит на корабль.
        Тут мне просто необходимо остановиться поподробнее на этом самом водолазном боте проекта «Ярославец», который был сотворён по довоенным чертежам одного советского КБ.
        Однажды, подумав, Господь сотворил Адама, затем Еву, ну и кто-то вдогон — «Ярославец». Адам, познав Еву, вернулся мучиться на «Ярославец», чтобы не знать больше Евы. Но корабль отобрали у праотца, и вручили нам.  Это конечно же гипотеза, но у меня есть кое-что посерьёзней: это судно было когда-то спроектировано под юрких карликоподобных андроидов, и его срочно воплотили в металл, а вот до андроидов дело так и не дошло; транзисторов ведь тогда ещё не ведали, но замысел был грандиозен! Кто не согласен, киньте в меня томатом.
        И вот мы напряжённо слушаем полусекундные проворачивания вала могучего дизеля, и понимаем: он не заведётся никогда, ни в этом веке, и ни во веки…
    — Ответьте базе, что вы там возитесь? Почему не вышли на спасение? — тревожно вопрошает оперативный дежурный.
    — Аккумулятора у нас нет, завестись не можем, — отвечает ему Женька, — я же год назад об этом скандалил. — заключает он.
    — Но вы должны уже выйти! — ошарашивает дежурный. И моя интимная цепочка причинно-следственных связей, поддерживающая во мне жизнь, вдруг со всхлипом распалась, став кучкой хаотических, уродливых гомозигот. «Вот это телега!» —  восхищаюсь я престарелым дежурным.
        А между тем смеркалось. Свинцовое небо потухло и превратило всё вокруг в суровые, короткие сумерки. Шел третий час отсроченного старта волшебных спасательных водолазов в моём лице, начальника станции Захарыча, ну и собственно Женьки. Я намеренно не привожу диалоги аварийного эфира, иначе вы,  мои почтенные читатели, незамедлительно сошли бы с ума, а так как эти диалоги остались во мне, то я за сим продолжаю мои двусмысленные записки.
        Вдруг, подобно молнии с Олимпа, в эфир ниспроверглась срочная директива: «Немедля привезти с базы на бот новый аккумулятор!». Не сказать, что мы воспряли, но охренели окончательно, поняв масштаб разыгравшейся в пятнадцати километрах от нас катастрофы. Примчавшийся «Камаз» подарил нам надежду в виде новёхонького тяжеленного аккумулятора. Сквозь толчею тёмных волн наша вёсельная лодка успешно доставила сей предмет на мостки, а затем на "цырлах", промокшие, но воодушевлённые, мы втащили его на бот и спустили в машинное отделение. Закурили.
    — Б***! Это полный п***ц!!! — услышали мы из зловещего, пропахшего соляркой проёма, — клеммы не подходят! (здесь я скромно поясню — совсем не подходят.) И мы устанавливаем обратно на стеллаж старый аккумулятор.
        С этого момента я понимаю: "всё в руках Господа моего" (в некоторых жизненных эпизодах не подражать Б.Г. всё же невозможно, однако), и продолжаю слушать тычки и шорохи в чреве «Спасателя». И вопли оперативного дежурного.
        Ну что притихли, атеисты? Не буду кривить душой, но я чрезвычайно удивился, когда старый, изношенный двигатель, улучив момент, спустя примерно час, всё же завёлся, поймав то микроскопическое шевеление вала, исторгнув при этом из себя всю вонь всемирного нефтепрома. Чудеса существуют, определённо. Штамп. Подпись.
        О, как наш кораблик мчался на помощь, валясь при этом то так, то сяк под натиском догоняющих его волн! «Стальмост» приближался, приветливо мерцая огнями. Ветер крепчал. Прожектор сновал в разные стороны, выхватывая десятиметровые, стальные, залитые водой лодки «гулянки». Их было две, и ещё одна «моторка». Нам с них махали руками и что-то кричали абсистентно-невменяемые мужики, а если прислушаться, то и бабы. Были ли эти бабы такими же невменяемыми — неизвестно, но был слышен детский плач.
    — Кидай конец! — кричу я ближней «гулянке», в надежде сохранить на непредвиденный форс мажор, оба наши, видавшие виды швартова.
    — Нету ничо! — слышу я в ответ, и понимаю: форс мажор уже наступил. «Плачет совсем младенец» — определяю на слух, и начинаю впитывать настоящую жизнь этой непонятной, холодной страны. «Охренеть, как весело!» — думаю про себя, и бросаю швартов в темноту.
    — Мне вязать не за что! — кричит суровый абориген. Я молчу. У меня закончилась фантазия и детский, спонтанный креатив. Осталась только воинская смекалка:
    — Да вы тут вообще ох**ели?! — ору я, срывая себе голос. —  Женёк! — ору опять, — а если наш дизель заглохнет?
    — Дизеля не глохнут, — с улыбкой изрёк Женька, проворно перебегая из рубки в машинное отделение. Если бы он сейчас медлил, то мы бы заглохли, и со скрежетом размазались об одну из опор «Стальмоста». Определённо.
        Мой матерный тезис всё же возымел действие; аборигены нашли, за что вязать швартов, и одна «гулянка» уже болталась зачаленной у нас за кормой. Стали дружно её подтягивать, принимая на борт потерпевших, выгадывая редкие моменты, когда волна равняла нашу корму с носом их лодки.
        Нашим вторым швартовым удалось зачалить ещё одну «гулянку» за кормой, но они стали ударяться друг об друга, наполняя всё вокруг дребезгом и гулом. Чалить её под наш борт было бессмысленно из-за почти двухметровой волны. К тому же под левый, подветренный борт прилипла моторка, чудом уцелевшая в этой абракадабре. «Вяжи быстрей!» — кричу мужику на моторке. «Мне нечем» — парирует он, и я начинаю впадать в бешенство:
    — Вы их жрёте что ли, верёвки свои?
    — Снимай штаны, вяжи штанами! — вставляет в раздражении Захарыч, старый, опытный водолаз в отставке. Он бегает по палубе и координирует зтот хаос. У него получается.
        Владелец второй лодки, немного очумев от бодания «гулянок», кричит: «Я отвязываюсь, дойду своим ходом!»  Какого, я извиняюсь, грибоподобного сталактита тогда ты просил о помощи? У тебя было целых четыре (!) часа на раздумье.
    — Давай, удачи, — отвечаю я, скользя по палубе и выбирая на борт набрякший от воды швартов. Передаю его мужику на моторке, который, вцепившись в наш бот, раздумывал, в какой-такой удивительный момент разжать свои окоченевшие руки и снять штаны. А так как штаны, скажу я вам, предмет низменный и утилитарный… Хотя о штанах — позже.
        Спасённые набились в тесную, нагретую дыханием (экипажа) и перегаром рубку и смотрели на нас благодарными глазами. Мы держим курс в район речного порта, и теперь наш бот резал и давил, дрожа всем корпусом, ледяные, пенные волны.  Я люблю свою работу, что уж скрывать. Но чую курьёз. Самый абсистентный персонаж промок до нитки, и мы стали искать для него сухие тельники, да хоть что-нибудь.
        Нашли. «Ребята, может и штаны найдёте?» — спросил он. Мы переглянулись. Я помнил, что на мне тёплых казённых штанов аж два комплекта. Я запасливый и предусмотрительный. Мало ли что?  Жена выгонит из дома, или произойдёт какая-нибудь нелепая телепортация на Марс (там всё же холодно). А у меня — двойной комплект: двое штанов, два паспорта, зубных щёток — тоже две. Красота...
     — Я тебе выделю штаны, но только с возвратом, дружище. — говорю я ему после некоторого колебания. Сквозь дизельный грохот слышу шёпот Захарыча: «Не давай, не вернёт». Да ну? — сомневаюсь я в таком гипотетическом свинстве, и всё же вручаю ему снятые с себя резервные болоньевые штаны.
         После успешной выгрузки на берег всех потерпевших (нас тогда чуть не разорвали сторожевые собаки и проч.) прошла неделя, вторая... вот и третья на излёте — штанов всё нет. Не вернули.
         Захарыч тогда с удовольствием подтрунивал надо мной. Ещё бы: я такой большой, а дурак дураком. Мне тоже весело, и это не удивительно. Сообщаю нормальным людям по секрету: нам всегда весело, вот так! И только после того, как в проблему вник некий местный «авторитет», мне всё же вернули мои штаны с извинениями, через "третьих" лиц. Просто привезли и оставили, когда меня не было на нашем дебаркадере.
        Они выглядели так, как будто в них происходил чемпионат городской свалки по совокуплению. А может в них нерестились все виды речных беспозвоночных?  Ихтиологи молчат. Да и я пребываю в некоем недоумении. Смотрю на последних чаек, жду ледостава. Приключения продолжаются, господа.



         весна — лето 2016

   
* Б.Г. - Борис Гребенщиков.