Отшельники не играют в командные игры.
Они в одиночку сушат мексиканскую текилу.
Они в сотый раз смотрят Титаник с Ди
До тех пор, пока не сведет скулы и икры.
Жуют лимоны, найдя альтернативу клину.
Звонок в двери. Добро пожаловать, ньйуу соседи.
Ночь на порог – а в стопке сухой сушняк.
Опрокинул месяц на улицу сумрачный мрак.
На Ивановне с пятого варятся термобигуди.
С тех самых пор, когда ей завязали бантики
Она стала собирать марки, значки, фантики.
Выдавая за антиквариат горы хламолабуды.
«Физкульт-привет!» - щурясь, тявкает Григорыч
Сквозь сгнившую при жизни ротовую полость.
Достает какое-то мутное пойло, говоря: «Магарыч»
И нахрапом ломится в дверь, мол, посторонись.
В детстве часто роняли его на честь и на робость
Да и на все, судя по всему, чего только не коснись.
Вся честная, к слову, компания разом с Сашкой
(На все руки мастером, карманным гангстером)
Вломились в апартаменты мои однокомнатные.
Дискредитируя стены панельные, холостяцкие покои,
Взялись за работу планомерную – наводить погром.
А утром помниться смотрел на них, чуя – опасные.
И тут началось – обои свернулись туго, по-ватмански
Стены от дрожи завыли тоскливо голодным волком
Марья Ивановна, девочка некогда, по-приятельски
Бросила нижнее кверху, точно на люстру под потолком.
Шумно бранил Сашка деда, обнаружив драный карман
«Да я смотрю, батенька, вы – вор! Алкаш! Вы – наркоман!»
Завязалась такое…. Завязалось сякое… стыд и срам.
Петух утренний с деревни прибежал разглядеть кто там?
Пока добежал – устал, открыл двери – на пороге упал.
На столе блины стоят, пыхтит и кряхтит медный самовар
Отшельники развернулись и со спины: «Тебя кто звал?»
Петух огляделся вокруг, вдыхая утренний перегар.
«Ку-ка-ре-ку! Ку-ка…!
Не долго Петя мучился,
Мигом охмелел и упал
Долго-долго лежал.
Потом проснулся
И увидел не петух он,
а навар»