Слезами пожар туши, полыхающий где-то в груди.
Пей горькую, пой в глуши на Луну, убегай, не зная, что впереди.
Как иначе почувствовать жизнь кончиком языка,
Если не целовать меня? Если в руке – не рука,
А билет, точку ставящий, жирный крест,
Семерка или валет, дорогу пророчит и, конечно же, дальше, из этих мест.
Только знай, они запомнят, как расширяются зрачки,
Как в полночь от нашего смеха молчат все сверчки.
Как руки дрожат, наливая в гитару жизнь,
А мимо – вино, и попробуй ведь откажись.
А мимо – планеты и корабли держат курс по ветру, как нос,
Точь-в-точь туда, где твой голос как звон меча и запах моих волос,
И в груди созрел пульс неровный, сквозь ребра уже пророс,
Лозой вьется вдоль тела, срастаясь с дыханьем неровным, шершавым
Языком как лезвием по шее, коже, нервам, почти уже ржавым.
Только дальше ведет билет, длинною в век,
И уехал червовый валет, и пожар вместе с ним, и закончен бег,
Поезд тронулся, сломан лед, и сыгран отбой,
И Луна еще не взошла, но уже хоть вой,
До нескорого, отчасти умерший, и порою живой.