Стоступенчатый дом драмы вновь окутал мрак,
Только он, что с маскою в руках, один остался.
Он сидит и думает, что всё теперь не так,
Ближним коль не занимать свирепости у Марса,
Ведь ему всегда казалось, что он обделён
Всем и вся на этом грязном, вздорном свете,
А носить он должен пурпур, а не грубый лён,
И ему противна медная монета!
Да, монета, за которую всё продаётся,
Но, страшней всего, которой у него и нет.
Эти мысли крайне мне напоминают солнце,
Ведь слепИт порою истина, как яркий свет...
Так и он был ослеплён своим несчастьем,
И за ним не видел совершенно ничего
Он, сидевший ночью с комедийной маской,
Так мечтавший, чтобы стало в жизни вновь светло,
Утро наступает, с ним же отступает тьма.
Вновь снисходит, как хотел он, милость Гелиоса!
Над амфитеатром снова будет зарев стяг,
Только благодарность он затем забудет просто.