Пишу, как дышу, а когда не пишу, задыхаюсь,
из белых полей всё струится весенний туман,
там слог обнажив, со строкой, как с женой обнимаюсь,
а тем ли грешу, что за словом не лезу в карман…
Лихие деньки, может взять хоть один на поруки,
изрезать и сшить, залатать, прострочить поперёк;
за что ты, Любовь, тех двоих обрекаешь на муки,
за что же меня, мне, увы, всё никак невдомёк…
А мёд на губах, а на небе такая погибель,
то танго ворон под летящий срезающий ритм,
то вальс одиночества, чья-то святая обитель,
где вечно душа, как свеча над иконкой горит…
Молитв не учил, поступал по велению свыше,
и друга поил, а подругу купал в молоке;
когда приходили голодными в домик мой мыши,
им сыр выносил от души своей в левой руке…
И спорил со Смертью, она заходила под вечер
в промокшем плаще, ей давал посидеть у огня
да нежно массировал уставшие старые плечи,
пускай же уснёт хоть на час и отпустит меня…
Пожить, погулять, надышаться, напеться, напиться,
трамвай пропустить или даже последний вагон;
и встретиться с кем-то, в кого-то безумно влюбиться,
нажать на педаль и с судьбой на запретный обгон…
Стоит постовой, вдруг в лице поменялся, бедняга,
я мимо лечу подгоняемый ангелом в рай;
эй, чёрт, не дури! Тьфу-ты, это всего лишь дворняга,
звучит за спиной на прощанье её громкий лай…
Дышу, как пишу, а когда не дышу, то забвенье,
потеря сознания, мгла или небытие;
но стоит вдохнуть, как из сердца сочится творение
бежит от окна по дорожке к зелёной луне…