Р А С С К А З
Д В О Е
У стены больничного корпуса, сидя на недавно просохшей после окраски скамье, вели беседу седой, длинноволосый старик и юноша. Оба были почти одного роста и очень худы. Оба - с тонкими чертами лица.
Что-то меня тянуло к ним. И, доверившись своим эмоциям, я осторожно встал за угол корпуса, наблюдая за их общением. Впрочем, моя осторожность была, наверное, лишней. Они так самозабвенно беседовали, что, если бы я встал почти рядом с ними, то, скорее всего, остался бы незамеченным, или же вряд ли бы они меня стали прогонять - настолько были увлечены общением.
Мне хотелось бы вам об их разговоре рассказать.
Вам может показаться, что я что-то придумал, нафантазировал. Что ж… Может быть, вы окажитесь правы, думая так. Но может и - нет… Но к делу!
Вот что мне довелось услышать:
- Ну что же вы на меня так смотрите, молодой человек?.. Ну да - конечно же вы любуетесь сейчас моей стариковской сединой. Вам, должно быть, кажется, что я - герой, судя по количеству моих морщин, шрамов и прожитых мною лет!.. Уверяю Вас, то, что я дожил до своих лет - увы, не подвиг, а лишь данность моего положения, или, так сказать - ситуации. А об этом Вы и не задумались, верно?
Старик наморщил и без того дрожащее искаженное морщинами, а может быть - одухотворенное лицо, и, пристально посмотрел в глаза пареньку.
- Да …ну… ведь нет. Я так и …не думал - смутился тот, ведь на самом деле он как раз так и подумал, - Честное слово… у Вас просто такие… глаза - очень живые!… Ну такие, будто бы вся печаль мира проходит через Вашу душу. А душа - она у Вас - вся - в глазах и есть… Вы не поверите!..
Старик тяжело и одновременно радостно вздохнул. Да, бывает - и такое. Ему, конечно же было очень приятно и, в то же время, грустно это услышать. В душе его оборвалось или наоборот - взмыло что-то подобное вихрю и ему - захотелось невпопад ( а, может быть, напротив - к месту) воскликнуть что-то вроде: «О, Терек бурный, неужель и ты преобразил свой гордый бег!..»
Но старик тот час же сжал себя в кулак и - виду не подал. Лишь горьковато усмехнулся - с тайной отеческой гордостью и нежностью («Заметил ли это чудесный паренек за стариковской-то усмешкой?») тихо сказал:
- Да вы, дорогой мой собеседник, я так чувствую - поэт?..
- Ну, да!.. Как это вы догадались? - удивился поэт-собеседник.
- Не притворяйтесь… Вы просто настолько хотели, чтоб я об этом догадался, что мне ничего, собственно, и не оставалось, как сделать это. Да к тому же - вы этим самым сделаете старику - приятное… Ну, не будем об этом… Вы лучше прочтите-ка мне что-нибудь из ваших стихотворений. - последнее он пробормотал почти умоляюще.
- В правду? - совсем по-детски удивился паренек и после небольшой паузы, набрав воздуха в легкие, сказал - «Ну, ладно!» и, робея, сбиваясь, тот час же начал бормотать, словно себе одному под нос что-то…
Но, через некоторое время в нем, словно что-то прорвалось, глаза его вспыхнули, голос набрал полноту и силу и из уст молодого поэта полились стихи.
И к старику пришло видение: он забылся и почти реально представил себя этим пареньком, увидел перед собой серые, пронзительные глаза, словно бы погруженные в болезненность морщин, острый, чуть с горбинкой нос, на вытянутом худом лице и такие прекрасно-седые растрепавшиеся на ветру длинные волосы, охватывающие голову пожилого, многое повидавшего в этой жизни, человека, которому он (чудо-то какое!) читает свои стихи…Бог мой! Куда пропало смущение!.. В душе такое чувство, будто этот человек не мимолетный собеседник, а - давний, верный друг!.. Почему же человек этот (с такими глазами!) попросил меня читать вслух?.. Ведь он, я уверен в том, все мои стихи в глазах моих сразу же угадал, почувствовал!..
Старику, в его-то годы было чуждо самолюбование, он лишь, словно откровение - ощутил себя в образе своего юного собеседника…
Словно бы открыл для себя нечто новое и столь приятное!.. Еще недавно ему казалось, что уже Бог весть когда, он перестал себе удивляться. Но сегодня, сейчас, он словно бы вновь родился и «не удивляться в такой момент… Ну уж довольно! Кто такое сумеет!?..
И после некоторых раздумий он понял, что ему не хотелось критиковать молодого поэта и человека!.. К сожалению, не всех современных молодых людей позволяешь себе называть - человеками…» - думал он - «Да, что за слово-то такое - позволяешь!.. Ты, любезный мой, стал уж путаться в словах…»
Так думал пожилой человек, и в душе - сам сочинитель и романтик и в то же время внимательно вслушивался в звучание стихов. А молодой его собеседник дочитал свою маленькую поэму и с живым интересом уже ждал дружеской критики…
Старик рассеянно потеребил очки (хотя ему очень хотелось их снять и вышвырнуть подальше) и, заставляя себя на некоторое время стать педагогом, произнес:
- Юный мой друг… Я благодарен вам за то, что вы приоткрыли мне ту часть души вашей, в которую не всякого пустишь… Я хочу вам сказать - ваши стихи - не «пустышка!»… Я чувствую в них жизнь, искренность, молодость… Но… понимаете ли… - нельзя ограничиваться только этим. Не обижайтесь, но … у меня возникло впечатление, что вы немного слишком радуетесь своей одаренностью и, поэтому, как бы это сказать… уноситесь за некими, бесспорно красивыми, эээ… привлекательными словами. Но забываете порою про форму, смысл, целостность стихотворения. А вот это - нехорошо. М-да… это плохо! Вы - поэт. Вы - бесспорно - поэт!.. А поэты - личности тонкие и чувствительные - стихи у них очень тесно связаны с жизнью. Поэтому я делаю вывод - жизнь ваша, словно круговорот, насыщенна, но несколько хаотична, как и ваши стихи. Поверьте… Я говорю, зная о чем говорю… Знаете ли - в молодости я ведь и сам… грешил этим! И даже делал на этом поприще некоторые успехи. М-да - писал!.. писал. Поэтому, могу вас в чем-то понять… Только не подумайте, что я это ради хвастовства говорю… Вы безусловно - талантливы, а я всего лишь ваш сегодняшний, так сказать, собеседник. И позволяю себе некоторую критику лишь в силу моего уважения к вам. Неинтересного человека ведь и критиковать не будешь, потому что он неинтересен… А вы, друг мой, весьма интересны мне. М-да…
Пожилой человек внутренне с облегчением вздохнул - тяжеловато было решиться проживать роль педагога. Шутка ли? Уж без малого - под восемьдесят… Но надо было отблагодарить этого юношу, за то, что смог он перевернуть стариковскую душу! - Да - он сейчас вспыхнет, потом побледнеет. Такие молодые люди очень тяжело переносят даже дружескую критику… Но как раз поэтому, именно им она очень и нужна.
Так подумав, пожилой человек и педагог продолжил:
- Читайте Пушкина, много читайте. Живите этим! В произведениях Александра Сергеевича что ни строка - крылатая фраза!.. Фета, Бунина, Майкова….. попробуйте почитать… Э-э… - прожить. Да что там… Вы просто должны это читать! А вот к Пастернаку вам, мне так думается, стоит относиться поосторожней. Он, конечно, умел писать, но вы то - пока только учитесь, поэтому, учась у Пастернака, можете несколько запутаться… А кто вас будет распутывать? Скажите на милость.
Ну, впрочем, забудьте все, что я вам сказал. Прежде всего - доверяйте себе самому - интуиции своей… М-да..! Что-то я слишком разболтался… Вам ведь - нелегко сейчас приходится. Впрочем, поверьте и мне - не так-то и просто!.. А?.. М-да..
Он говорил и очень радовался, что парень не замечает того, что язык не слушается старика…
А в голове его кружились воспоминания, фантазии… звук его (любимых и не очень) прозаических, стихотворных, философских, музыкальных произведений… Чехов и Тургенев, Пушкин и Блок, Сократ и Аристотель… и многие другие… Вот … вечно молодой Моцарт, вложивший всю свою чуткую душу в музыку…
О, как любил он этого композитора… Как, порой: ненавидел, презирал себя за возникавшую зависть - «мол, мне-то такого не дано!» Мол «я-то всего лишь слушатель, а не Творец». Впрочем - «Пусть один гениально играет на флейте, но еще гениальнее слушали Вы!» И как все ровнее и тоньше в нем - сейчас… А ненависти к себе ведь уже - нет, да и зависть исчезла… ведь «еще гениальнее слушали Вы», как «Моцарт на старенькой скрипке играет!», не выбирая себе отечества, как, впрочем, и все одухотворенные научившиеся ценить пространство жизни люди - и творцы и слушатели… Как же был прав Булат Окуджава, который и сам «просто играл всю жизнь и пел!»
И многие, и многие - вся жизнь перед глазами. Боже! Словно бы - вся жизнь!
А еще вспомнилось и представилось, как однажды, будучи молодым, он беседовал сам с собой. И суть беседы сводилась к тому, что, как это так получается - ему все время кажется, что отраженный в зеркале, живущий в зазеркальи, знает все его мысли. Но главное - ему пару раз показалось, что друг из зазеркалья ответил ему на вопрос, даже и не пошевельнув губами, «Ничего, повзрослеешь, тоже научишься читать мысли своих близких и друзей».
Боже мой! Как этот парень, стоящий передо мной сейчас, похож на меня, того - прежнего. Вот тебе и тайны зазеркалья. Мы чувствуем мысли!
- Извините! - вывел его из оцепенения юный голос - вы уже пару минут молчите и смотрите на меня, будто бы и сквозь меня. Вы ведь думали, верно? Я решил Вам не мешать. Но вот не удержался.
- Нет, нет, это Вы меня извините - смутился старик - я, право, иногда делаю такие вещи, которых не ожидаю от себя! Очень странные вещи. (Сам за доли секунды успел подумать и о следующем: Жизнь перед глазами! А я еще в состоянии в такой момент что-то говорить!) жизнь, может больше, чем жизнь - ведь он не один сейчас, и стены его тесной комнатки не могут ему уже напомнить, что он лишний в этом мире, творимом не его, да, не его поколением.
Хотелось восторженно воскликнуть - «Мой друг, если б Вы знали, что Вы со мной сделали!» Но, глядя в глаза пареньку, он чувствовал, что и в юной душе поэта творится что-то похожее. В душе паренька тоже все кружилось и пело - и детство, от самого момента рождения и де….., и школа, и нынешние времена превратились в его душе в калейдоскоп красок и звуков и чувствований.
Старик думал - «Вы, мой юный друг, дали мне понять, что я не балласт какой-нибудь в этой жизни! Что я здесь, сейчас кому-то нужен. А значит - я жив! Значит - я человек! - Как это гордо и … просто звучит!
А юный поэт думал в это же время:
- Как много мне даете Вы, пожилой седовласый волшебник! Вы помогли мне понять, что я достоин Вашего внимания, как поэт и человек. И наша разница в годах и возрастах - этому не помеха. Я - поэт и человек! Как это гордо и… просто!
Они почувствовали и дополнили друг друга. Но надо было что-то сказать вслух и пожилой человек сделал это первым. С отеческой нежностью, чуть суховато сказав:
- Спасибо Вам, дорогой, Вы напомнили мне, глупцу, да да, не улыбайтесь смущенно… - Вы помогли мне понять, что я не выжил из ума, а возможно даже - совсем наоборот!
Молодой поэт, оробевший и счастливый, пробормотал: «И Вы мне многое помогли понять. И Вы!»
- А я-то как Вам мог помочь?
- Очень просто! Мы, друг мой, - не безразличны друг другу. Что может быть проще?
И помолодевший старик… нет - человек наконец-то снял «эти проклятые очки», подслеповато щурясь в глаза повзрослевшему юному поэту и человеку.
И в эти минуты этим двоим не надо уже было что-то видеть. Им достаточно было просто чувствовать себя в удивительной связи друг с другом и всем окружающим их миром!
Спасибо и вам, что нашли в себе силы присоединиться к ним.