Не будет ни дали морской, ни дна, ни синей как сон воды:
Поднявшись над крышей, придёт волна — и смоет мои следы.
Падёт Карфаген — и Царьград падёт. Мне нечего здесь беречь.
Титаник, расквасивший нос об лёд, и крысы, что чуют течь,
Могли бы сказать мне — о да, могли б! — но я не услышу SOS
И рухну на скалы бетонных плит, как только растает воск:
Икар бы гордился, Дедал страдал, наверно — смеялся б Зевс,
Мол, падают в плиты бетонных скал, а целились в синь небес,
И гонору было — как комарья в лесу предзакатном...Жуть.
Леса умирают. Кровят моря. Спасётся ли кто-нибудь?
Наточены пики и топоры, в забралах клубится мгла.
Мы все оседлаем свои костры — и все прогорим дотла.
Устойчива к пламени только боль (и рукописи ещё).
...Мой город накроет большой волной на сорок-какой-то счёт,
Мой город утонет в большой волне — не справится кнопка "стоп",
Но если слова не горят в огне, то выдержат и потоп.
В каюте запрусь своего жилья, подарит покой вода.
Но если слова — это тоже я,
То я
буду жить
всегда.