КНИГИ И ПРАВДА ЖИЗНИ В ПОЭМАХ В.Д.ФЁДОРОВА
«СЕДЬМОЕ НЕБО» И «ЖЕНИТЬБА ДОН-ЖУАНА»
(Кризис литературоцентризма: утрата идентичности и новые возможности»: Международный научный семинар. Красноярск, СФУ. 7 ноября 2013 г.)
Жизнь и творчество Василия Дмитриевича Фёдорова (1918-1984) пришлось на советский период русской истории. Уже один этот факт позволяет говорить о литературоцентричном сознании писателя и благоговейном отношении к книге. В.Д. Фёдоров был девятым ребёнком в семье Дмитрия Харитоновича и Ульяны Наумовны Федоровых, уроженцев деревни Марьевка Судженского уезда Томской губернии, читать научился ещё до школы. В автобиографическом эссе «О себе и близких» (1973) поэт писал: «Братьям же, Андрею и Петру, я обязан ранним знакомством с настоящей литературой: с Пушкиным, Лермонтовым, Байроном, Купером, Лонгфелло. Ставшие комсомольскими, а затем партийными работниками, призванными в города, они торопились восполнить недостаток образования, особенно Петр. Если в разговоре с ними какой-нибудь эрудит называл неизвестного им писателя или поэта, они по-крестьянски старались не подать вида, что не знают их, зато в тот же вечер шли в библиотеку. В отпуск братья приезжали с тюками разнообразных книг, которые потом оседали в нашем доме» [4, с. 33].
В поэме В.Д. Фёдорова «Седьмое небо» (1959-1967) авторитет художественной литературы как хранительницы духовно-нравственных основ жизни непререкаем: «Студентами, / Стремясь к геройскому, / Чужую мудрость жадно пьём. / По Пушкину, / По Маяковскому, / По Циолковскому живём» [5, с. 26-27]. В иронической поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» (1973-1977) необходимость книг-воспитателей внутреннего мира читателя, существование книг-учителей жизни автором не отрицается. В финале поэмы названы значимые для читателей советской эпохи книги: «Мы мужеству учились на «Разгроме», / На том пути, «Как закалялась сталь» [5, с. 332].
Читательский опыт В.Д. Фёдорова отразился в автобиографической поэме «Седьмое небо». Главный герой фёдоровского романа в стихах Василий Горин не только курсант аэроклуба, позднее техник Иркутского авиационного завода, но и читатель. Свою возлюбленную Марьяну, курсантку сибирского аэроклуба второй половины 1930-х годов, он прозвал Аэлитой. Автор «Седьмого неба» пояснил читателям поэмы, что имя литературной героини из одноимённой повести А. Н. Толстого «Аэлита» (1937) «привилось» в жизни. Среди писательских авторитетов, знатоков «высшей Правды», названы в поэме «Седьмое небо» «суровый Дант», Шекспир. Упомянуты шекспировские герои - Лир, Макбет, Гамлет. Короля Лира напоминает Василию Горину режиссёр самодеятельного театра в Иркутске. С образом Гамлета ассоциации значительно масштабнее: «Но жив народ – извечный Гамлет. / Быть или не быть? / Подай ответ».
Сравнение народа с героем знаменитой трагедии Шекспира связано с осмыслением в поэме В.Д. Фёдорова «Седьмое небо» трагической судьбы народа, находившегося в ситуации экзистенциального выбора в разные периоды советской истории: гражданская война, политические репрессии 1930-х годов, Великая Отечественная война на фронте и в тылу, трудности послевоенного времени. Народ в годы революций, политических репрессий, Великой Отечественной войны вынужден был решать гамлетовский вопрос. Поэма В.Д. Фёдорова «Седьмое небо» – одно из лучших поэтических произведений, отразивших эпоху политических репрессий 1930-1940-х годов, наряду с «Реквиемом» (1935-1940) А.А. Ахматовой, поэмами «За далью – даль» (1950-1960), «По праву памяти» (1967-1969) А.Т. Твардовского. Работа над поэмой «Седьмое небо» совпала с периодом реабилитации несправедливо осуждённых в период сталинского тоталитарного режима. Рассказать о бескорыстном служении Родине, народу многих людей, ставших жертвами несправедливых политических репрессий, – было одной из важных задач создателя поэмы «Седьмое небо» (1959-1967).
Роль искусства в жизни человека в «Седьмом небе» не главная тема поэмы. Напротив, там есть пример вмешательства жизни в художественное произведение. В самодеятельном театре в Иркутске в конце 1930-х годов ставят спектакль «Горе от ума». Роли Чацкого и Софьи играют Василий и Дина. После утраты вышедшей замуж возлюбленной Марьяны Василий Горин так входит в роль Чацкого, в «чужую любовь», что происходит необычное:
Своя печаль была обычна:
Без слов любил,
Без слов страдал.
А здесь я Чацкого играл.
А здесь я милую карал
Своею дикцией трагичной.
Не говорил —
Спускал курки,
Испепелял высоким жженьем.
И Софья, пьесе вопреки,
Ко мне метнулась
С утешеньем...
Кардинальную корректировку судеб героев пьесы А.С. Грибоедова «Горе от ума» зрители спектакля (они же одновременно и читатели книги, включенной школьную программу) принимают с восторгом:
Зал
Ликовал.
Лишь режиссер,
Как бог в своей первейшей драме,
Во гневе длань свою простёр
И, осудив,
Расстался с нами.
Шёл снег.
Настроенные грустно,
Мы по задворкам и задам
Из рая вечного искусства
Брели, как Ева и Адам.
Отсылки читателей поэмы В.Д. Фёдорова «Седьмое небо» к библейским и литературным сюжетам и персонажам являются свидетельством значимости книги для советского народа. Книга, как носитель и хранитель нравственного идеала, выполняет миссионерскую функцию: объединяет народ вокруг высших духовных ценностей. Однако читатель книг из народной среды способен порой не принять авторский замысел. Главный герой поэмы Василий Горин свой поиск истины ведёт не только по художественным книгам.
По воспоминаниям Б.В. Иванова, который в 1971 году слушал поэму в авторском исполнении, В.Д. Фёдоров сказал слушателям: «Ну, вот и всё. Главную свою работу завершил» [2, с. 155]. Думается, что в определение «главная работа» поэт вложил надежду на то, что поэма «Седьмое небо» станет полезной книгой для будущих читателей.
Последняя эпическая поэма В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» завершается надеждой автора на то, что его книга станет нужной читателю:
И если бы
При виде тяжких мук
Обиженному другу верный друг
Сказал однажды, поздно или рано:
— Из многих книг, а их хоть пруд пруди,
Ты книгу, если есть она, найди
И перечти «Женитьбу Дон-Жуана»! —
Тогда б я и за гробом верил страстно,
Что жизнь свою
Потратил не напрасно!
Поэмы В.Д. Фёдорова «Седьмое небо» и «Женитьба Дон Жуана» были высоко оценены критикой 1970-1980-х годов. Автор эпических поэм в 1968 г. стал Лауреатом Государственной премии РСФСР, а в 1979 г. Лауреатом Государственной премии СССР. Критики М. Числов, Ю.Л. Прокушев и др. отметили правдивость и философичность поэтической дилогии В.Д. Фёдорова: «точно следует правде жизни» (М. Числов), «каждая из семи её иронических песен-глав – музыка правды, музыка жизни» (Ю.Прокушев). Эту мысль поддерживает и Л.В. Полякова. Литературовед отмечает, что «Женитьба Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова – «бесспорно крупное явление литературной жизни наших дней», в котором «максимально использованы возможности поэмного жанра. Драма и фарс, миф и детектив, сатира и трагедия, романс и тюремная песня, свадебный обряд и публицистика, лёгкая мелодрама и истинно великие страсти, дидактика и философские этюды, сцены жизни авиационного завода, заботы тёщи, смерть, бесшабашная бравада беспечной молодостью, рождение сына и вместе с ним нового героя – всё связано диалектическим взаимопроникновением, создаёт художественную иллюзию достоверности, доподлинности, реалистичности» [3, с. 204].
Л.В. Полякова убедительно обозначила байроновско-пушкинскую традицию в поэме: «Фёдоров более всего, думаю, приближает свою поэму к байроновскому «Дон-Жуану». Она построена по тому же принципу «эпической» поэмы, как определял своё произведение Байрон, по принципу романа в стихах, где бытовая тема становится основой создания социально-философских обобщений, а обращение к легендарному герою – способом раскрытия злободневных проблем современности». Ценными являются следующие наблюдения исследователя: «Как и Байрон, Фёдоров не следует литературной и мифологической традиции, смело порывает с ней: в поэме не только Жуан преследует женщин, но и они его. Имя фёдоровской героини Аделаиды, спасительницы Дон-Жуана, сходно с байроновской Аделиной, вздумавшей «спасти» его, «безотлагательно женить». Байрон собирался женить своего соблазнителя, у него же появился и мотив чадолюбия Дон-Жуана, спасшего ребёнка»[3, с. 202]. Заметим, что поэма В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» не была включена в книгу: Дон Жуан русский: Антология / Сост., предисл. и примеч. А.В. Парина. М.: «Аграф», 2000. – 576 с. Составитель, вероятно, опасался, что соседство иронической поэмы В.Д. Фёдорова с современной иронической комедией Л.А. Корсунского «Женитьба Дон-Жуана» развеет у читателя мнение об оригинальности замысла произведения Л.А. Корсунского, пьесу которого смело можно отнести к массовой и коммерческой литературе.
В поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» размышления о роли литературы в жизни человека являются первостепенными. В самом начале поэмы «Женитьба Дон-Жуана» заявлено:
Все мы цитатчики,
Все мы богаты
Не на свои слова,
А на цитаты.
Уже при описании главных героев, Наташи и Жуана, активно использованы цитаты. В обрисовке Наташей Кузьминой процитирована строка из стихотворения А.С. Пушкина «19 октября» («Служенье муз не терпит суеты…»):
Мне Пушкин по душе,
Сказавший здраво:
«Прекрасное должно быть величаво».
При обозначении судьбы Жуана использована неточная цитата из «Писанья»: «От больших знаний / Большее страданье». В Ветхом Завете, в Книге Екклесиаста или Проповедника, сказано: «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (гл.1, 18). В пятой главе-песне при описании жизни Жуана в тюрьме на помощь автору приходит строка из трагедии В. Шекспира «Ромео и Джульетта»:
И не было печальнее на свете,
Чем были для него
Минуты эти.
Окультуренное мышление автора-творца поэмы выдаёт в нём внимательного читателя книг, знатока «мировой культуры», литературных «бродячих сюжетов». Он знает, как Дон-Жуан «соблазнял по Мольеру», как его «по Байрону – в серале наложницы султана соблазняли».
Чужое слово представлено эпиграфами в каждой из семи песен иронической поэмы В.Д. Фёдорова. Четыре эпиграфа – это цитаты из художественных произведений: Байрон Г.Д. «Дон-Жуан» (1818-1824), Пушкин А.С. «Каменный гость» (1830), Лермонтов М.Ю. «Ребёнка милого рожденье…» (1839), Есенин С.А. «Может, поздно, может, слишком рано» (1925). Чужое слово Байрона, Пушкина, Лермонтова, Есенина выступает у В. Д. Фёдорова в позиции «чужое как своё», определяя читательские приоритеты автора поэмы.
Эпиграфами ко второй и пятой песни стали русские пословицы. Эпиграф к первой песне «У Бога мёртвых нет» обозначен как «древняя мудрость». Он относит читателя к Библии, в частности, к Евангелию от Луки: «Бог же не есть Бог мёртвых, но живых, ибо у Него все живы» (ЛК: 20, 38). Эта мысль была зафиксирована в догмате «Символ Веры», а в русской поэзии прозвучала в стихотворении Н.И. Гнедича «У Бога мертвых нет» (1819):
Сменяйтесь времена, катитесь в вечность, годы,
Но некогда весна бессменная придет.
Жив Бог! Жива душа! И, царь земной природы,
Воскреснет человек: у Бога мертвых нет!
При выборе эпиграфов в один ряд со словом Священного Писания и народной словесной мудрости поставлено авторитетное художественное слово, что подтверждает ценностную значимость художественных книг. Вслед за Д.Г. Байроном и А. С. Пушкиным В.Д. Фёдоров в поэме «Женитьба Дон-Жуана» талантливо продолжил разговор об опасностях и пользе книг в жизни человека. Отметим, что в отличие от Василия Горина из поэмы «Седьмое небо» фёдоровский Жуан не выступает в роли читателя книг, правда, он сочиняет и поёт романсы и песни. Заметим, что Дон Жуан Д.Г. Байрона художественных книг не читает и стихов дамам не пишет.
Жуан имел поверхностное знанье
Литературы – и учёных жён
Экзаменом, похожим на дознанье
Был крайне озадачен и смущён.
Предметом изученья и вниманья
Войну, любовь и танцы выбрал он…. [1, с. 609-610].
Недоверие байроновского Дон-Жуана к литературе объяснено следующим образом:
Познав людей, он ясно понимал,
Что трезво их никто не описал.
Дружбы с псевдописателями (их «десятки сотен») байроновский Дон-Жуан не заводит, так как трезво осознаёт:
«Великих литераторов» сейчас
Любой журнальчик расплодил у нас.
Раз в десять лет «великие поэты»,
Как чемпионы в уличном бою
Доказывают мнительному свету
Сомнительную избранность свою…
Байроновский Жуан не доверяет таким книгам. Автор-повествователь в иронической поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» знает, что «жизнь старше книг», но этого не знает его героиня. Ученье жизни по книгам вредит красавице Наташе Кузьминой:
Ей слово клятвы —
Не словесный хлам,
Она была хозяйкою словам,
В них голос сердца был и голос крови.
Её учил учитель и поэт,
Что если слова нет, то жизни нет,
Всё в этом мире держится на слове.
Полное доверие к художественным произведениям о благородных героях мешает наивной Наташе увидеть, что объект её первой любви, Вадим Гордеев, лишён благородства литературных персонажей. Начитанность приводит героиню к глупым поступкам и ироничной авторской оценке:
Иные скажут: “Цельная натура”.
Натура — да,
Но дура, дура, дура!
Как и пушкинские героини (вспомним Марью Гавриловну из «Метели»), Наташа примеряет на себя модель поведения книжных героев, не ощущая несовпадение книжной и жизненной ситуации. Такое «книжное» поведение героини получает отрицательную авторскую оценку:
Обидно зло,
Обидней во сто крат
Любовь и благородство невпопад,
Самовнушённые по школьным книгам,
Меж тем, когда читаем книги мы,
То лишь щекочем слабые умы
Мечтаньями великих о великом,
Иначе бы — Толстого прочитал,
Так сразу бы
Философом и стал.
В интервью газете «Советская культура» от 13 ноября 1979 года В.Д. Фёдоров так прокомментировал судьбу Наташи Кузьминой: «Её школьная клятва Вадиму, по существу, клятва всему возвышенному, воспринятому из литературы — из Пушкина, из Лермонтова, из Байрона. Знай она, что её Жуан — тот самый, воспетый этими великими поэтами, она не поступила бы так опрометчиво. Она, как и многие, оказалась нравственно недоучившейся, что и привело её к трагическому финалу».
Упоминание имён Франчески и Паола, Тамары и Демона, Марии Магдалины и Христа подсвечивают историю Наташи Кузьминой. В «Божественной комедии» Данте подчёркнута искусительная роль книги в сближении Франчески и Паола («Ад», песнь V): Франческа признается, что «повесть победила нас», чтение «сладостного рассказа» о Ланчелоте подтолкнуло героев к поцелую. Л.В. Полякова справедливо замечает, что «в судьбе Наташи мы узнаём судьбу Тамары, смерть которой принёс горячо любящий Демон. В описании заболевания Наташи и самочувствия Тамары перед гибелью есть сходные интонации» [3, с. 204].
В четвёртой песне «Женитьбы Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова герою «бродячего сюжета» ставится в вину, что он сам «породил Вадима, собравшего в себе твоё хламьё». Сибирский вариант Дон-Жуана ХХ века оказывается сниженной пародией литературных героев Г.Д. Байрона и А.С. Пушкина. Речь автора в защиту своего героя-друга на суде обращена к читателю, которого он предупреждает, что не надо судить о жизни и людях «книжно»:
Историю, когда она подвижна,
Судить не надо
Запоздало книжно.
Мы к новому
С поспешностью возможной
Всегда подоспеваем с меркой прошлой…
«Бродячие» сюжеты в ХХ веке существенно скорректированы. В третьей главе-песне рассуждение о сводничестве Поэта и Музы завершается сопоставлением сюжета фёдоровской поэмы с сюжетом «Фауста» И.В. Гёте:
Так Мефистофель, дьявол знаменитый,
Свел Фауста
С невинной Маргаритой.
А мы, наоборот,
Жуану в милость
Подсунули коварную невинность.
В первой песне фёдоровский Жуан сравнивается с Онегиным. Оба литературных героя попали в сходную ситуацию. Инженер-конструктор на сибирском авиазаводе Жуан благородно отказывает влюблённой в него Аделаиде:
– Вы хороши… Я недостоин Вас!.. –
И прочее.. Ну, словом, как Онегин…
В обрисовке главного героя поэмы автор-повествователь прибегает к поиску литературных прототипов. Среди литературных прототипов фёдоровского Жуана не только Дон-Жуаны Байрона, Мольера, Пушкина, Есенина, но Гамлет и Онегин. Сопоставление с ними высвечивает ещё один «бродячий» сюжет – сюжет утраты героем возлюбленной/жены. В финале поэмы В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» герой-вдовец вновь не женат.
Литературное мышление автора-творца иронической поэмы многообразно представлено. Например, в обрисовке эпизодических персонажей. Портрет сокамерника Жуана: «Худой и тонкокожий, лицом на Грибоедова похожий». В третьей главе-песне для оправданий запоя Жуана автор использует примеры из литературы, фрагментарно цитируя «Незнакомку» А.А. Блока:
Испанец обрусевший
Пил горькую, как истинный русак.
Припав к стакану, друг на скользком дне
Искал всё ту же
Истину в вине.
Правдивость литературного примера далее подтверждена автором примером из жизни:
Когда-то Герцен с болью признавался,
И здесь его признания важны,
Что долго после гибели жены
Он этому пороку предавался.
А между прочим, как и в песне нашей,
Его любимая
Звалась Наташей.
Правда книг подтверждена в «Женитьбе Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова живучестью литературных персонажей, их обнаружением в новом времени. Это не только два варианта образа Дон-Жуана: Жуан и его пародийный двойник Вадим. Образ Марфы Тимофеевны, матери Наташи и тёщи Жуана, подтверждает правдивость образа Матрёны Тимофеевны, запечатленной Н. А. Некрасовым в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Этот тип русской женщины, носительницы многовекового опыта народа, ещё не исчез из жизни в ХХ веке. В системе персонажей иронической поэмы В.Д. Фёдорова образы матери и дочери противопоставлены: Марфа Тимофеевна – носительница жизненного опыта и вековой народной мудрости, Наташа – носительница книжного багажа. У Марфы Тимофеевны есть не только женский, но и мужской литературный прототип – Шерлок Холмс. Как и знаменитый сыщик А. Конан Дойла, она лучше МУРа распутывает амурные дела Наташи и Вадима Гордеева.
Иногда автор-повествователь в поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» не конкретизирует героев художественных произведений, позволяя читателю выстроить их ряд, опираясь на свой читательский опыт:
Ведь на земле всё та же маята,
Хотя века над миром пролетели.
О, сколько женщин!
Как они глядели
В холодные речные омута!
Кроме отсылок к художественной литературе, культурное поле поэмы включает музыкально-песенный пласт. Это и знаменитая пионерская песня «Картошка», и любимая народом песня «Славное море – священный Байкал…», и солдатская строевая песня «Мы, как лётчики, как лётчики, крылаты». Большинство песен поёт главный герой иронической поэмы. В первой главе Жуан исполнил для автора-друга исповедальный романс «Обманутый в жизни / Судьбою зловещей…». Второй романс-серенаду «Радость, / Нежность / И тоска…» герой поэмы поёт на своей свадьбе для Наташи. Завершается он словами: «Я не скоро разберусь, в чём твоё очарование». В третьей главе, потрясённый внезапным уходом молодой жены, фёдоровский Жуан уже без гитары поёт романс «Моё сердце, молчи, / Как молчат в одинокой квартире…». В пятой главе в душе Жуана звучит тюремная песня «Долго ждать не могу, / Помани – прибегу…». В шестой главе Жуан, после героической борьбы с лесным пожаром, оказался запевалой строевой песни «Гей-гей, шевелите ногами, / Шагайте вперёд веселей…». В седьмой главе герой поёт колыбельную песню «Спи-засни, мой сыночек…».
Роль песен, которые исполняет главный герой поэмы, помогает автору дорисовать психологический портрет и показать внутреннее перерождение героя, простившего измену жены, благодарного Наташе за рождение сына. Текст сентиментальной тюремной песни возможно навеян стихотворением Э. Асадова «Я могу тебя долго ждать, / Долго-долго и верно-верно…» и ироническим к нему отношением автора и героя. В песне фёдоровского Дон-Жуана содержание асадовского текста вывернуто наизнанку, превращено в антипод.
Во второй главе-песне, уходя со свадьбы, автор-друг Жуана слышит всего одну строчку песни из виктролы: «О, Марианна!..» Комментарий к популярной песне поможет нам обозначить время, описанное в поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана». В 1957 г. в СССР вышел на экраны приключенческий фильм-спектакль «Дон Сезар де Базан», в котором много песен исполнили танцовщица Маритана и главный герой, попавший, как и Жуан, в тюрьму. Песни из фильма стали популярны, имя «Маритана» легко заменили на «Марианна». Этот факт позволяет нам понять, что события, изображённые в иронической поэме В.Д. Фёдорова, происходили не ранее конца 1950-х годов.
Среди вставных текстов можно назвать экспромт, сочинённый автором-повествователем в милиции и записанный дежурным милиционером «с голосом весёлым» не в протокол, а для себя:
Скажу,
Невзирая на лица,
Маяковский лжёт.
Моя милиция меня
Не бережёт!
Поэтическая импровизация отсылает к строчке В. В. Маяковского «Моя милиция меня бережёт» из поэмы «Хорошо!» (1927). Фёдоровский экспромт о милиции сегодня в интернет-изданиях употребляется как частотно цитируемые плакатные строки без соотнесения с произведением и автором.
В иронической поэме В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» образы сотрудников советской милиции представлены многообразно. Это весёлый и человечный дежурный милиционер. Это и начальник тюрьмы («бравый подполковник»), который увлекается «стихами» и соглашается оставить на стене камеры рисунок обнажённой «дамочки» в духе Ренуара «в пристойной позе / И с улыбкой кроткой». Это и начальник колонии, разрешивший заключённым спеть песню после тушения лесного пожара. Милиционерам, любителям поэзии, противопоставлены старший лейтенант с «праведным бесстрастьем», молодой следователь-стажёр, прокурор на суде, которые не вникают в «судьбы человечьи» и и не интересуются искусством. Можно сделать вывод, что образы милиционеров в «Женитьбе Дон-Жуана» вносят коррективы в безупречно-положительный образ советского милиционера «Дяди Стёпы» С.В. Михалкова и одновременно вступают в спор со сниженным образом милиционера в стихах Д. А. Пригова.
Среди известных советских писателей в поэме фигурируют А. Сурков, Н. Погодин. Когда автор в «Женитьбы Дон-Жуана» иронически замечает, что преступникам, с которыми находится Жуан в советской тюрьме, пригодился бы Погодин, то автор намекает не на знаменитую пьесу о В.И. Ленине «Человек с ружьём» (1937), а на агитационную комедию «Аристократы» (1934), в которой чекисты перевоспитывают уголовников на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Тема перерождения преступников в пьесе Н.Ф. Погодина получила облегчённое решение, стала на многие годы хрестоматийным примером «перевоспитательного» процесса. Ирония автора-повествователя «Женитьбы Дон-Жуана» связана с оценкой слабых возможностей идеологизированной советской литературы в деле перевоспитания масс, так как в конце 1950-х и в 1960-е годы в советских тюрьмах продолжают сидеть воры, мошенники и др. преступники.
В «Женитьбе Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова немало упоминаний деятелей изобразительного искусства: Рембранд ван Рейн с «Ночным дозором», И.К. Айвазовский с «Девятым валом», П.О. Ренуар, скульптор С.Т. Конёнков и др. Упоминание произведений словесного, музыкального, изобразительного, театрального искусства и их создателей направлено на осмысление роли искусства в жизни, проблем их взаимодействия. В поэме «Женитьба Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова примеров активного перетекания жизни в искусство не мало. Суд воспринимается автором-героем «драмтеатром», судебное заседание – «спектаклем»:
Суд — не игра,
А всё же, всё же, всё же
Пружины их невидимые схожи.
Хоть на суде поглубже скрыт азарт,
Зато в страстях не меньше интереса.
Почти весь ход судебного процесса
Напоминает чем-то драмтеатр,
Где впечатляет голой жизни фактор,
Где гениален
И бездарный автор.
Здесь каждую написанную роль
Диктует непридуманная боль,
Душою пережитая и плотью.
Вспомним у Д.Г. Байрона в «Дон-Жуане»: «Конечно, жизнь комедии сродни». Жизненные судьбы оказываются порой замысловатее и трагичнее выдуманных литературных судеб:
Я горько плачу...
Милые, доверьтесь.
Моим слезам над выдумкой моей.
Нет, выдумайте собственных детей,
Жените плохо, а потом и смейтесь!
Не до игры, сама игра порой,
Дойдя до слёз,
Не кажется игрой.
Жизнь перечеркнёт намеченные автором-творцом известные ему литературные схемы и направит его к изображению «правды жизни». Какой должна быть нужная читателю книга? Во второй песне Муза даёт установку творцу поэмы: «Вот и твори, на горькой правде зрея». Д.Г. Байрон в поэме «Дон-Жуан» неоднократно подчеркивал, что его книга правдива: «Мой стих правдив – и тем уже хорош», «Но муза неподкупна и вольна,/ Она с газетой дружбы не водила», «Открыто правду говорю я вам». В поэме Байрона главная установка автора - сказать правду, высветить Истину, даже если правдивость осложнит его жизнь:
Не скоро миру явится всему
Свет истины. Пока я принуждён
Смириться, пребывая в ожиданье;
Я с Истиной делю почёт изгнанья!
О правдивой художественной литературе байроновский повествователь рассуждает и в четырнадцатой песне «Дон-Жуана»:
Как помогли б правдивые романы
Познанью жизни, мира и людей!
Однако автор осознаёт ограниченность возможностей познать Истину даже гениальными писателями:
Ещё пытливость наша не сумела
Решить проблему вечности, и нам
Невнятна суть вещей ни здесь, ни там.
В третьей-главе песне «Женитьбы Дон-Жуана» В.Д. Фёдорова представлен сниженный образ поэта-пророка, который не становится для Наташи таким авторитетом, как Христос для «библейской Магдалины»:
А нынче у безбожного поэта
Такого всё же
Нет авторитета.
Авторитет автора-творца поэмы о новой судьбе русского Дон-Жуана возрастает по мере его постижения и приобщения к сути Творца. В начале поэмы В.Д. Фёдорова «Женитьба Дон-Жуана» были противопоставлены два образа: творящего «художника – полубога» и «Влюблённого – Бога». К концу поэмы не только герой Жуан, но и автор преображается, избавляется от излишней самоуверенности («судьба героя нам всегда видней»). Обращаясь к читателю поэмы в финальной песне, автор-повествователь прозревает и понимает суть замысла созданной им книги:
Но я писал без мысли, чтобы легче,
Нет, не Стихи, а Судьбы Человечьи
В мучительных исканиях путей,
В исканиях Любви — до понимания
Её, как высшего
В нас достоянья.
Противостояние жизни и искусства окончательно сняты в седьмой главе-песне. Рукопожатие автора-повествователя и Жуана завершается признанием «равенства и братства» героя и автора: герой «тащит» своего автора, а автор оживляет вечного героя в новом столетии. В.Д. Фёдоров во вступительной статье к своей итоговой книге «Поэмы» (1983) отметил: «У поэмы большая достоверность событий, особенно у поэмы характеров. Герои поэмы контролируют материал, принимают или не при¬нимают то, что предлагает поэт — и в смысле поступков, и в смысле их словесного выражения. <…> Работа над поэмой требует от поэта много, но и много дает. По существу, рабочий процесс над ней – это про¬цесс познания жизни» [5, с. 6]. Культурный багаж помогает автору поэм «Седьмое небо» и «Женитьба Дон-Жуана» постичь внутренние законы человеческих взаимоотношений в дружбе, любви, семье, обществе.
Многочисленные отсылки к античным, библейским, литературным сюжетам отличают поэму «Женитьба Дон-Жуана» от поэмы «Седьмое небо». Однако литературная поэма В.Д. Фёдорова о Дон-Жуане – это одновременно и поэма о правде жизни, и гимн радостям жизни. В лирических отступлениях прославляется и воспевается природа (море, реки Сибири), труд, семья, женщина. Особо воспеты родильный дом, блюда сибирской кухни (пельмени, рыбный пирог), тёща и т. д.
В иронической поэме В.Д. Фёдорова важной темой разговора автора с читателем стал вопрос о роли книги в жизни человека. «Женитьба Дон-Жуана» В. Д. Фёдорова не просто новая обработка «бродячего» сюжета, а самобытное произведение о русской жизни и русских читателях в ХХ веке.
В конце 1970-х годов в авторской иронии «Женитьбы Дон-Жуана» начали звучать и тревожные звоночки о начинающемся кризисе литературоцентризма. Отсюда и желание поэта Василия Фёдорова «уйти под защиту народа»:
Мне б
Не горбясь под ношею,
Надо с прежней охотой
Сделать что-то хорошее,
Сделать доброе что-то.
Мне б,
Взрастить, что посеяно,
Ну хотя бы до всхода.
И уйти, как Есенину,
Под защиту народа.
Русский поэт советской эпохи Василий Фёдоров твёрдо знал, что «поэту прежде всего принадлежит человек, а в человеке — весь мир», если человек читает книги [5,с.10].
ГАЛИНА КАРПОВА
Литература
1.Байрон Д.Г. Дон-Жуан. Пер. с англ. Т. Гнедич // Байрон Д.Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан. М., 1972. С. 609-610. – (Библиотека всемирной литературы, т. 67).
2.Иванов Б. В. Именно такой // Иванов Б. В. Свой метр и ритм. М.: Советская Россия, 1974. С. 155.
3.Полякова Л.В. Конец героя – возрождение героя («Женитьба Дон-Жуана» Василия Фёдорова) // Русская литература. 1987. № 1. С. 204.
4.Фёдоров В. Д. О себе и близких // Фёдоров В. Д. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. Наше время такое... О поэзии и поэтах. М.: Современник, 1988. С. 33.
5.Фёдоров В.Д. Женитьба Дон-Жуана // Фёдоров В.Д. Собр. соч.: В 5 т. Т.3. М.: Современник, 1988. С. 332.