(Продолжение, "после отхода ко сну")
Наталья Павловна раздета;
Стоит Параша перед ней.
Друзья мои! Параша эта
Наперсница ее затей;
Шьет, моет, вести переносит,
Изношенных капотов просит,
Порою с барином шалит (!),
Порой на барина кричит(!!)
(Однако! Значит… ну вы понимаете)
И лжет пред барыней отважно.
Теперь она толкует важно
О графе, о делах его,
Не пропускает ничего –
Бог весть, разведать как успела.
Но госпожа ей наконец
Сказала: «Полно, надоела!»
Спросила кофту и чепец,
Легла и выйти вон велела.
(Воля ваша, а для меня это минироман из сельской жизни небогатого русского барина. Уже описаны четыре персонажа, и описаны, как будто дело было вчера. И все - «с речами», с характерами, с яркими деталями… И никакого гротеска или пылкого романтизма – обыденно, типично, но в этом – "пол-России"!)
Своим французом между тем
И граф раздет уже совсем.
Ложится он, сигару просит,
Monsieur Picard ему приносит
Графин, серебряный стакан,
Сигару, бронзовый светильник,
Щипцы с пружиною, будильник
И неразрезанный роман.(!!!)
(Протокольное описание имущества графа в добавление к описанному ранее! И четко, и выразительно, и просто до гениальности!)
В постели лежа, Вальтер-Скотта
Глазами пробегает он.
Но граф душевно (!) развлечен:
Неугомонная забота
Его тревожит; мыслит он:
«Неужто вправду я влюблен?
(Вот как у нас евро-аристократов: позыв тела зовется любовью!)
Что, если можно?.. вот забавно(!);
Однако ж это было б славно;
Я, кажется, хозяйке мил» -
И Нулин свечку погасил.
Несносный жар его объемлет,
Не спится графу – бес не дремлет
И дразнит грешною мечтой
В нем чувства. Пылкий наш герой
Воображает очень живо
(«по статьям!»)
Хозяйки взор красноречивый,
Довольно круглый, полный стан,
(Ага, вот оно Тело-то русское!).
Приятный голос, прямо женский(!),
Лица румянец деревенский(!) –
Здоровье краше всех румян (!!)
Он помнит кончик ножки нежной,
Он помнит: точно, точно так
Она ему рукой небрежной
Пожала руку; он дурак,
Он должен был остаться с нею,
Ловить минутную затею.
Но время не ушло: теперь
Отворена, конечно, дверь –
И тотчас нА плеча накинув
Свой пестрый шелковый халат
И стул в потемках опрокинув,
В надежде сладостных наград,
К Лукреции Тарквиний новый
Отправился на всё готовый.
(У Шекспира в поэме «Обесчещенная Лукреция», Тарквиний, сын Тарквиния Гордого, принуждает Лукрецию к соитию, угрожая подложить к ней в постель мертвого раба и заявить, что он убил насильника. Здесь - легкая шутка Пушкина и никакого вызова Шекспиру! - Пишу по давней памяти, могу забыть какую-нибудь мелочь, за что и прошу прощения!)
Так иногда лукавый кот,
Жеманный (!!) баловень служанки,
За мышью крАдется с лежанки:
Украдкой, медленно идет,
Полузажмурясь подступает,
Свернется в ком, хвостом играет,
Раздвинет когти хитрых лап
И вдруг бедняжку цап-царап.
Влюбленный граф в потемках бродит,
Дорогу ощупью находит,
Желаньем пламенным томим,
Едва дыханье переводит,
Трепещет, если пол под ним
Вдруг заскрыпит. Вот он подходит
К заветной двери и слегка
Жмет ручку медную замка;
Дверь тихо, тихо уступает;
Он смотрит: лампа чуть горит
И бледно спальню освещает;
Хозяйка мирно почивает
Иль притворяется, что спит (!!).
(Опять тонко-тонко! Тоньше женского волоса! И никаких романтических страстей, как у Боратынского, чья героиня и ведьма , и распутница, и погибель чувствительных мужчин).
А вот как «Возвышенно» поёт о страстях своей героини наш Боратынский (мы остановились на его «философской» фразе: Горячки жар – не жар любви.)
Так, не сочувствия(?) прямого
Могуществом увлечена, (???)
(Фразу понять невозможно! Вроде должно быть противопоставление, но… Однако потщусь перевести сие на рус.яз: "Она увлечена могуществом прямого несочувствия", то есть Он не ответил на чувствия, и ея ретивое взыграло. Тут и везде у сего автора - сплошчь сбивы с нормального порядка слов - видимо, так автор понимает романтический флёр, подражая древним, что ли, чтобы отдалиться от "пошлого реализма сего дня")
На грудь роскошную(?) она
Звала счастливца молодого:
Он пересоздан (?) был на миг
Ее живым воображеньем;
Ей своенравный зрелся лик,
Она ласкала с упоеньем
Одно видение своё.
И гасла вдруг мечта ее:
Она вдалась в обман досадный,
Ее прельститель ей смешон
И средь толпы Лаисе хладной
Уж неприметен будет он.
В часы томительные ночи,
Утех естественных чужда,
Так чародейка иногда
Себе волшебством тешит очи:
Над ней слились(??) из облаков
Великолепные чертоги;
Она на троне из цветов,
Ей угождают полубоги (??).
На миг один восхищена
Живым видением она;
Но в ум приходит(?) с изумленьем,
Смеется сердца забытью
И с тьмой сливает(??) мановеньем(чего?)
Мечту блестящую свою.
(Невыносимо, право: евро-школьник пишет, плохо владея этим русским языком, кое-как сопрягая слова, сочетая бред воображения по дикому произволу!)
Чей образ кисть нарисовала?
Увы! те дни уж далеко,
Когда княгиня так легко
Воспламенялась, остывала!
Когда, питомице прямой
И Эпикура и Ниноны,
Летучей прихоти одной
Ей были ведомы законы!
Посланник рока ей предстал:
Смущенный взор очаровал,
Поработил воображенье,
Слиял(?) все мысли в мысль одну
И пролил (??) страстное мученье
В глухую сердца глубину.
(Может, дорогие читательницы, вы всё видите и слышите, в нужном свете и звуке, а я, замшелый учителишка, придираюсь к богатому языку сего автора?
Тогда бросьте читать мои комментарии и наслаждайтесь одним слогом Евгения Б.)
Красой изнеженной Арсений
Не привлекал к себе очей.
Следы мучительных страстей,
Следы печальных размышлений
Носил он на челе; в очах
Беспечность мрачная блуждала.
Он незадолго посещал
Края чужие; там искал,
Как слышно было, развлеченья
И снова родину узрел;
Но, видно сердцу исцеленья
Дать не возмог(?) чужой предел.
Предстал он в дом моей Лаисы,
И остряков задорный полк
Не знаю как(?) пред ним умолк –
Главой поникли Адонисы.
Он в разговоре поражал
Людей и света знаньем редким,
Глубоко в сердце проникал
Лукавой шуткой, словом едким,
Судил разборчиво певца,
Знал цену кисти и резца,
И сколько ни был хладно-сжатым
Привычный склад его речей,
Казался чувствами богатым
Он в глубине души своей.
Неодолимо, как судьбина,
Не знаю что (?), в игре лица,
В движеньи каждом пришлеца,
К нему влекло тебя, о Нина!
С него ты не сводила глаз …
Он был учтив, но хладен с нею,
Ее смущал он много раз
Улыбкой опытной(?) своею;
Но, жрица(!) давняя любви,
Она ль не знала, как в крови
Родить мятежное волненье,
Как в чувства дикий жар вдохнуть …
И всемогущее (?) мгновенье
Его повергло к ней на грудь.
(Каковая была «роскошной»!)
(По сравнению с Натальей Павловной это просто жрица порно!)
На этой томной ноте я дам отдохнуть моему сердцу, прошу прощенья!