Сказание седой старины

               
 
            
               
       ПРЕКРАСНАЯ  ЦАРЕВНА  И  СЧАСТЛИВЫЙ  КАРЛА.
               
                (По  сказке  Н.М. Карамзина)      

         ***
О,  вы – уродцы  и  калеки,
Сыны  злосчастия-беды,
Вы – обречённые  вовеки
Торить  унылые  следы
Отверженных…
                Кривые  ликом,
Хромые,  карлы-горбуны,
Гонимые  бранливым  кликом
Глупцов,   
             что  счастью  рождены,
Внемлите:
              Праздные  невежды
Вам  не  завистливый  пример…
Живите  сполохом  надежды
На  справедливость  горних  сфер,
Что  воздают  не  преходящей
Теряющейся  красоте,
А  истинной,  животворящей,
Подобной  сказочной   мечте,
Что  теплится  без  притязанья
На  уваженье  и  признанье
Судьбой  обласканных,    
                тайком…
Моё  правдивое  сказанье
Для  них,  рождённых  на  закланье,
Да  будет  добрым   маяком.

Пусть  им  любезные  Зефиры
Навеют  сказочные  сны,
Где  под  эгидой  звёздной  Лиры
Они – достойные  кумиры
Любви….
           и  сами  влюблены;

Подарят  девственную  Псишу,
И  та,  влюблённость  не  тая,
Шепнёт:
              «Родимый,  волей  свыше
Ты  мой  и  я  навек  твоя».

               
Жил  некий  царь  во  время  оно,
Для   блага-счастия  рождён.
Он  был  наследницею  трона
За  добродетель  награждён.

С  величьем  кротость  сочетала
Принцесса – нежный  Херувим,
Она  пленяла,  покоряла
Не  властной  магией  кристалла,
А  целомудрием  своим.

Бывало,  в  роли  Соломона
На  троне  сидя,  добрый  царь
Судил,  как  суживали  встарь
Цари – служители закона.

Под  мрачной  силой  приговора,
Клонился  скипетр  золотой
Что  для  разбойника  иль  вора
Мог  стать  последнею  чертой.

Как  вдруг  прекрасная  царевна
В  глаза  властителя-отца
Заглядывала  сокровенно,
Смягчая  ласкою  мгновенной
Угрозу   строгого  лица.

И  неподкупная  Фемида
Притворно  супила,  для  вида,
Личину  мудрую  свою,
Сама  же,   делалась  милее,
Для  оправдания  злодея
Сыскав  гуманную  статью.

Враг,  удостоенный  прощенья,
Пройдя  путём  превобращенья,
С  тех  пор,  судьбу  благодаря,
Был  добрым  подданным  царя.

Царевна  бедным  и  несчастным
Где  ласкою,  где  словом  властным
Всегда  заступницей  была
И  помогала,  как  могла.

А  те  в  ответ,  без  понужденья,
Ценя такое  обхожденье,
Дарили  сердце  ей  своё 
И  звали  матерью  её.

Имея  дар  особый  неба –
Земную   соль  и  силу  Феба
На  пользу  людям  обращать,
Царевна,  движима  заботой,
Могла  усердьем  и  охотой
Больным  здоровье  возвращать.

Секреты  трав  и  минералов,
Небесных  рос,  ключей  земных
В  ларец  сердечка  собирала,
Но  впрок,  от  лекарей  иных,
На  ключ  ларец  не  запирала.

О  ней  влюблённые  поэты
Слагали  рондо  и  сонеты…

В  то  время  знали  чести  вес,
Не  в  стиле  нынешних  повес,
Что  чёрное  малюют  белым,
Порок  забеливая  мелом;
Где  возвеличен   шут  и  плут,
А  карлу  витязем  зовут.

В  книгохранилищах  Египта,
В  одном  из  древних  манускриптов
Мне  довелось  сыскать  о  ней
Повествованье  прежних  дней:

«В  чертоге  звёзд  небес  полнощных
Не  столь  пленительна  луна,
Как  дева,  что  забот  полна,
Бредёт  средь  гурий  беспорочных –
Своих  подруг - на  зелен  луг.

Не  так  сияет  месяц  юный,
Что  катится  тропою  лунной,
Освобождая  от  оков 
Седую  гриву  облаков,
Как  светят  волосы  златые
Небрежно  в  кольца  завитые,
Клоня  тяжёлое  литьё
На  плечи  дивные  её.

Идёт-скользит  лебёдкой  плавной…

Глаза – лазурь  с  искрой  любви,
Неугомонной,  своенравной,
Дарящей,  только  позови.

Чернее  ночи  броведужье
На  переносице  срослось,
Зари  румяное   окружье
По  белым  персям  разлилось.

Зубов  жемчужные  подсветы…

Под  шейкой,  ниже  круглых  плеч,
Сосцами  твёрдыми  воздеты,
Два  холмика  сбивают  речь
Туманом  страстного  безумья…

Кому  позволено  посметь
О  достоверности  лишь  думая,
Иные  прелести  воспеть:
Ложбинки,  впадинки,  округлости,
Потяжку  львицы  в  тишине…
Тугие  выпуклости,  впуклости.
Что  юным  грезятся  во  сне?»

Крылатая  богиня  славы
На  тройке  огненных  коней
Несла  предания  о  ней
В  иные  царства  и  державы.

Из  близких  ли,  далёких  мест
Высокородны  как  павлины
К  царю  стекались  паладины,
Чья  доблесть – поиски  невест.

Пред  замком  властного  вельможи
Разбив  походные  костры
Усердствовали  вон  из  кожи.

К  царю  являясь  на  пиры
Прелестной  дочерью  пленялись
И  всяк   лелея  жребий  свой,
В  силках  застрявши  с  головой
Гостить   надолго  оставались.

В  мечтах  высчитывая  брак, 
Но  в  целом  будучи  из  плоти,
Поесть  был  каждый  не  дурак
И  выпить  всякий  был  не  против.

Добрейший  царь  воспринимал 
Их  притязания  с  охотой,
С  доверчивостью  доброхота
Гостей  по-царски  принимал,
Как  заповедано  издревне
Хранящим  царственный  венец…

Всё  ждал  того,  кому  царевна
Откроет  сердце  наконец.

Сказать   по  совести,    вельможи
Тех  праведных  далёких  лет
По  части  чести  были  строже
(на  современных  непохожи)…
Пленялись  девами,  но  всё  же
Хранили  рыцарский  обет.

Щадя  слова,  ласкали  взором,
Молили  взглядом  снизойти,
Безмолвной  негой  ли,  укором
Стремясь  вниманье  обрести.

Чуть   ночь – сбирались  менестрели
К  предмету  страсти  под  окно,
Где  серенадили  и  пели,
Слагая  оды  заодно.

Сойдясь  толпой  порой  полночной,
Не  вОпили  наперебой,
А  назначали  час  урочный,
Бросая  жребий  меж  собой.

Всяк  в  свой  черёд  твердил  о  мУке,
Слезил  про  фею  лунных  грёз.
Всем  мнилось,  будто  эти  звуки
Проймут  жеманницу  до  слёз.

Ан  всё  напрасно…
                В  лунном  свете,
В  вечернем  зареве  зари
Навстречу   им  оконца  эти
Не  отворялись  изнутри.

Царевна  каждому  внимала,
Но  оставалась  холодна,
Намёков   рыцарей  она,
Казалось  бы,  не  понимала.

Недели  в  месяцы  стекали,
Глядишь,  как  осень  на  дворе…
Всё  пониманья  их  игре
Жуиры  счастья  не  снискали.

И  у  терпения  есть  край…
К  царю  паломники  гурьбою
Вошли,  толкуя  меж  собою:
Мол,  хош  ли,  нет,  а  выбирай.

«Любой  из  нас  имеет  право
На  флирт,  а  то  и  на  семью… 
Скажи,  как  дочь  понять  твою, 
Ужели  все  ей  не  по  нраву?

Довольно  есть  и  вина  пити
У  хлебосольного  отца,
Начало  песни  без  конца
Давно  прискучило,  простите.
    
Пора  сбираться  по  домам,
Заждались  нас  в  родных  пенатах,
Остепенелых  и  женатых…
Что  присоветуешь  ты  нам»?

«Друзья,  поверьте,  в  самом  деле
Вы  мне  ничуть  не  надоели,
Но  где  сыскать  отцу  мотив
Держать  вас  воли  супротив?

Царевну  кликну  на  беседу,
Растолковав  ей  что  к  чему,
И  там  по  сердцу  и  уму,
Узнаю,  будет  ли  кому
Дан  шанс  на  верную  победу,
А   коли  нет,  то  почему?

Избранника  назначу  сыном
И  царство,  прИданным,  вручу,
Но  воле  дочери,  вестимо,
Ни  в  чём  перечить  не  хочу». 

На  ножки,  резвые  пока,
Поднялся  добрый  царь  и  вскоре
К  принцессе    на  фуникулёре
Взлетел,  подобьем  ветерка.

В  тому  минулые  века
Такой  подъёмник  был  в  фаворе…

Царевна  золотом  узоры
Ткала  по  шёлковой  канве.
По  на  смарагдовой  траве
В  лучах  стеснительной  Авроры
Горели  росные  алмазы,
И  голубые  светляки
На  плёсах  медленной  реки
Плели  магические  фразы.

Царевна  бросила  шитьё,
Поднявшись  батюшке  навстречу…
К  сердечной  радости  её
Прильнули  ласковые  речи.

Царь  начал  будто  издалёка
Присев  оподле  на  скамью:

«Голубка…  мы  во  руце  рока
Живём,  не  зная  жизни  срока…
Как  глядь – у  смерти  на  краю.

Нет  у  меня  детей  опричь
Тебя, 
           а  солнце  на   закате.
Как  ни  высматривай,  ни  кличь,
Всё  попусту...
                Быть  может  кстати
Нам,  поразмысливши,  прервать
Твои  невинные  забавы,
И,  удостоив  вящей  славы,
Избранника  короновать?

Чтоб  роду  нашему  в  веках
Владеть  отеческой  державой,
Тебе,  мой  свет,  ей  богу,  право,
Сыскать  не  худо  б  жениха.

Давно  царевичи  у  нас
Гостят,  надежде  уповая,
Что  равнодушье  синих  глаз
Омоет  студица  живая,
Что,  колокольцами  звеня,
Рванётся  страсть  из  заточенья,
Что  от  взаимного   влеченья
Спадёт  сердечная  броня.

Готов  отдать  богатство,  власть  я
Любому,  только  намекни…
Утешь  отца…    даю  согласье
Скрепить  союз  ваш,  ваше  счастье
На  все  оставшиеся  дни».

Царевна  долго,  долу  очи
Склонив,   молчала…   
                Наконец
Произнесла:   «Меня  ли  хочет
Отдать  немилому  отец»?

Тут  две  горючие  слезинки
Подобны  каплям  росяным
Достались  локонам  льняным,
Покинув  синие  глубинки.

«Отец,  родитель  мой  бесценный,
Не  срок  мне  в  жёнах  горевать!
Птах  божий,  волей  вдохновенный,
Не  тщится  пенье  прерывать.

Живу  я  птицею  беспечной
От  бед  свободна  и  забот,
Одаривая  лаской  встречной
Подруг  весёлый  хоровод.

Во  всём  родителю   покорна
Всем  сердцем  предана  тебе,
Я,  благодарная  судьбе,
Бреду  себе  дорогой  торной.

Ничем  не  смею  опорочить
Царевичей,  что  при  дворе
Гурьбой  толпятся  дни  и  ночи,
Но  терем  девичий  нет  мочи
Предать  в  угоду  их  игре».

Царь  прослезился,  ей  внимая:
«Тиран  ли  я  семье  своей?!
Могу  ль,  словам  чужим   внимая,
Пройтись  по  ней  как  суховей?

Ты – вольный  ветер, 
               Я – твой  парус…
Лишь   полугалсами  рулю,
Но  не  могу  и  не  стараюсь
Дать  курс  обратный  кораблю.

Тут  даже  пробовать  не  стану,
Уняв   волнение  и  страсть
Взбесившемуся  урагану,
Безветрием  на  море  пасть».

Обнявши  дочь,  царь  воротился
(используя  фуникулёр)
К  тем,  кто  в  супруги  навострился
К  царевне, 
                ей  наперекор.

Учтивым  будучи,  царь  томно
Потупил  взор,  тая  печаль,
И  пояснил,  что,  как  ни  жаль,
К  достоинствам  их  чувства  ровны
У  дочери…
                Всех  чтит  она,
Но  ни  в  кого  не  влюблена".

"Да  будет  спрос  наш  не  в  укор…"

Иные  маялись  в  печали,
Другие  хмурились,  ворчали,
Узнав  обидный  приговор.

Но  слово  твёрдо…
                Обещались
Ещё  заехать  как-нибудь,
С  царём  сердечно  попрощались
И,  сняв  шатры,  пустились  в  путь.

Дни  покатились  чередОм
В  трудах,  заботах  неустанных…

Но  редко  царствующий  дом
Не  пестует  проезжих  странных.

Замаяв  тысячи  дорог,
К  царю   приехал   многослойный
Гимнософист  и  астролОг,
Учёных  званий  удостоенный.

Халдей  в  высоком  колпаке,
Где  намалёван  купол  звёздный,
В  себе  уверенный,  серьёзный,
С  ослом  на  длинном  поводке.

Гостит  он  месяц…   и  другой…
Ведёт  с  царевною  беседы
О  том,  что  жребий  неблагой
У  тех,  кто  любит  перееды
И  перепития,  к  тому  ж…

Вот  только  сам   достойный  муж
За  пятерых  страдал  в  охотку
И,  вина  заливая  в  глотку,
Был  в  деле  этом  зело  дюж.

Царь,  за  столом  ли,  в  разговоре
Был  ласков  с  книжником  своим…
Чем  дале  он  общался  с  ним,
Тем  боле  киник  был   в  фаворе.

К  софистской  чести  поясню,
Что  тот  и  впрямь  был  мастер-дока
В  сердцах  людей,  картинах  «Ню»,
Как  гранд  без  страха  и  упрёка.

С  непроницаемым  лицом,
Владея  магией  от  йога,
Он  слыл  придворным  мудрецом –
Лицом  с  лицензией  от  бога.

Собравшись  ехать  за  моря,
За  стол  царя  благодаря
И  за  почтенье  к  астролОгам,
Поведал  йог  софийским  слогом,
Что  тот  ласкал  его  не  зря.

"Послушай,  добрый  человек,
Тебе  поведаю  такое,
О  чём,  сердца  не  беспокоя,
Иным  не  сказывал   вовек.

Речь  о  наследнице-царевне,
Той,  что  затворницей  слывёт.
Есть  у  неё  на  сердце  тот,
Кто  ближе  всех  и  сокровенней.

Узнаешь  сам,  кто  он  таков,
(На  вид – престранная  личина)
Но  только  в  нём  одном  причина
Отставки   лучших  женихов.

Любовь   девИчье  сердце   гложет
И,  если  помощь  не  придёт,
Завянет  дева,  пропадёт,
Необратимо   занеможит.

Страшна   болезнь  её  души…
Прости…     Сказать  не  смею  боле…
Но  знай, 
            в  твоей  отныне  воле
Судьба  царевны…  Поспеши".

В  раздумье  царь…
                «Темнит  оракул…
А  ну  как  правду  говорит?
Да  нет!  Возможно  ли  однако
Что  дочь  родителю  хитрит?».

Тут  облаком  весенней  тяги
В  хоромы  дЕвица  вошла,
Прозрачней  родниковой  влаги,
Светла,  игрива,  весела.

Привстав  на  цыпочки,
                отца
Ласкаясь,  в  лоб  поцеловала…
«Бонжюр,  па-пА» - пролепетала,
Ты  что - то  срезался  с  лица,
И   мрачен  будто  отчего-то…

Здоров  ли?  Как  тебе  спалось»?

«Мой  друг,  гнетёт  меня  забота…
Со  сна-то  всё  и  началось.

Себя  я  видел  у  пещеры
В  тому  неведомых  горах.
И  будто  люди  нашей  веры
Несли  к  ней  боль  и  грех, и  страх.

Верней  оракула  пророчит
Строка  над  входом  в  этот  грот,
Мол  всяк  кто  внутрь  его  войдёт,
Услышит  всё  что  знать  захочет.

Настала  очередь  моя...
Тут  я,  не  мешкая  ни  мало,
Спросил  тревогу   затая 
О  том  что  душу  волновало:

«Не  знаю  рай  ты  или  ад,
Но  дай  ответ  мне  заклинаю,
Когда  я  радости  познаю,
Лаская  маленьких  внучат»?
 
Ответом  выпала   беда:

«Возможно,  вопроситель  властный
Но  горьким  жребием  насчастный,
Их  не  увидит  никогда».

Скрывая  дрожь,  пишу  я  снова:

«Ужель  не  может  дочь  любить?
Ужель  и  впредь  она  сурово
Бежать  супружества  готова,
Не  вить  супружескую  нить?

Иль  сердце  дЕвицы  из  камня?
Не  обратиться  ли  к  врачу?
К  чему  и  царствие  тогда  мне,
Коль  жить  на  свете  не  хочу»?

«Болезнь  в  ином: 
               царевна  любит,
Но  сберегая  честь  свою,
Дрожит  у  смерти  на  краю,
Страшась  что  свет  её  осудит».

Я  заметался,  зарыдал,
Глазам  своим  не  доверяя
И  строкам   этим…   я  страдал,
Их  бесконечно  повторяя.

Могу  ль  врагом  тебе  я  быть,
Предать  забвенью  выбор  сердца?
В  кошмарном  сне  насилу  верится,
Что  ты  решившись  полюбить,
Мне  не  открыла  тайну  девичью.

Уж  я  ль  тебе  не  дружен  был,
Чтоб  королевича  ль,  царевича
Как  ты  душой  не  полюбил?

Не  я  ль  тебе  по  зову  детскому,
Ловил  стрекоз  и  мотыльков,
Не  я  ль  дремал  у  цветников,
Коль  охранять  их  было  некому»?

С  мольбою:
            «Батюшка  мой,  батюшка»…
Не   укрывая  пальцев   дрожь,
Но  не  развенчивая   ложь,
Царевна  вглубь  палат  ушла.

«Дочь  влюблена,  да  мне   не  скажется…
Итак,  мудрец-оракул  прав.
Но  отчего  родимой  кажется,
Что  у  меня  жестокий  нрав?

Царю  ль  с  царевною  горюниться,
Коль  муж  не  знатен,  не  богат?
Любому  выбору  я  рад,
Лишь  ты  люби  его,  разумница».

Сомнение – удел  раба.
Чтоб  туча  солнышка  не  тмила,
Решился  царь: 
                пусть   будет  милым
Любой,  кого  пошлёт  судьба.

Недосказанье – сущий  вздор,
Узлы  рубить – мечу  забавы.
Желая  длить  покой   державы,
Царь  прыгнул  в  свой  фуникулёр.

В  покоях  девы  виден  свет…

Оторопело  слышит  он
Девичий  лепет…  и  в  ответ
Мужской  уверенный  резон:

"Нет,  милая,  суров  отец.
Не  злопечалуй,  слёз  не  сей,
Не  даст  он  доченьке  своей
Пойти  с  неравным  под  венец".

Владыка  двери  отворил
И  замер,  мерзостью  сражён:
Безумным  взором  видит  он,
Что  вымолвить  не  станет  сил:

Придворный  карла  в  два  горба
(горб  на  груди,  горб  на  спине)
Презрев  смирение  раба,
Ласкает  деву  на  окне.

А  та   ответной  страстью  льнёт,
Лелеет  лепестками  губ,
Нагая,  шепчет,  как  он  люб,
То  приотпустит,  то  прижмёт…

Отец  брезгливо  каменел…

Дочь,  прикрывая  горбуна,
Лепечет,  что  её  удел
Быть  с  тем,  кому  судьбой  дана,
Что  с  детства  в  карлу  влюблена,
Что  он  навеки  завладел
Душой,
          что в  дар  ему  принесть
Готова  жизнь  свою  и  честь.

Недвижно  карла  лицезрел
Картину  эту  без  боязни,
Не  пресмыкался,  не  робел,
Не  умолял  отмены  казни.

Глухую  ненависть  тая,
Царь  в  кресла (отказали  ноги)
Упал… 
            «Ты  ль  это,  дочь  моя?
За  что  меня  карают  боги»?

Во  взоре  ужас  и  укор…
И  дочь  потупила  ресницы,
Но  не  могла  остановиться,
Твердя  своё  наперекор…

Владыка  встал.
                "С  меня  довольно"!
Взглянул  на  карлу: 
                «Ну,  а  ты!...»
Собрал  угрозою  черты
И  вышел,  дверью  хлопнув  больно.

Теперь  о  карле…
                Как  могла
Природа,  чуткая  на  диво,
Создать  такие  зеркала,
Чья   суть   единым  собрала
Уродство  с  прелестью  наива?

Как  беспристрастие  её
Не  замутилось  подозреньем,
Что  несовместно  вороньё
С  лебяжьим  ангельским  пареньем?

Шекспир  великий  говорил:
«Любви  ненадобны  причины,
Любой  уродец  страсти  мил,
Коль  в  нём   достоинство   мужчины».

Был  карла  сызмалу  умом
И  добронравием  отмечен:
Двоегорбат,  уродлив,  хром,
Нещадно  жизнью  изувечен.

Но,  недостатки  естества
Сокрыв  душевной  красотою,
Умел   отыскивать   слова,
Что  грели  истиной  святою.

Читая  древних  мудрецов,
Их  философские  начала,
Смотрел  опасностям  в  лицо
Не  укрываясь  под  забрала.

И  Демосфен,  и  Цицерон
Ему  примеры  подражанья;
Искусством  риторов  пленён
Не  ослаблял  к  наукам  он
Усердия  и  прилежанья.

Аудиторией  владеть
Умел  урод  до  совершенства,
Толпе  казалось  за  блаженство
Вослед  ему  рыдать  и  петь.

Игрой  на  цитре,  как  Орфей, 
Вёл  за  собой   зверей,  оленей.
Наяд  речных,  дриад  и  фей
Манили   звуки  песнопений.

Писал  сонеты,  воспевал
Любовь, сердечное  томленье
И  под  наитьем  вдохновенья
Портреты  маслом  малевал.

Его  достоинства  везде
Превозносились  как  примеры,
К  нему,  исполненные  веры,
Шли  дамы,  гранды,  кавалеры
И  без  нужды,  и  по  нужде.

Стал  модным  карла  за  пределом
Земель  счастливого  царя…
Прощалось  зло,  благодаря
Его  заступничествам  смелым.

Царевне  карла  с  детских  лет
Был  нянькой,  сказочником  где-то,
Незримо  прокладая  след
К  душе  романтика - поэта.

Ребячески  делила  с  ним
Принцесса  противоставленья
Добра  и  зла,
                умом  своим 
Смыкала   розные  созвенья.

Послушно  следуя  лучу,
Дарящему  мирские  блага,
Внимала  карле  как  врачу,
Как  строкам  чистая  бумага.

Вослед  примерам  доброты
Влюблялась  в  сказочных  героев…
Воздушные  хоромы  строя,
Она  задумчиво  порою
Следила  карлины  черты.

Так  сердце  нежное  её,
Касаясь  сердца  песнопевца,
Вдруг  обретало  колотьё
От  соловьиного  коленца.

Всё  ближе  делалась  она
Сказителю…
             без  понужденья,
И  не  желала  пробужденья
От  зачарованного  сна.

Наружность  карлы  стала  ей
Прообразом  красы  волшебной,
Подобно   святости   целебной
Воды,  бегущей  меж  корней.

Горбун  был  нравственным  началам –
Законам  света  подчинён…

«Страсть  без  надежды,- мыслил  он,-
Страшней,  чем  рифы  или  скалы
Для  морехода…
                знай  шесток,
Не  возносись,
                страшись  паденья,
Ступив  на  призрачный  мосток…
Цари  не  знают  снисхожденья.

Незримо   ментору  взрослея,
Царевна  в  восемнадцать   лет
Ему    шепнула:
                «Быть  твоею –
Иного  счастья  в  жизни  нет».

И  он  сломался…
                на  колени
Ей  рухнул,  ноги   целовал…
Всё  выше,
          а  влюблённых  гений –
Эрот, 
         нектару  подливал.

Когда  реалии   уроду
Являли   откровенный  лик,
Он  чувства,  разуму  в  угоду,
Смирял  раздумавшись  на  миг:

Кто   я?..
              кто  царская  особа
С  её  надзвёздною  судьбой?!
ОполоУмели  мы  оба,
Забыв   про  бездну  меж  собой.

Но  та,  сумняшеся   ничтоже,
Шептала,  страсти  не  тая:
«Пусть  так,  но  знай…
               отныне  всё  же
Ничья  я,  если  не  твоя»!

Сказитель  тут  добавил  к  слову
Сюжет  минулой  старины,
Как  некий  царь  слабоголовый
Тому  неведомой  страны
Проникся  страстью  непонятной
К  глазам  лягушки  из  прудА…

Собрав  консилиум  приватный
Мудрейших  магов,  он  тогда
Просил  доподлинно  ответить,
Да  так,  как  сердце  говорит,
Что  их  глазам    
                на  белом  свете
Всего  любезнее  на  вид?

«Живём,  о  прошлом  не  жалея,-
Один  сказал,- но,  между  тем,
Всем  юность  нежная  милее,
Чем  старость…   
              ну  её  совсем!»
 
Другой  глаголет:
                «Мир  от  скверны
Оберегает  красота.   
Жизнь  без  прекрасного  потеряна,
Скучна,  нелепа  и  пуста».

 «Клянусь! -   рассудок  в  том  порука –
Промолвил  третий, -
                всех  чудес
Достойней  чистая  наука,
Что  длит  и  двигает  прогресс!»

«Эк,  что  за  слово  объявилось -
Прогресс…   
              поди   пойми  его! –
Четвёртый  встрял,-   
                Нет  ничего
Блазней,  чем  царственная  милость!»

«Ах   нет,  друзья…   
               (светлей  алмаза
Скатилась  царская  слеза)
По  мне  лягушечьи  глаза –
            Подобье   лунного   топаза.

В  них  изумруд  и  бирюза,
В  них  сполохи  тенистой  ивы…
Готов  я  неостановимо,
Клонясь  к  воде  несуетливо,
Глядеть   в  лягушечьи  глаза».

Вернёмся  к  повести,  однако…

Покинув  в  гневе  молодых,
Властитель  в  комнатах  своих
Искал  советов  Зодиака.

Не  спал  сердешный  до  рассвета,
Всё  думал…   а  заутра  где-то,
Призвав   уродца  на  ковёр,
Предолго   длил   с  ним  разговор…

Потом  послали  за  царевной.

И  с  ней  он  вёл,  сначала  гневный,
Потом   всё  тише  перепал…
То  нападал,   то  уступал…
И,  обессилив  наконец,
Судьбе  отдался   царь-отец.

С  утра  герольды  возвестили
Веленье  доброго  царя:
Всем,   кто  во  здравии  и  силе,
Спешить   к  ступеням  алтаря
Для  разговора – изъясненья…

Царю,  де,  надобен  совет,
Его,  де,  мучают  сомненья,
Которым   разрешенья   нет.    
    
Едва  сошло  волненье  встречи
При   виде  царственной  четы,
К  своим,  и  тем,  кто  издалече,
Царь  обратился  с  высоты
Балкона…      
                незамысловато:

«Друзья,  мила  ль  вам  дочь  моя?»

И  прокатилось  многократо
От  алтаря  во  все  края:

«Принцесса – мать  нам  и  сестрица,
В  неё  всем  миром  влюблены.
Царевной   рады  мы   гордиться
И  за  пределами  страны».
 
«Хотели  б  вы  в  своей  юдоли
Невозмутимой  тишины
Принцессу  грёз  увидеть  в  роли
Супруги, 
            мужниной   жены?»

«Нам  любо  это!   Дай  ей,  Боже
Сыскать  в  отеческом  краю
Такого  принца,  что  умножит
Наследником  твою  семью.

Не  сумлевайся  в  этом  плане,
Как  скажешь,  так  тому  и  быть.
Лишь  повели,  его  мы  станем
И  чтить  и  преданно  любить».

«Ну,  коли  так,  благословите
Правонаместника  на  брак,
И,  воля  ваша,  извините,
Коль что  вам   свидется   не  так».

Взметнулся  занавес  в  ограде
И  двор  качнулся,  чуть  дыша…
Принцесса  в  свадебном  наряде
Была  как  ангел  хороша.

Двугорбый  карла  с  нею  рядом
Стоял,  достоинство  храня,
Своим  величественным  взглядом
Сердца  людей  оледеня.

На  выдохе  застыли  звуки…

Как  топором  отсечены
Упали  выи,  плечи,  руки,
Что  небесам  вознесены.

По  над  толпой  остолбенелой
Прошелестели  как  шуга
Слова,  что  хлеще  батога,
Наследницы  неоробелой:

«Мне  карла  мил  назло  вселенной,
О  нём  молюсь,  его  люблю,
В  эфирной  сути,  в  сути  тленной…

И  вам  любить  его  велю!»

При  звуках  этих,  как  ни  странно,
Толпе,  недвижимой  почти,
Двугорбый  карла  окаянный
Примнился   принцем   во  плоти.

«Я  убеждён,- владыка  молвил,-
Что  выбор  наш – счастливый  рок,
Хоть  с  виду  странен  и  жесток,
Но  кто  б  из  вас  подумать  мог,
Чтоб  я  принцессе  прекословил?

Припомните,  как  карла  нас
Спас  от  нашествия  злодеев,
Когда  воитель  Фортенбрасс,
Вражду  и  ненависть  посеяв,
В  родные  вторгся  рубежи,
Принёс  разбой,  скандалы,  свары,
Когда  крестьянин  от  межи
Бежал, 
        овчар  бросал  отары.

Как  карла  с  веточкой  оливы
Один  и  невооружён,
Явился  к  злыдню…
                и, на  диво,
Был  ласкою  вознаграждён.

Сам  Фортенбрасс  отбросил  меч,
Заворожённый   мирной  песней,
И,  просияв,  как  свет  небесный,
Обнял  посланца   выше  плеч.

Злодей-гигант  стал  гостем  добрым,
Мы  с  ним  расстались,  как  друзья,
И  фортенбрассовые  орды
Ушли  в  заморские  края.

Тут  весь  народ  в  одном  порыве
Вскричал:
             «Да  славен  этот  брак!
Да  возрастёт  на  этой  ниве
Благословенный  богом  злак!»

Хоралы,  гимны  зазвучали,
Земное  таинство  творя.
Исполнен  ласковой  печали,
Царь  молодым  у  алтаря
Соединил  сердца  и  руки…

Амуры  выпростали  луки
Из  закутов  монастыря.

Чета  под  ликами  святыми
Что  стыли  в  ризах  золотых,
Во  славу  Бога  и  во   имя,
Под  глазом  сотен  понятых,
Фиалом  старого  вина
И  хлебом  благословлена.

Счастливый  карла  многи  лета
Прожил  с  прекрасною  женой,
Их  справедливостью  согрето
Парило  благо  над  страной.

Когда  почил  отец  царевны, -
Уснул  как  странник  у  ручья,-
Венец  и  ленные  края
Под  руку  принял  карла  верный.

Он  клялся  властвовать  достойно
И  с  честью  выполнил  зарок,
Ни  глад,  ни  засуха,  ни  войны
Не   заступили  их  порог.

Потомство  царственное,
                ликом
В  царевну, 
              разумом – в  отца,
В  предназначении  великом
Служило  правде  до  конца.

Их  род  историей  отмечен,
Анналам  выставлен  на  суд,
Сказаньями  увековечен…

Одно  из  многих – этот  труд.