Миллионы раз ты видела Гестапо
Этих житейских судеб переклад.
Потрепана в свои двадцать ты не слабо,
Но сохранив той лиры прохладной свежести заклад.
Напасти, одиночество и в суе
Ты не находишь уголка своей души:
Образ переносишь на бумагу, как рисуя...
То буквами, то карандашом простым.
Ты пишешь песни без черно-белых нот,
А стихи пропитаны депрессией.
На картинах даже карандаш в палитру не нырнет,
А речь наполнена экспрессией.
Может и правда удивителен твой стан:
Отворачивались девчата и мальчишки,
Ну увидев твой загадочный курган,
Все ринулись в тебя бросать картишки.
Прожив я год, в другой среде,
Позабыл свободы запах вновь.
Неизведанным доселе чудом где-то вне
Твой взгляд попал мне точно в бровь.
Уже готов был я отчаливать назад и навсегда,
Как мимолетное "Стой" ты вдруг произнесла.
Тогда я обмелел. Всё вокруг перевернулось.
В этом "Стой!" был истошный крик из глубины,
Смерчей бывалых вихрь во мне свернулся -
В этом голосе я видел отблеск тишины
Той, в которой все молчат,
Где люд рыдает и сопит,
Где стены сами все стучат
По головам их - не щадит.
Эта тяжесть видна и по глазам -
Наливаются слезами чуть видя этот мир спустя
Все те невзгоды и печаль не по годам -
В сетчатке отражаются за должное сочтя.
Ну как же я, всю жизнь твою,
В одно многовенье промотав,
Смогу оставить просто так,
Не разу не увидев твоё чудо на устах.
Которые мне скажут: "Поддержи!,
Какой на самом деле мир - ты покажи,
Между нами нить покрепче, пожалуйста, свяжи,
Я так хочу, чтоб передо мной был только ты"
Добавив к песням нот цветных,
Разлив все краски по палитре,
Я полюбил тебя, без чувств иных.
И на этом ставлю в ленте титры.
В постскриптуме оставлю место,
где запихну в большущий шкаф
твоих печалей, горестей, невзгод то тесто,
что тяготит тебя, как туго связывающий шарф.