Поэма в сонетах
Часть первая
2
Меня, глухую и незрячую,
Бог вывел из чужих краёв,
где только стонами да плачами
я сотрясала ветхий кров.
Когда я на пустынной отмели
беззвучный выдыхала стон,
меня спасал в купели Оптиной
седой игумен Симеон.
Теперь, на пир со всеми званная
(о этот тихий властный зов…),
в краю за дальними туманами
пою псалмы среди лесов.
Дороже всех иных даров
моя земля обетованная.
7
Зима задумалась о тленности земной,
о зыбкости закатов и рассветов,
и как бы ни хотелось ей одной
царить всегда, но неизбежно лето.
Смеясь над ней, предвестник лета – луч
скатился радостно с небесной кручи,
сверкнул на миг – и нестерпимо жгуч
был поцелуй его для снежной тучи.
Я тоже сожалею о земном
и знаю: с непреложностью заката
вослед за нераскаянным грехом
приходит неминуемо расплата.
Но вот Любовь, забытая когда-то,
вдруг посетит негаснущим лучом…
12
Вот она! Завьюжила, запела
мартовская поздняя метель.
Вновь намолотым холодным мелом
завила тугую канитель.
Воет, дует в мутные окошки,
в стены, словно молотом, стучит,
а моя стареющая кошка
дни и ночи дремлет на печи.
Снова занялись поленья в печке.
Целый мир опять забыт – прости!
Надо мной уже витает нечто,
так похожее на новый стих.
То со мной заговорила вечность…
Даже ветер за стеною стих.
15
Как нищенка-старуха драной шалью
убогость прячет старости своей,
так и земля под снегом обветшалым
скрывает нищету своих полей.
Дождь мартовский смывает все покровы
и обнажает тощие поля.
В немом недоумении земля:
она к рожденью жизни не готова.
Но тусклый свет сквозь толщу облаков
дрожащую, как может, ободряет:
– Тебя не смертный саван ожидает,
но зелени ликующий покров
и прежних сил живое обновленье.
О мудрость молчаливого терпенья!
16
Спит земля под переспелым снегом,
сны её становятся ясней,
дождевой наполненная негой
сквозь дремоту тянется к весне.
Набухают почки красной вербы,
как сосцы роженицы. И вот,
словно колокол пасхальный с неба,
над землёю синий шум гудёт.
Он перекрывает все помехи:
новых песен непотребный вой,
скоморошьи древние потехи,
беспокойный гул молвы людской.
Льются звуки синего сонета…
Там – за синевой – Господне лето.
17
Ресницы утренней зари
коснулись облаков,
и полились потоки слов
на тающий покров.
Слова – живые семена,
дары иных миров,
таят для будущих стихов
небесной арфы зов.
Тончает кружево снегов,
земной открылся лик,
и луч зари к земле приник,
и родился родник.
Так трепетна и так тиха
струя небесного стиха.
22
Тот, кто не увидел Бога в этой жизни,
не увидит Его и в жизни будущей.
Преподобный Симеон Новый Богослов
Какая роскошь! Солнца луч горячий –
в окошко, на подушку и к лицу!
Глаза закрою и с лицом незрячим
взойду на миг к небесному крыльцу.
Увижу переливчатые дали
и лёгкие прозрачные поля...
А там, внизу, за дымовой вуалью, –
моя обетованная земля.
Пускай на ней не всем хватает хлеба,
пускай она распластана во зле,
но есть одно – едино на потребу –
Господень хлеб с евангельских полей.
Найти стараюсь Бога на земле,
чтобы потом узнать Его на небе.
23
Премудрость построила себе дом…
Книга Притчей Соломоновых
Не все, кто строит дом, премудры,
но всяк премудрый строит дом.
Увы, житейская премудрость
не водит дружбы со стихом.
Земных забот и попечений
бездарен непомерный груз –
не вступит дух стихосложенья
в такой сомнительный союз.
Обходит вдохновенье снова
приют для беспокойных снов.
Дом для Божественного слова
в душе пустынника готов.
Певцам невидимых миров
бездомный жребий уготован.
24
Небо свернётся свитком,
старым и бесполезным.
Тропинка к моей калитке
канет в безвестную даль.
Дом с вишнёвою крышей
в дымке времён исчезнет.
А там, в Небесах и выше,
будет земного не жаль.
Вечные тайны вселенной
ведают только Трое,
выткут из откровений
новых миров вуаль.
Зачем же так вдохновенно
дом я строю и строю?..
Часть вторая
1
Не я, о Господи!.. но волею Твоей
я оказалась в этом щедром крае,
где аромат ромашковых полей
напоминает о небесном рае.
Наполненная звуком тишина
мне дарит вожделенное свиданье.
Поэзии таинственною данью
утешена и всласть напоена.
Не мифом стала муза для меня,
но каждодневной и желанной былью.
Не ранним утром – на закате дня
меня коснулись пламенные крылья.
Сполохи уходящего огня
в моих стихах рубинами застыли.
3
Знаком ли вам уединенья
таинственно творящий свет?
Кружится чуть заметной тенью
ещё неведомый сонет.
Из ранних снов и поздних бдений
прошедших и грядущих лет,
из невесомых ощущений,
где царствуют лишь звук и цвет,
сплетается узор незримый
для незабытых и любимых
и для невстреченных друзей,
чей добрый взгляд всего нужней.
Хочу ответить тем же взглядом
тому, кто был и не был рядом.
7
Держи свой ум во аде и не отчаивайся.
Преподобный Силуан Афонский
По небу мчатся облака,
клубясь и исчезая,
и городских шумов река
течёт, не замерзая.
Сквозные улицы саднят
огней слепящих прорвой.
Остаток прожитого дня
петардами разорван.
Безумный мир бурлит волной
вселенского застолья:
и смех, и крик, и визг, и вой –
чем далее, тем боле…
Застыл лишь человечий взгляд:
не ум – душа вселилась в ад.
11
Плачет небо, плачет крыша
и насквозь промокший луг.
Плачу я... Слезами дышит
всё живущее вокруг.
Эти слёзные стенанья
о неверии моём.
Сокрушается земная
тварь, ползущая в мой дом.
Вот паук, его бы раньше
я прибила, а теперь:
– Бог с тобой, ты мне не страшен:
не ахти какой ты зверь.
Может быть, замолвишь слово
на Суде Его суровом?..
14
Соедини молитву со стихом –
Ты можешь это, если пожелаешь.
На перепутье меж добром и злом
Ты испытал меня и знаешь.
На главную рассчитывая роль,
Тебя звала с дочерним своевольем.
Ты мне послал такую злую боль,
я захлебнулась этой болью.
Спасибо за невидимую брань
(болят доныне выжженные тавра).
Затих громкоголосый барабан,
замолкли пустозвонные литавры.
Не для меня победы громкой лавры –
теперь я тихая Твоя раба.
15
Не выбрасывай старые письма
пусть прошедших, но памятных лет –
это чьи-то забытые мысли
для потомства оставили след.
За утешные мамины строки
ничего бы не жалко отдать.
Только где их теперь отыскать? –
утонули в житейском потоке.
Собираю, как крохи на тризне,
те записки в укромных местах.
Детский коврик – осколок отчизны
для других – незатейливый прах.
Прежней жизни застывшие брызги
словно перлы в дочерних руках.
16
Я была счастливой только в детстве,
и сейчас, уже на склоне дня,
будто одарили новым сердцем
и родили заново меня.
Ожила, проснулась, задышала
вдруг освобождённая душа,
в небеса взглянув, затрепетала,
замерла в восторге, чуть дыша.
– Ты чему, душа моя, так рада?
– Я узнала, что земное – прах,
дом родной не здесь – на небесах.
Я – Творца возлюбленное чадо!
Много у Него таких, как я,
возрождённых на закате дня.
18
Как пахнет хлеб, румяный, свежий, тёплый!
Так может пахнуть только сельский хлеб.
Что за нектар внутри его накоплен?
Чей дух в нём обитает с древних лет?
Какие же волхвы (неужто живы
те, что в ночи к младенцу притекли?)
соединили вкус дождя и запах нивы,
и опыт родовой, и соль земли?
В послевоенном нищенском бездолье,
как золото в дорожной колее,
он возлежал, посыпан крупной солью,
на рушнике у маминых колен…
Не будет в Небесах ни браней, ни застолий,
но будет хлеб как память о земле.
25
Господь вселил тебя в края,
где дышат нежностью рассветы
и где вечерняя заря
пылает невечерним светом.
И от зари и до зари
лучи желанной благодати
спешат к земле скорей воздать ей
сверх меры милостью. Замри
в благоговении восторга.
Твоё лицо, твои глаза
дай свету алому потрогать
и с трепетом тебя узнать.
Как может он ещё сказать,
что ты дитя родное Бога?
Февраль – апрель 2008