(Мы оставили Героиню в трудном положении: в ее спальню проник офранцуженный Граф, – известно, какие эти французы! Ой, что будет!)
Он входит, медлит, отступает –
И вдруг упал к ее ногам.
(Тоже мне, «Ловлас»! Надо было не падать к ногам, а припасть, как минимум – роковая ошибка!)
Она … Теперь, с их позволенья,
Прошу я петербургских дам
Представить ужас пробужденья
Натальи Павловны моей
И рассудить, что делать ей?
(Тонкая острота Автора: ему ли не знать, что те дамы в таких случаях действуют привычно: как же, сам Граф, «Из Парижу!», хочет подарить изысканную французскую любовь, - да кто же…)
Она, открыв глаза большие(!),
(Вот еще одна «статья» красоты Н.П. )
Глядит на графа – наш герой
Ей сыплет (!) чувства выписные(!)
И дерзновенною рукой
Коснуться хочет одеяла,
Совсем смутив ее сначала …
(А.С. явно издевается над графом: недотёпа, да кто же в русской спальне так себя ведет?!)
Но тут опомнилась она,
И, гнева гордого (!!) полна,
А впрочем, может быть, и страха,
(ох, явная уступка цензуре: бояться такой мощной даме?!)
Она Тарквинию с размаха(!!)
Дает пощечину, да, да!
Пощечину, да ведь какую!
(Да какая там пощечина, с размаху-то? - Оплеуха!)
Сгорел граф Нулин со стыда,
Обиду проглотив такую;
Не знаю, чем бы кончил он,
Досадой страшною пылая,
(Да и лицо явно горело от доброго удара)
Но шпиц косматый, вдруг залая,
Прервал Параши крепкий сон.
Услышав граф ее походку
И проклиная свой ночлег
И своенравную красотку,
В постыдный обратился бег.
Как он, хозяйка и Параша
Проводят остальную ночь,
Воображайте, воля ваша!
Я не намерен вам помочь.
Тут опять автор опускает занавес, опустим и мы и перейдем к «сотоварищу» А.С. по изданию, - «равновеликому» ему, считают у нас ныне тонко чувствующие «ситуацию»,- поэту Боратынскому. В этой связи, как говорят бюрократы, воспользуюсь разрешением моего друга, Анатолия Милютина, процитировать его отзыв на мое эссе:
«Читаю"Тризну" Евг. Лебедева.1985 г. - Библиотека "Любителям российской словесности" - панегирик Боре..."пожалуй, до Боратынского не было на Руси поэта-лирика, с таким самоконтролем, с феноменальной требовательностью к себе"... и благодаря этому он занял место рядом с Пушкиным».
Видали!! Каковы критерии сравнения: «самоконтроль», «феноменальная требовательность к себе» – да это же принципы отбора спортсменов в Париж! А про талант или (не дай бог сказать!) гениальность – ни слова! Конечно: Пушкин-то был «повеса», «лодырь» и «игрок», а «творил», принимая горячительное в своем Болдине, вовлекая в это и несчастную няню свою.
Да, критики пошли! Явно «рождаются по заданию ЦРУ», как остро сказано у Задорнова.
И главное у таких «критиков» - привести пару-тройку стихов Е.А. Боратынского, который все-таки написал немало приличных стихов, привести стихи и А.С. – и заключать «благодаря этому»…) А то, что у Пушкина есть революционная для литературы драма «Борис Годунов», есть роман того же значения – «Евгений Онегин», что А.С. создал дивную прозу, и прежде всего «Капитанскую дочку», стал светочем для русских классиков, начиная с Гоголя, - про то можно и промолчать… И тут мне вспоминается, как один из моих «фымышат», ставший мне почти сыном, прислал на комп подборку «критики» Пушкина (еще при крепком СССР) киевским «лит.ведом» Альфредом Барковым (!! – фамиль показательный). Там «обосновывалась «полная бездарность» А.С. Было немало цитат, но все этакие краткие, вроде :
«Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал».
И что бы вы думали: ясно, что неуч этот Пушкин, - это раз. А главное – бездарь: два раза в двух строках один и тот же глагол! И это «Национальная Гордость» русских! – восклицал Альфред-пушкиновед. А далее «доказывалось», как «этот Пушкин» оболгал Великого Мазепу, «переврал» все данные о соотношении сил в Битве под Полтавой. И проч. И проч.
И уже тогда!
Но к делу! Мы застряли на «Балу» - на пламенных строках автора его, сублимирующего насчет Красавицы Нины: всё в пылком воображении, с мыслью угодить и получить…- «повергнуться к ней на грудь»:
Мои любовники(??) дышали
Согласным счастьем два-три дни;
Чрез день, другой потом они
Несходство в чувствах показали(??)
(Тьфу ты, - Господи, прости!)
Забвенья(??) страстного полна,
Полна блаженства жизни новой (???),
Свободно, радостно она
К нему ласкалась; но суровый,
Унылый часто зрелся(??) он:
(тьфу еще раз!)
Пред ним летал (??) мятежный сон;
Всегда рассеянный, судьбину,
Казалось, в чем-то он винил,
И, прижимая к сердцу Нину,
От Нины сердце он таил.
( А ведь похоже на Арбенина и Нину! Неужто Лермонтов вдохновился этим «гениальным» автором?)
Неблагодарный!
(Ныне так голубые говорят: Противный, Неблагодарный…)
Им у Нины
Все мысли были заняты:
Его любимые цветы,
Его любимые картины
У ней являлися (??). Не раз
Блистали новые уборы
В ее покоях, чтоб на час
Ему прельстить, потешить взоры.
(Ну всё тут поистине «локтями вперед!»)
Был втайне убран кабинет,
Где сладострастный(??) полусвет,
Богинь роскошных изваянья
(с "роскошными грудями", надо думать!),
Курений сладких легкий пар –
Животворило все желанья,
Вливало в сердце томный жар.
(Вот, господа романтики, как надо писать-то: полный набор романтических штампов! И главный – «томный», то есть «тон-ный!»)
Вотще! Он предан был печали,
Однажды (до того дошло)
У Нины вспыхнуло чело
И очи ярко заблистали.
Страстей противных (???) беглых спор
Лицо являло. «Что с тобою, -
Она сказала, - что твой взор
Всё полон мрачною тоскою?
Досаду давнюю мою
Я боле в сердце не таю:
Печаль с тобою неразлучна;
Стыжусь, но ясно вижу я:
Тебе тяжка, тебе докучна
Любовь безумная моя!
Скажи, за что твое презренье?
Скажи, в сердечной глубине
Ты нечувствителен (??) ко мне
Или недоверчив? Подозренье
Я заслужила. Старины
Мне тяжело воспоминанье:
Тогда всечасной новизны
Алкало у меня мечтанье; (???)
(Да чтоб меня! Что меня дернуло печатать весь этот бред?! Пушкина защищаю от «равновеликого» творца, а народ, поди, упивается этой супер-любовью? Нет, придется идти в храм, хоть я никогда там не был, - очищать душу от скверны! Прости мя, Боже!)
Один кумир на долгий срок
Поработить его не мог;
Любовь сегодняшняя трудно
Жила до завтрашнего дня (??):
Мне вверить сердце безрассудно;
Ты прав, но выслушай меня.
(Ахинея! Бессмысленный набор причитаний! Диалоги автору совершенно не удаются:захлебывается чувственностью, сладкою слюною от переживаний и секс-томлений! Так можно писать в 15 лет, но позже-то сие – «тестемОниум паупертАтис» -_«свидетельство о бедности», как говорили в древнем Риме,- бедности таланта и разума.)
Беги со мной: земля велика!
Чужбина скроет нас легко,
И там безвестно, далеко,
Ты будешь полный мой владыка,
Ты мне Италию порой
Хвалил с блестящим (?) увлеченьем;
Страну, любимую тобой,
Узнала я воображеньем (??);
Там солнце пышно, там луна
Восходит, сладости полна;
Там вьются лозы винограда,
Шумят лавровые леса!
(«Как много там лаврового листа!» - кажется, из С.Михалкова)
Туда, туда! С тобой я рада
Забыть родные небеса.
(Ой, ребята, а еще ведь десять страниц!! Не хочется умирать на одной из них, - храни, Господь! Возможно, спасая жизнь, я сокращусь потом, оставлю читателю остальное – пусть ищет, коли захочет… А сей час ну никаких сил!...
Всегда Ваш – Игорь Карин.)