Если Грею сюда приплывать, то в ненастный день.
Чтобы парус трепал беспощадный холодный ветер.
Чтобы крикнул отец: "Потеплей что-нибудь надень."
Шторм не слышал, скорее всего, о пришедшем лете.
И девчонка, пусть имя ей будет и не Ассоль,
подхватив пирожки, что для бабушки мама жарит,
побежит под дождём побережья пустого вдоль,
и под ноги волнами ей выбросит пару лари.
Непогода сотрёт горизонт и сольёт в одно
белоснежное море и сахарный ситец неба.
Пусть на полке пылится затёртый до дыр канон,
в чьих он только руках за столетие это не был.
Дождь зальёт мушмулу, ветер перевернёт гамак.
Голубые гортензии сникнут на горной тропке.
У девчонки на пальчиках алый искрится лак,
ещё целый флакончик остался в её коробке.
Там, среди ерунды, фото школьных подруг, цветок,
что шутя подарил одноклассник, сорвав у дома,
чёрной бисерной нитки (от тётки) большой моток
и надорванный с боку зелёный билет с парома.
У девчонки вода в башмаках, платье к телу льнёт.
Вот и бабушкин дом, дед в сарае латает парус
алый будто бы лилии. Цвет у кормы - что мёд.
И название яхты за годы не поменялось.
Крикнет бабушка: "Детка, останься, пока штормит".
Как заманчивы запахи зелени в старой ступке,
и какой придают теплой кухне уютный вид
абрикосы с клубникой в игрушечной мелкой шлюпке.
Лишь дождю надоест в подоконники бить набат,
внучка выйдет с крыльца и неспешно пойдёт по кромке.
Мелкой галькой усыпан на южный особый лад
длинный берег, что кажется с гор невозможно ломким.
У воды на боку беззащитно лежит каяк -
видно кто-то макет смастерил из мальчишек местных -
на ладони уместится, влагой блестят края
и дощечки друг к другу прилажены тесно-тесно.
Улыбнётся девчонка, поднимет его с камней,
осторожно расправит весло, что не больше пальца.
Вот по берегу мчится мальчишка: быстрей-быстрей,
чтобы только догнать своего по волнам скитальца.
Дальше будут слова, корабли и морская соль
на губах, ну почти, как в романе, что не стареет,
а девчонкам, пусть их имена вовсе не Ассоль,
в день ненастный веками встречать у причала Греев.