Читая тексты Бориса Васильева, я часто обжигаюсь об переданные автором чувства героев. Они у него настоящие – и герои, и чувства. Картина «… А завтра была война», фрагмент которой я хочу здесь обсудить, вобрала в себя полноту и даже переизбыток настоящих чувств живших когда-то и так по-разному поступавших людей. Трудное было время, скажут многие, и будут не правы. Время было другим, а точнее текло медленней, но трудность была и есть в скорости не времени, а изменений состояний общества. И чем больше запаздывают такие перемены, тем труднее жить. Во все обозримые времена главный вопрос, который решался в обществе каждым живущим в нём человеком, касался его личного выбора как жить - по совести или нет. Только в этом свобода человека, чтобы выбрать и проживать выбранное. Юные герои столкнулись с главным пороком человеческой натуры, с трусостью. Слаб человек и подвержен разлагающей его трусливой лени выбирать. Особенно проявляется эта слабость, когда среди предложенных вариантов нет такого, который по душе, и ленивый трус соглашается с предложенным ему чуждым вариантом. Отказ от борьбы всегда хуже поражения в ней. «Надо заниматься делом, иначе ты без толку вымотаешь себя», - говорит мама Искры, девочки, которая, столкнувшись с вопиющей несправедливостью, парализована размышлениями о том, почему так трудно поступить справедливо, когда это проще и радостнее, чем так, как случилось горе. Мама настраивает дочь на будущее, признавая, что путь будет горьким, поскольку натура её не восприимчива к радости, когда эта радость не для всех. Мама понимает и свою ответственность за нравы общества, в котором они живут. Мать и дочь едины в одном, в выборе, который они сделали и проживают верными ему до конца. Фрагмент фильма показывает трудность верности сделанному выбору, и в то же время указывает на лёгкость жить, когда всё по-совести. В глазах мамы светлая грусть о том, что правильно воспитала свою дочь. Воспитала по совести и по душе. И пусть эта светлая грусть не смогла прорасти радостью, пришла война, а у неё свои мерки, но вера в возможность справедливости осталась сильнее.