Ликование душ

Шаталов Роман
Любое общение с человеком начинается задолго до того, как сказано первое слово. Бывает и по-другому, когда общения нет, несмотря на сотни произносимых слов. За миг до знакомства души узнают друг друга и начинают ликовать, либо, видя только подобие или напоминание о близком и дорогом, тоскуют, грустят. Трудно привыкнуть к разочарованиям от несбывшегося желания встретить родную душу, но невозможно привыкнуть к тому, когда душа, ра(з)познанная и  принятая родной, по злому умыслу людей или порождённых ими традиций и обычаев, противясь естественному движению навстречу, уходит от тебя. В такие моменты вспоминается только первое ликование, когда ты, угадывая каждое движение души, встречаешь его добрым словом, и слышишь в ответ слова, кажущиеся ещё добрей, о порывах твоего внутреннего движения жизни. Не часто случай радует нас такими встречами, но всё случается с нами наилучшим образом, с учётом того, какие мы есть на самом деле. Такие встречи учат всех, но в первую очередь встретившихся, им обоим даровано понять тем больше, чем дольше они способны сохранить состояние ликования душ. Интрига в понимании этого в том, что для ликования душ не нужны декорации и постановки действий – нужны способности человека, главным из которых является умение быть настоящим, жить по  совести. Ошибкой будет думать, что только в заботе о великом, возможно такое общение, потому что, во-первых, великое состоит из малого, а во-вторых, в малых мелочах притворится многократно сложнее. Когда ты настоящий, ты такой во всём, управляешь ли ты автомобилем, обедаешь или спишь, думаешь о будущем своих детей, о настоящем своих близких, ты – одинаков в том, что называется отношением к происходящему, произошедшему и предстоящему.
Нельзя запрещать душе жить!
Кто сказал, что если на пути к выбранной по душе цели, возможно, будет трудно, то на ином чуждом для человека пути будет легче? Кто поверил? А реальность в том, что проверить можно только сделавшему выбор. 
Я сегодня многословен, потому что не хочу молчать, когда у меня забирают родную душу. Но и грубой силой я действовать не вправе, и это – та истина, которая подсказана мне совестью, и мне всё равно, что многим она не по нраву. Я отказываюсь действовать грубо. Я хочу продолжить ликование душ, хочу быть понятым  со словами, и с тем, что между них.
Я не могу быть тёплым, только холодным или только горячим. Пусть холод и огонь бывают маленькими, но они – холод и огонь. Тёплым быть мерзко. Когда моя душа встретила ту, с которой ликованию нет предела, я буду воевать за такое ликование. Да, я могу быть убитым в этом, но не побеждённым. Отказ от действий, идущих от души, равнозначен победе над моей душой. Поэтому я продолжу действовать, как мне подсказывает моя совесть и вера в справедливость.
Я буду говорить, что хочу и как могу; я буду молчать и иногда громко; я буду дарить цветы и хорошее настроение; иногда вместо цветов, по собственному желанию, буду дарить игрушки и часто мягкие; мне всё равно, как к этому отнесутся окружающие, потому что, как есть, знаю только я; я буду пропадать не на долго, не переживая, что не смог об этом предупредить, ибо плохие новости приходят быстро, а хорошие я вскоре верну сам; я буду слушать и слышать; и самое главное, я готов нести за всё сколь угодно высокую ответственность.