Душные скверы в потухших глазах затихают на приступах боли. Крики отчаянных птиц заглушают улыбки крылатых на поле
жарком, рычащем, в котором лишь дикие звери живут высоко. И мрачные руки, бегущие в тишь, позади оставляя след кои,
жуткий, блуждающий, зримый для птиц. И их перья намокли в огне. Звери, смеясь, всё играют на блиц, посылая гвоздики стене.
Миф о созданиях белых явился в пустынях без солнца и ветра, некто безумный властитель раскрылся народу из фетра.
Гвозди в лопатках, ржавея, всё бредят о чем-то, что птицы забыли, бьют их под дых, пусть и падают вместе, но вспомнят, что всё-таки жили.
Время и кости на карте морей не сдуваются бурей и штилем - тлеют, стираясь совсем, словно не было звёзд путеводных за шпилем.
Кит возвращается, белый, как лотос, огромный, как мир наяву. Грезит о доме, далеком, как космос, желая забыть синеву.