Из цикла Монастырская тетрадь

Зинаида Палайя
НАЧАЛО

Я засиделась в старомодном кресле.
Приходит в срок обычная хандра:
и это скучно мне, и то неинтересно,
и мысль всё та же – уходить пора…
Насмешничает верная подруга
иных интеллигентов наших дней:
– Скучаешь? – и садится в дальний угол.
Разглядываю: чёрный плат на ней
едва скрывает гордую личину,
капризный рот и острый дерзкий взгляд.
Я начинаю понимать причину…    
моей натуры долгий маскарад
мне открывается под чёрным покрывалом.
Иду в монашество – а что душа несёт?
Я не Геракл – расчищу ли завалы
конюшен Авгия? Но знаю наперёд:
от этого мне никуда не деться.
Груз памяти покорно теребя,   
труд адовый я начинаю с детства…
Мне страшно оттого, что познаю себя.

2014

УХОЖУ В МОНАСТЫРЬ

Ковчег сосновый – новый дом с мансардой
живым непроницаемым экраном,
сирени одичавшей запустеньем,
закрыт от острых любопытных глаз.
Лишь звёзд несчитанные миллиарды
в окно ночное втиснутся, как в раму,
чтоб осветить распятье над постелью,
в ногах – таинственный рублёвский Спас.

Мне шепчет на ухо житейский опыт:
не брать с собою ни одной картины,
ни светских книг, ни мысли о возврате,
ну, разве что – плетёный абажур.
Как древний Ной, спасённый от потопа,
но не от дерзости родного сына,
у вечного подножья Арарата,
я виноградник новый рассажу.

2014

*    *    *

Не оскверняйте дома моего,
пришедшие с разбойничьей планеты.
Здесь лучшие стихи мои пропеты,
их звук дрожит над вашей головой.

Зайдите в дом, как в незнакомый класс –
вам поначалу будет в нём неловко:
пучки травы на выцветшей верёвке,
в тени угла – Нерукотворный Спас.

Я здесь осталась в древесине стен,
в кирпичной кладке одряхлевшей печки,
в янтарной бороде оплывшей свечки,
которую совсем не тронул тлен.

Мой мир передаю в наследство вам
для памяти оттаявшим сердцам.

2013

*    *    *

Я умерла для мира, чтоб душа
подранком по земле не волочилась,
где отовсюду пахнет мертвечиной
и змеи-страсти по углам кишат.

Я умерла, чтобы воскреснуть там,
где воздух чист и бесконечны дали,
где люди и цветы не увядают
и святость выстроила вечный Храм.

Я оставляю свой любимый дом –
прибежище трудов и вдохновенья.
Мне чудится мельканье лёгкой тени,
и где-то высоко звучит псалом...

2013

*    *    *

В дальнем подворье
зимою и летом
дверь заперта на засов.
Там наговоре-
но и напето
за десяток веков
множество басен,
былин и колядок
у монастырских стен:
злая напрасли-
на с правдой рядом,
рядом с цветами – тлен.

Старица в низко
надвинутой шали
к тем воротам припадёт,
будто бы здесь иско-
ни сокрушала
боли и немощи гнёт:
– Крест Твой ужасен,
тяжёл, но сладок,
о Иисусе Христе!
…Ветви на ясе-
не зимней прохладой
дрогнут у древних стен.

2003

Я ПОЗАБОТИЛАСЬ О СМЕРТИ

Искусство незлобивой смерти –
письмо в таинственном конверте,
неразличимая печать
и лёгкий росчерк: "Благодать".

Пока тела мы ублажаем,
уже готово смерти жало,
и бедная душа скорбит,
предчувствуя её визит.

Я вскрыла глянцевый конверт
со словом некрасивым "смерть"...
Под сенью монастырских дней
я позаботилась о ней.

2013

ОТКРОВЕНИЕ МОНАХА

За монастырь, где воды синеоки,
где травы стелятся тугим ковром,
я уходил, и все земные сроки
истаивали в небе голубом.

Я молод был.
Вдоль стен над повиликой
метались беспокойные стрижи,
и мир казался мне таким великим,
таким недосягаемо чужим.

Я знал, что где-то есть совсем иное,
о чём я часто грезил наяву,
и свет неизреченного покоя
закатом красил неба синеву.

Из тишины звучало надо мною,
что жизнь в миру совсем нехороша.
Укрылся я за каменной стеною,
чтоб мне никто молиться не мешал...

Уже я стар.
В спокойствии исхода
закат в глубинах озера исчез.
И лишь теперь в неисследимых водах
я вижу продолжение небес.

2013

СВЯТОЕЗЕРСКАЯ ОБИТЕЛЬ

Конечный пункт земного странствия –
моя обитель.
Ни изобилия, ни сверхубранства
здесь не увидеть.

Молитвенного благочиния
вершится подвиг
в противодействие бесчинному
разгулу плоти.

Здесь терпящим в миру лишения,
больным и слабым
увидеть можно в утешение,
как светит алым

закатный пояс, упадающий
с небесных чресел,
а ранним утром – как звезда ещё
горит над лесом.

Слезой прозрачного Святого озера –
святой водицей –
плач покаяния, пусть позднего,
да освятится.

2014

НА СВЯТОМ ОЗЕРЕ

Я учусь молчанью у воды.
Тихая прохладная влага
зеркалом лежит у ног моих,
и глубина его
соизмерима с глубиною неба.
Вода пытается соединить
землю с облаками.
Вот они, живые,
плывут по глади озера,
и я не шелохнусь,
чтобы не нарушить
своей причастности к ним.

Я учусь смиренью у травы.
Первой просыпается она из-под снега.
Маленькая невзрачная былинка –
это весть о будущем лете,
буйная красота которого
затмит скромную траву.
И вот мы уже попираем её ногами,
забыв о первом радостном изумлении.
Она живёт незаметно у самой земли,
а мы тянемся к небу.
Молча склоняется она перед снегом,
затаив будущую радость. 

2003

*    *    *

Молчать и ни о чём не думать,
смотреть, не видя ничего...
Для мира ты как будто умер –
здесь ничего нет твоего.

Твои дела, слова и думы
сметает время не спеша.
Пусть ты для мира словно умер,
зато работает душа.

2011

В МОНАСТЫРСКОМ ХРАМЕ

Здесь над входом в алтарь
Бог распят на Кресте,
а за стенами брешут собаки,
будто чуют, что в храме
собрались не те,
кто приладился к сварам и дракам.

Эти древние своды –
надёжный покров –
затаили на долгие сроки
дух отчизны небесной –
моленье без слов,
что стяжали когда-то пророки.

Здесь иные собрались –
наследники тех,
кто, одеты в печальные ризы,
в честь свободы,
распятой на страшном Кресте,
Крест восславить молитвою призван.

Знать оковы земли
и свободными быть –
это самое трудное дело.
...А в душе у меня,
словно голос судьбы,
еле слышная флейта запела.

2014

ПЕРЕД ИКОНОЙ «МЛЕКОПИТАТЕЛЬНИЦА»

Ты, Матерь Бога, молоком,
как матери простые,
кормила Сына своего,
и если ножки стыли,
Ты пеленала их холстом,
твоей рукою тканным,
и колыбельную своей
родительницы Анны
Ты пела над сынком своим –
всё было по-земному…
И лишь небесная звезда
над тихим тёплым домом
сияла глазом неземным,
и млечным полотенцем
текла небесная река
над неземным младенцем,
и было чисто и светло
и на земле, и в небе.
По всей вселенной запах плыл
и молока, и хлеба.

2004   

*    *    *

И Тебе самой оружие пройдет душу, -   
да откроются помышления многих сердец.
Евангелие от Луки

Я дотронулась до сердца –
в нём пульсировало горе,
обнажённое, большое,
человечества всего.
Я зажмурилась от боли,
будто этим сердцем стала
я сама, совсем без кожи,
будто горе всех – моё.
– Нет, смотри и содрогайся! –
нежный перст меня коснулся.
Как ещё познаешь радость
милосердья Моего?

1999

*    *    *

Расплачиваюсь по большому счёту,
но нет уже истошного «за что?!».
Слезами застеклённому киоту
благодарение за всё.

За хвори, что предтечи состраданью,
за боль обид – прощению сродни,
за дар любви, слетевший лёгкой тканью
на заключительные дни.

2002

МОЛЬБА В НОЧИ

Ни славы, ни денег… и даже дом
оставлен как нечто лишнее.
В келье ночной о роде своём
молю по ночам Всевышнего.

Как предки грешили, тонет в веках;
знаю лишь два поколения,
но и того довольно… Впотьмах
затеплю свечу прощения.

Не слишком ли много – взять на себя
самоубийцу вымаливать?
Знаю – много. Но ближних любя,
с опаской касаюсь марева.

Верю – меня не оставишь одну
сгибаться под этим бременем.
Чтоб отмолить и свою вину,
мало осталось времени.
 
Лица потомков не ясны в ночи –
много их будет? мало ли?
Может, один при свете свечи
станет меня отмаливать.

2014

ГДЕ ТЫ, ГОСПОДИ?

Душа моя – младенец неказистый…
               
Белизна, прозрачность, свет...
Где Ты, Господи?!
От меня – к Тебе
сколько лет
сквозь нити проседи?

Но ни звука нет,
ни знака тонкого.
Белизна, прозрачность, свет...
Слышу
плач ребёнка я.

2001, 2013

ЛЕБЕДИНОЕ

Быть не может, чтоб не пелось
там, где музыкой полна,
омывает неба тело
лебединая волна.

Молча вечер заклинаю
затихающей волной:
да не радуюсь одна я
белым крыльям надо мной.

Черноризиц круг смиренный
на прощанье соберу.
Распахну ладонь на верность
лебединому перу.

2014

МОГИЛА МОНАХИНИ

У той могилы не ищите славы
и не топчите травы вкруг неё,
креста не обновляйте – пусть гниёт,
и нежная весенняя дубрава
пускай шатёр над травами совьёт,
и воробьи щебечущей оравой
взметнутся ввысь, когда над одноглавой
убогой церковкой начнёт воскресный лёт
весёлый благовест. Возможно, забредёт
случайный путник, повернёт направо,
по тропке, еле видной, обогнёт
куст бузины в соцветиях кудрявых
и над бугром заросшим не найдёт
ни имени, ни памяти, ни славы.

2003