Сколько горя может уместиться в одном человеке.
Сколько опустошения, звериной тоски.
Всё, что в детстве казалось таким простым и понятным,
с годами, cплелось в тугой узел.
Отразилось шрамами на запястьях,
Долгоиграющей связью с свободой в алко трипе.
Снова и снова просыпаешься с мыслью
непременно сегодня исполнить
cвой лучший и единственный танец –
поболтаться в петле или с пулей обняться,
Но каждый вечер откладываешь на потом.
Смотря в потолок мысленно произносишь:
"однажды мой Бог должен ко мне прийти,
я хочу попробовать на вкус его суть,
голос, мысли.
Пускать их по венам,
и только это
сделает меня снова живым".
Но при этом не веришь.
Ведь все слова привязанности и любви,
и все те кто их говорил
превращались в дым.
Похоронных костров, напитавших ночную мглу.
Больше не веришь.
Не веришь людям,
не веришь в людей.
Душа обратилась в кровавое месиво.
Мне постоянно хочется извиняться
за хроническое молчание,
за то, что меня где-то носит,
за то, что во мне что-то неправильное.
а может я просто — урод?
Расскажи мне о боли то, чего я не знаю.
Постоянно осознавать, что в тебе никто не нуждается,
Только что тут прикидываться несчастным,
Это я сам давно ничего не жду, не нуждаюсь в спасении.
Но отчаяние выражается
в экспериментах,
плотном сосудистом кружеве глазного белка,
в пачках снотворного,
в вырезании наших имён
на бело-бумажной коже, я сбился со счёта.
Моего и очередного Иисуса на одну чертову ночь,
А вроде планировал вечность.
Острым ножом, как скальпель хирурга, но в руках дрожь, а в глазах сомнение.
Но они и не против, смеются,
Юность даётся всего лишь раз,
Чтобы потом безразлично смотреть как на кафеле
расцветает алое поле, целовать в висок, верить, что все проходит, время лечит.
Заламывать пальцы, а после
лежать на полу без движения.
/как абортированный ребенок/
Душа болит больше чем тело.
Желать повстречать человека,
с которым можно было бы вывернуться наизнанку,
ничего не бояться,
не бояться открыться.
Образовать единый живой организм, стать ближе,
чем близнецы,
сросшиеся грудной клеткой и имеющих одно сердце.
На двоих.
Прожить исцеляя,
крепко прижавшись к ранам друг друга.
Когда-то пытаться найти себе место,
где можно было бы чувствовать себя в безопасности.
Чувствовать себя спокойно, пусть даже совсем не долго.
А однажды просто утратить во всём этом потребность.
/как казалось уже навсегда/
Но теперь я тебя нашёл.
И хочу быть у тебя под кожей.
Ведь я люблю тебя, да?
/Апостол Павел за моей спиной заходится в истеричном смехе
говорит, сынок у самого высокого чувства на свете всегда была одна рифма —
любовь - ***вь
Бросай это дело/