Они стояли чередой ко мне
И говорили: «Страшно, очень страшно!».
При ярком Солнце. При ночной Луне.
Сквозь сон глубокий, взрывы на войне,
И после жизни, прожитой вчерне,
В туманах. В переулках, где опасно.
Любовь – она казалась вдруг ужасной,
И ясное пыталось потемнеть.
Под ветер. В час вечерней слепоты.
Там были все. И я. И ты. И ты!
Что делал я в той череде к себе,
Жуя рогалик, запивая чаем?
Кого искал? Кого найти не чаял?
О судьбах думал или о судьбе,
Живых и мёртвых на пути встречая?
Жуки топтались тут же и коты,
Три носорога, слон, мартышек стая…
Молили взгляды. Шёпот был отчаян.
Своей колонной двигались цветы –
Счастливые – по-своему несчастны.
«Ох, страшно, страшно, в вёдро и в ненастье,
Ох, страшно!» – говорили ты и ты.
Нет-нет, я ничего не понимал.
Мой страх сгорел сто тысяч лет дотоле.
Что делал я в пустынном этом поле,
В той череде, которой так внимал?
Я прилагал ладонь к холодным лбам –
И улетали, оживая, твари,
И больше не шептали, не кричали,
Не плакались ни им, ни нам, ни вам.
Ладонь горела от чужих невзгод –
Придуманных, ну, а порою – явных…
Евреев, мусульман и православных,
Католиков, буддистов, всех, как равных,
Рукою я своею покрывал. И отпускал.
Мормон? Иеговисты? Проходи!
Баптистка? Духобор? Да нет вопросов.
Не бойся духов, мой шаман раскосый!
Вам всем грядет работа впереди!
Но вот настала очередь моя.
И я смотрю в свои глаза пустые –
Не вижу в них ни тайны бытия,
Ни страха. Только жёлтая пустыня.
- Зачем пришёл, – спросил я у себя.
- Ты знаешь, – я ответил. – Да, ты знаешь.
Ты от меня сто тысяч лет скрываешь
Мой древний страх. А без него нельзя.
Верни!
Но я ответил:
- Не верну.
В тебе чужого столько накопилось,
Что ты лишишься мужества и силы,
Что ты пойдёшь немедленно ко дну.
Иди, лечи. Стрекозы заждались.
И мушек рой. И земляные черви.
И пьяницы. И их подруги-стервы.
Им страшно! Избавляй их по одной.
Таков твой долг. Таков твой долг. Стыдись!
Смени ладонь, пока не загорелась.
Твоя Земля от страха перегрелась.
Надень пальто. Смотри, не простудись…
© Вит. Чел. 26.06.2016