В косах ленты, озорная чёлка.
Платьице с голубенькой каймой.
Юная, забавная девчонка
Радовалась жизни той порой.
На укрАинских широтах
Сладкий воздух, возвышался лес,
Цвели сады. На ветвях деревьев,
Как по нотам, звонко заливались соловьи.
Батька в поле пашет, мать в избе хлопочет,
Запах пирогов доносится с печи.
И девчонка Тоня с дружною гурьбою
Братьев и сестёр лепит куличи.
Проходило время, дорогого стоя.
Но в одно мгновенье мир сошёл с ума,
Крик вокруг раздался, солнце вдруг затмило,
Зарыдало небо. Началась война.
Антонина, Тоня, милая девчонка,
Пережив потери, страх, презренье, боль,
Партизанам смело Тоня помогала,
Чтобы враг свирепый прочь с земли ушёл.
Немцы всё бомбили, им фашистам – гадам
Никого не жалко, ни детей, ни женщин,
Ни одной души. Но народ великий, бился,
Не сдавался, он за жизнь сражался, чтобы жить в тиши.
Вот однажды Тоня в погребе с картошкой
Схоронила лётчика, что в лесу нашла.
Прятала от немцев, вЫходить пыталась,
Но пришли фашисты, и нашли бойца.
Тоня, Антонина, смелая девчонка,
Что теперь, родная? Что же дальше будет?
В плен её погнали, так у той жестокости
Не было конца. Душу боль съедала,
А в глазах тревога. Так попали люди в лапы
Бухенвальда, словно, им открылись «адские врата».
Тоня, Антонина, как же так, родная?
Сколько мук, страданий пришлось там испытать.
Раза три пыталась прочь бежать из плена.
Всё безрезультатно, всё пришлось узнать.
Что с ней не творили, голодом морили,
Били, истязали, скидывали в шахту,
Где сотни соболей. Там зверей держали,
Ну, а их кормили трупами погибших узников – людей.
И овчарок страшных на беглецов травили.
Так у нашей Тони шрамы на руках.
Газовые камеры сколько душ сгубили.
И с землёй смешался узников весь прах.
Проходило время тяжких, жутких снов.
Но девчонка верила, что наступят дни,
Дни освобожденья от свирепой лютости,
От поганой нечисти, от бездушных «псов».
И пришло то время, и оковы спали.
Жаль, что многих пленных не удалось спасти.
Жизней человеческих поуничтожали
Кровопийцы мерзкие, проклятые враги.
Наша Антонина, свет увидев солнца,
Вновь вдохнула грудью воздуха глоток.
Только детство напрочь сгинуло в «ту бездну».
И в цепях железных отмотало срок.
Вновь шумит берёза, вновь щебечут птицы.
Вишня расцветает и царит весна.
Жаль, что не увидеть вновь родные лица,
И отца, и братьев забрала война.
Память всё тревожит, по ночам не спится.
По щеке по девичьей вновь слеза бежит.
Как бы ей хотелось навсегда забыться,
Но на руке порядковый номер тот стоит.
(В память о бабушке Антонине Савельевне Щербак (Колодяжной))