Мне немного за двадцать, мне все простительно.
Молодость – главный враг мой и адвокат.
Я забываю всех бывших от «а» до тебя включительно.
И взрываю остатки своих баррикад.
На Литейном в Питере наливают с порога,
Не тратя времени на вопросы и чеки.
Свои бармены во мне утопили Бога.
А вообще должен ли он быть в человеке?
Да, я в кедах, в рванье и цепями удушена,
Но мне нравятся взгляды с того конца стойки.
Безобидная лесть – это ли не отдушина
Среди наглых и грязных намеков о койке?
Я наткнусь на действительно экскурсовода,
Среди прочих пикаперов с дипломом истфака.
И в Красном треугольнике на останках завода
Он скажет, что не нужен мне, как ты писака.
Я в этом уверена. Но пошлю его лесом.
Ведь он выше тебя только ростом если.
Мне неважно, не суть, под каким интересом
Но душевные фибры мои воскресли.
Скажи, что не грезил ты этим моментом.
Скажи, что не это желанная месть.
Моё прошлое служит теперь постаментом,
Но с таким то памятником – это ль ни честь?
Думала, притворяюсь. Может сильно вжилась в роль.
Я молода, а значит, сильна и не сломлена.
Бармен, ты сегодня и доктор, и шут, и король,
Налей мне туда, где болит, где надломлено.
Пусть ром мерзко хлюпает в районе души.
Пусть пропитанно сердце дешевым виски.
Без меня ты хоть бесконечно греши!
Ты давно в моем черном списке.
Мне немного за двадцать. Мне все простят
Но с тобой и барменом пора расставаться.
Только слишком игриво кубики льда блестят.
И ты слишком мой, чтоб за тебя не драться.