Зверь и Луч, глава 1

Ника Емельянова
*

 Они сошли на тёмный лес
 С едва проснувшихся небес
 И по поверхности земли
 Свои отправили ладьи,
 Уже немало сотен лет
 Провозглашавшие рассвет.
 Дрожали славные суда
 И золотистая вода,

 Что отражала их борта.

 То солнечных лучей отряд.
 На них не бросишь беглый взгляд,
 Глаза рукою не прикрыв.
 Верхом детишки на борзых,
 За ними взрослые лучи
 Брели. Играли трубачи,
 Художники касались трав
 Кистями и, к земле припав,

 Со смехом рыскали в цветах,

 И в эти ранние часы
 Искали капельки росы,
 Чтобы, надетые на нить,
 Прекрасной даме подарить.
 Один усатый рыжий граф,
 С десяток капелек собрав,
 Сверкающий венок соткал,
 Догнал прелестную мадам

 И возложил к её ногам.

 Покинув свой привычный кров,
 Летели из-за облаков
 Драконы с медной чешуёй.
 Они тянули за собой
 Парящие в клубах пыльцы
 Лучей воздушные дворцы.
 И всадники небесных птиц,
 И рулевые колесниц,

 И существа без тел, без лиц

 Под звуки криков, труб и лир
 Собою освещали мир.
 Рассветный полк, дневной отряд…
 Их замыкал вечерний ряд.
 И под ночную колыбель
 Лес снова накрывала тень.
 Лучи забрали всё с собой –
 И шумный смех, и трубный бой…

 Мир покрывался тишиной.

 Вдруг робко трогала луна
 Траву, печальных дум полна,
 Играла бликами в тоске,
 Чертила карты на песке.
 Спускалась тьма за слоем слой –
 Проснулся сумрачный король.
 Всё плыло в хрупкой красоте,
 В безумной мягкой остроте

 Случайной ряби на воде.

 Задумчив, словно сам не свой,
 Король пошёл гулять тропой,
 Которой раньше не видал.
 Через озёра, мимо скал
 Он шёл, потерянный в лугах,
 С улыбкой тёмной на губах.
 Блестел его меча эфес –
 Он шёл, и расступался лес,

 Стихал реки далёкий плеск,

 Почтительно склонялся дуб,
 Качая сетью веток-рук.
 Томимый странною тоской
 И одиночеством больной,
 Король, не зная почему,
 Бродил по лесу своему.
 И на скрещении дорог
 Его внимание привлёк

 Неясный отблеск, чей исток

 По руку правую лежал
 От короля. Там был завал
 И груда сломанных ветвей.
 Был крепко погребён под ней
 Чужак какой-то. Силуэт,
 Что источал неяркий свет,
 Казался женским, не мужским.
 Служанка? Дама? Пилигрим?

 Охотница за ним самим?

 Мир щедр на таких гостей.
 Слегка приблизился он к ней.
 То оказалась… Луч. И путь
 Её не лёгок был отнюдь.
 Впервые, может, на Земле?
 Она запуталась в листве
 И перепачкалась смолой.
 Ах, ей хотелось бы домой,

 Но ей не справиться самой, -

 Застряла в сломанных ветвях,
 Сучками платье изодрав,
 Вокруг бросала грозный взгляд,
 Как будто то не дивный сад,
 А грязный сельский огород,
 Где бродит без надзора скот.
 Король на корточки присел
 И позабавленно смотрел:

 Ах, труден девушки удел!

 Рвалась на волю. Весела,
 Смеялась сдавленно она.
 Сиял огнём в её глазах
 Не гнев и, кажется, не страх,
 И лес вдруг сделался немой
 Перед небрежностью такой.
 На поясе её висел
 Футляр с биноклем. Старый мел,

 Бумага с чертежами схем,

 Три склянки, солнечная вязь
 Из сумки вывалились в грязь.
 Была измазана щека
 Вся синей краской, и слегка
 Малиново-зелёной – нос,
 Что непростительно курнос.
 Шло время. Стало так темно,
 Как будто это бездны дно.

 Но света жирное пятно,

 Оранжевым огнём горя,
 Тянуло рваные края
 Прочь от Луча. Безмолвно та
 Глядела, как теней черта
 Густела медленно у ног
 Её, как тьмы ночной порог.
 Король всё думал – кем она
 Среди лучей других была?

 Небесной конницы глава?

 Чертила карты, может быть,
 Чтобы ладьи могли проплыть
 Весь мир? А может быть, и нет.
 А может быть, варила свет
 В стеклянных склянках, чтобы он
 Был ярким, как гроза и гром…
 Алхимик? Часовщик? Танцор?
 Он вёл с собой безмолвный спор

 И наблюдал за ней, как вор.

 В чужого мира западне
 Она не думала о сне.
 Смеясь над чем-то без конца,
 Пришли три облачных ловца –
 Они поймали звёздный блик,
 Что испарился в тот же миг,
 Как тронул свет Луча его.
 Ловцы свернули волокно

 Своей ловушки, и назло

 Друг другу выкинули прочь.
 Не думая Лучу помочь,
 Они ушли. За ними вслед
 Метнулся блик хвостом комет.
 Дриады в волосы Луча
 Цветы вплетали сообща;
 Язык их был ей незнаком.
 Они шептались о своём,

 Решая, где же её дом.

 Одна сказала – под землёй.
 Она не видела такой
 В лесу… возможно, из глубин
 Далёких эта гостья к ним?
 Другая заявила – дно
 Морское. Что-то ведь его
 Должно сияньем освещать.
 Они продолжили гадать,

 Не торопясь её спасать.

 Король смотрел и не дышал.
 Казался призрачным завал,
 Весь бронзовый, как горсть монет,
 Как поздней осенью рассвет.
 А Луч хранила тишину.
 Смотрел он на неё одну!
 Бордовым был её наряд,
 Что сделанный из мака яд.

 Она приковывала взгляд.

 Испытывал живейший страх
 В его лесу любой монах,
 Великий рыцарь, демон злой –
 Ходивших здесь ночной порой
 Довольно скоро оставлял
 Покой. Защита их забрал,
 Мечей, молитв, стальных щитов
 Не помогала им. Их зов

 Не мог достигнуть их богов.

 Луч не боялась. Словно мир –
 Один великий славный пир,
 Волшебный, с множеством чудес,
 Возможных или нет. А лес –
 Одно из тех чудес, среди
 Всех прочих сказок во плоти.
 Как будто было бы смешно
 Делить ей на добро и зло

 Свой свет и сумерки его…

 Смотрел он, мужества лишён,
 Робел и будто видел сон,
 Уйти не в силах. Наконец,
 Когда дриады свой венец
 Сплели, он отдал им приказ,
 Не вслух, без слов: оставьте нас.
 Они притихли и ушли,
 Склонившись прежде до земли.

 Потом болотные огни,

 Лесные духи, вепри, крот,
 Другие жители болот,
 С поспешностью ушли все прочь,
 На спинах их сомкнулась ночь,
 И только свет её потом
 Сиял во мраке кружевном.
 Молчанье. Сломанных ветвей
 Разжалась хватка, что на ней

 Следы, как будто от когтей,

 Оставила. Луч поднялась
 И с рукавов стряхнула грязь.
 Густой, безумной тишина
 Казалась ей. Теперь она
 Почти испытывала страх.
 Улыбка на её губах
 Была тревожной и кривой.
 Покинул вдруг её покой,

 Ночь стала жуткой и немой.

 «Миледи Луч, вы здесь одна?
 Вам что, по нраву темнота? –
 Огромный мягколапый зверь
 Текуче вышел из теней.
 - Сейчас хоть ранняя, но ночь.
 Я чем-то вам могу помочь?»
 Застыла Луч, как будто звук
 Чужого голоса и стук

 В её ушах разбили вдруг

 Стеклянный кокон. Мир оглох –
 И вновь проснулся. Сделав вдох,
 Она неловко начала:
 «Понятны ваши мне слова…»
 «Я знаю много языков,
 И ваш… он для меня не нов. –
 Он мягко улыбнулся ей,
 Как не умеет дикий зверь.

 - Что делать будете теперь?»

 Она смотрела на него,
 Сжимая платья полотно,
 Но вот её последний страх
 Развеял свет в его глазах,
 Каким могла б сиять Луна.
 С теплом ответила она:
 «Мне не помочь. Я – луч дневной,
 И мне за горизонт, домой.

 Так что ж, отправитесь со мной?»

 Зверь рассмеялся. «Нет, едва ли,
 Вы опровергли это сами.
 Туда доставить вас? Извольте.
 Не мне мечтать о горизонте.
 Куда спешить? Сейчас темно,
 Но в темноте не скрыто зло,
 Двойного дна и тайной грани
 Нет в этом сумрачном тумане.

 Он весь прозрачный перед вами».

 Смущённо Луч сказала зверю:
 «По мне, плохая то затея.
 Мой дом – рассвета медный звон,
 Ваш лунный мир мне незнаком».
 Зверь улыбнулся и затих,
 Как лук согнув спины изгиб.
 Склонил он голову к плечу:
 «Не нужно, словно палачу,

 Смотреть в глаза мне. Не хочу

 Пугать. Что так в моих тенях
 На вас наводит этот страх?
 Они легки и не опасны.
 Сквозь них увидите вы ясно –
 Мои намеренья чисты,
 Как звон безликой красоты.
 Полотна их на сны похожи,
 Что даже ветром не тревожат

 Туманных трав густое ложе.

 Миледи, вы здесь в первый раз?
 Хотел бы познакомить вас
 С обилием своих владений.
 Здесь край земной. Здесь сны и тени
 Клубятся в странной тишине
 Над мягким мхом. Позвольте мне
 Моих земель вам показать
 Торжественную благодать.

 Вам интересно, мне ль не знать».

 Ах, взгляд Луча – как остриё.
 Он щурился на свет её,
 Смотрел на искры в волосах,
 Не думая о лунных снах.
 Далёкой стала вдруг Земля
 Для сумрачного короля.
 «Меня лишил уж страхов всех
 Ваш тёплый и приятный смех.

 А этот серебристый мех…

 Луна как будто бы в него
 Вплела лучей своих сукно».
 Она с задумчивым смешком
 Прикрылась платья рукавом,
 И словно маков яд стекал
 По ткани вниз. Лица овал
 Был будто высечен в ночи,
 Как у фигурки – богачи

 Заказывают их... Свечи

 Нетвёрдым огоньком она
 Во мраке призрачном плыла,
 И только сумка за плечом
 Застыла красным сургучом.
 Она звала, как смертный грех,
 Страшнее и милее всех.
 Как кубок с юностью у рта,
 Опасность, сердца нагота…

 Кивнув, она сказала «да».