Когда маска становится кожей

Андрей Хантерус Клейн
Терновники и волчицы
кружатся в воздухе,
пожирающем
либо
синий огонь или белое пламя,
либо
просто существование или коварный экзистенциализм,
плоть вожделеющий
против воли
духа.

Сок сверкающий
на солнце на дереве;
призраки плавали в сторону.
Недостижимые воды -
достаточно, чтобы заполнить
пустое сердце
изображением
мира.

Оторвать их друг от друга.
Мама,
теперь
кипящая
в нашем экстазе
церемонии Невиновности,
тонет.

Практикующему сердцу
в огне потребления
нет никакого спасения
от времени;
у всех цветов есть души,
свисают ветви с деревьев
на сушу.
Все мы стали
тем, что ничего не стоит.

***

Всё!
Я хочу всё это.
Я отдам за это всё своё.
Я трогаю это лицо
до сих пор в том месте,
где ещё до рождения моего
было расположено
Всё.

Они забрали всё это,
но мы можем работать...
Оно падает вниз
повсеместно вокруг,
а вы не заботитесь об этом;
лишь бы только смотреть
в ненастоящее небо.

Я бы покинул это место,
чтобы целовать лицо то.
Я бы отпустил всё это,
и пусть останется одно то
свечение.
Потому, что всё
зависит
от конечной строки.

И если мы не останемся
в сером цвете
и закроем глаза
на все крики,
чтобы
затем праздно напиться -
мы будем течь
вниз, в канализацию
урбанизации,
и всё вокруг
превратится
в настоящую
боль от того,
что мы сделали.