Меня не оставляют сущие вопросы;
Не то, что бы я хочу найти на них ответы.
Скорее, хочу избавиться, ибо нет мира вне
Моего представления, нет метнутого предо мною.
Ещё эта фантазия, где меня кладут в могилу,
Бросают в лицо горстку земли, накладывают
Три листа отлитого бетона, и дальше теснота,
Темнота и могильная безысходность. Кошмар.
Горы, например, больше не очаровывают; ночью
Бывает ужасно страшно: как только солдаты на
Этой земле воюют? Появляется огромная симпатия
К сельскому чуваку с прикольной причёской, футбол-
Кой и чёрным напульсником. Потом узнаю,
Что он местный полоумный. Симпатия возрастает.
И становится грустно за него: он разливает пиво,
С трудом выговаривает: “Ка-а-а-а-рт [игральных] нет”, и
Не умеет отказать бессердечным в просьбе
“Поди, принеси что-нибудь кислое; сорви там
Пару яблок во дворе [такой-то] тёти”. Я останавли-
Ваю это, уверив чувака не слушать эти просьбы.
Они молчат, не смея перечить мне. Он уходит.
А расстояние меж звёздами? Такие огром-
Ные расстояния, что моё воображение бессильно
Это представить; вроде бесконечности - представить нельзя.
После того видения солнца в пять утра на высоте
Десяти тысяч метров, образ любой звезды прев-
Ратился в маленький белый горящий шар.
И теперь ночные звёзды кажутся такими. И дума-
Ется: вокруг каждой такой звезды могут кру-
Титься планеты, а вокруг них луны, Фобос, Деймос.
И опять попытка представить расстояния меж
Двумя звёздами: я не-мею. Башка и так болит
От пива и гама в чайхане, плюс холод ночных гор,
И моё disturbed положение: лежу на машине
И думаю о звёздах. Приступ: мои отношения
С людьми подвергаются эрозии: то ли я слишком
Добр, то ли люди тупо злоупотребительны. Скорее,
Первое. А потом моя юность - семнадцать лет,
Поцелуй в щёчку и столько радужных надежд.
А здесь, на этой машине лежит путь от
Веры в Бога до феноменологии и экзистенциализма, -
Славный, полный смыслов, но обессмыслившийся путь.
И так, весь я в своей мыслительной наготе лежу
На леденящей машине, ощущая обессмысливание
И обесценивание собственного мира. И звёзды.