Илюше Муромцу от Соловеюшки Разбойного

Юлия Чазова
Здоров, Илья! Поди ж ты не помёр?
Пишу тебе письмо, чесамши пузо.
Ах, чёрт, тоска… Опять слезу утёр:
Моё существование — обуза.

Лежу себе, вздыхая, на софе,
Ядрёна вошь, клик-кляк шайтан зовётся.
Курю кальян, сознанье подшофе,
Встаю лишь на горшок, когда неймётся.

А помнишь, друг, времён былых размах?!
Как я свистел! Как ты со мною бился?
Как ты меня тогда дубинкой — трах! —
Да по башке! Ужо перекрестился,

Словцо сие не можно произнесть:
Охальники все вывернуть иначе.
Но знать твою дубину — это честь.
Пишу тебе и горько-горько плачу.

Так вот беда — Горынушка почил:
Сгорел наш змей, с греха нажравшись водки.
Хлебнул бутыль и пыхнул — вот дебил! —
Палёными парами по проводке.

Да, был, признаться, знатный фейерверк, —
Такого не проделывал он сроду!
В восторг зевак немалый он поверг:
В крови, видать, жестокость у народу.

А Дрёма спит, бомжуя в гаражах:
Не отличишь беднягу от бродяги.
Добрыня ж с Лёхой — дело просто швах! —
Вчера подняли радужные стяги.

Ты помнишь Лихо, ёйный злыдный глаз?
Напёрстничает нонче в переходе!
И Леший с ней до кучи — тот на раз
Бабло сшибает пением по моде:

Орёт, как твой шатун, дурной медведь…
Илюша, милый, как звучали гусли!
Как кот Баюн свои мог песни петь!
От мыслей сих глаза мои потускли…

Какие девки не давали мне:
Алёнушка, Елена, Василиса!
Хоть я теперь при правильной жене,
Всё ж не привыкну: тощая, как крыса.

О, времена!.. Вчера надел протез;
Не свиснуть уж — зубов тех больше нету…
Задор не тот, скисает интерес —
Всё больше пристращаюсь я к балету.

Да, тычу толстым пальцем в свой айпэд —
Забавная, Илюшенька, вещица.
Но чахнет жизнь — прогресса вовсе нет!
Лишь хочется всё чаще удавиться…

Ох, как бы нам вернуть былую стать,
Чтоб жгло в груди! Тянуло на отвагу!
Рвануть бы как-то время резко вспять…
Да без супруги нонче я ни шагу.

На ентом всё. Чегой-то я устал,
И пить охота: выпью кока-колы.
Нытьём своим, поди, тебя достал?
Но всё ж пиши. Целую. (Для прикола.)