38.
А было, было мне явленье
Пусть не Христа в живой Одессе,
Но светлой нежной красоты –
Живой и близкой, столь возможной,
Что я лишился разуменья
И не сошёл едва с ума...
Сойти с ума? Какая мука!
Какая трата сил и нервов!
Какая скука, господа!
Да, да! Шутить сейчас напрасно.
Остались шутки у Отона,
Когда в душе царила злость.
Не смог оставить скучный берег,
Чтоб по хребтам морским направить
От суеты ночной побег.
Ты ждал, ты звал, мой дух свободы,
А я сомненьем был окован,
Хотя душа моя рвалась,
Как птичка, вырваться из клетки.
Но, южной страстью очарован,
На берегу остался я...
Меня простите, повторяюсь.
Хотел сбежать, и не сбежалось.
Остался я в своей тюрьме.
Да, да, да, да... по двести да,
Всё да и да... Куда деваться?
Куда шаги свои направить,
Чтоб обрести покой души,
Чтоб мне обитель вдохновенья,
Уединения обитель
Под солнцем жизни отыскать...
Стремясь продлить свои мученья?
Зачем, друзья? Любви покорный
Я удаляюсь от любви.
Прощай, кипучая Одесса,
Балы и диспуты, прощайте!
На мне сейчас и фрака нет.
Поскольку фрак – не отвороты,
Что вам пошиты из атласа,
Не фалды, честно доложу,
Под хвостик ласточки весенней,
Скажу, он сам – мировоззренье,
Как показатель воспитанья
И происхожденья верный знак...
Итак, изгнанье мне продлили
И с места тёплого сорвали,
Стремясь хандрою уморить?
Любовь? Любить? О, ты, любимая?
Как быть под солнцем нам отныне
И друг от друга в стороне?
Я был подавлен и встревожен,
А мысль кружила, будто ворон,
Пришёл таланту свой конец?!
И, как юнец, одновременно
Был по-мальчишески растерян
И непростительно взбешён...
Но нет, не выйдет представленье
Ни по доносу Воронцова,
Ни по велению царя.
Морскими ваннами лечиться
Не довелось, как мне хотелось,
А высочайшее нельзя
Меня прохладно отрезвило,
За сапоги с небес стащило
На землю грешную мою.
Но я не сдался и не сдамся,
Как бы вельможи не старались,
Чтоб только трону угодить,
И потому игрок беспечный
В коляске с кузовом открытым,
Но с лёгким верхом откидным
Катил всё ближе к расставанью,
А там – всё дальше к отчужденью
И наблюдал простор степи.
Смотрел с приятным любопытством
И любовался откровенно
Изящным перстнем на руке.
Кольцо витое золотое
С немалым камнем, сердоликом,
Который был восьми углов.
Хотя окрашен в цвет заката,
Но иногда, с игрою света
Менял свой цвет на желтизну,
И мне, сидящему в коляске,
Метафорически казалось,
Что вижу здесь её глаза!
При ясном дне и свете солнца
На камне том я видел надпись
На иудейском языке
(О, Симха, сын рабби Талмуда,
Да будет благостною память...).
Да, кабалистика несла
Мне исполнение желаний –
Мою любовь и вдохновенье, –
Чему я верил в глубине
Своей отчаянной натуры,
От «богомерзкого» таланта
До «необузданной» души.
Подарит перстень мне удачу –
Удачу стать в миру известным
И... в тишине убитым быть,
Что Воронцов тогда не сделал?
(Так мне зимой свинец вернулся,
Однажды пущенный рукой...)
Вверху, над надписью виднелись
Две чудных грозди винограда,
Как знак богатства и ума…