Греют сумерки. Теплится вечер в мангалах на том берегу.
Где лиловая дымка крадётся, и чахнут плакучие сосны,
долгожданная встреча с тобой, мой печально прекрасный приют,
мой лазурный родник в золотисто-песчаной оправе…
Что с тобой?
Обворованный, стынет в болоте ручей,
и вгрызаются в мякоть твою целлофаны, окурки и склянки –
груб и жаден к тебе обездумленный человек,
обездушенный он – ко всему (просто так) беспощаден.
Говорят, люди все – по подобию бога, из облачной ваты;
а наш боже в эфире висит, опираясь на свой золотой подлокотник –
видно, бог наш – огромный небесный клоповник,
пожирающий ткани и клетки вселенской нирваны:
о, плодитесь, родные, молитесь и пойте о главном,
и страдайте по каждой невыпитой банке хмельного,
понастроив ракеты, мечтайте о том, как на Марсе
вы будете так же беспомощны, злы, неказисты, никчёмны -
и простужены ветром, удушены газом, а, может, своими в хлеву сожжены…
Как же редко средь нас появляются души – гранёным алмазом,
что способны любого клопа в мотылька превратить,
согревая дыханием…
Понеслись облака к догорающей розовой лампе,
Только скромно дрожат на крутом берегу золотые огни.
Убаюкай, лиловая дымка, плакучие сосны от страшной печали.
Холод сумерек в черных жаровнях, оставленных нашими гнить.