Магия.
Уже не лето. Ещё не зима. Всё затихает. Вот-вот остановится и река. Скоро долгожданное перволедье. Два рыбака обмывают покупки: кивки, крючки, лески и много мелочей, названия которых знает только рыбак. На столе бутылка, рюмки, кой-какая снедь. Вспоминают былые сказочные уловы. Кстати, хозяина за глаза зовут Сказочником. У него рыбка, пойманная в начале недели, величиной с ладонь, к концу способна превратиться в рыбину полутора-двухкилограммовую. Многое зависит от скептицизма слушателя.
Вспоминаются чудесные случаи, происшествия. Небывальщине простор! А ещё говорят, только дети верят в сказки и любят их. Нет.
Между разговорами и тостами оснащаются удочки, придаётся чуткость кивкам, точатся крючки. Закрепив тройник на балансире, опускают его в рюмки и пьют на брудершафт. Обмыли. Из коробки извлекается сломанная, некогда уловистая блесна-самоделка. Её зим шесть тому назад подарил Сказочнику старик. На неё взял Сказочник семикилограммовую щуку «с тремя блёснами в желудке» и судака килограммов за десять весом. А потом неведомая рыбина изуродовала блесну: обломила тройник и ушко. Все знают о коряжестости места события, никто, однако не возражает, не переубеждает, а кое-кто искренне верит, что не коряга зацепилась и погубила блесну.
-Металл очень твёрдый, сверло не берёт, - жалуется Сказочник товарищу, по прозвищу Борода.
-Надо бы, - пытается подсказать Борода и не находит слова, - этот, ууу…
-Анкер* что ли?
-Да, анкер, - поддакивает Борода Сказочнику и чувствует явное не то, - анкером сделать насечку и сверло на малых оборотах возьмёт.
Через три дня они отправляются на затон. Лёд очень тонок. С пешнёй, постукивая впереди себя, крадутся на расстоянии пяти-шести метров друг от друга к заветному месту. Прошлогодняя удача: двенадцать килограммов окуня и три килограммовых щуки и судак на три кило будоражат воображение.
Сегодня рыба пренебрегает и блёснами, и балансирами, и мормышками. Тишина. И на мотыля не берёт ни одна тварь. Вездесущий ёрш не даёт уснуть. Многократная смена мест ничего не принесла. Покой и умиротворение, казалось бы, должны покинуть бедолаг. Ничего подобного. Борода достаёт четушку. И они закрепляют это состояние. Именно в такой момент кивок подымается, свободной рукой Сказочник подсекает, мигом опорожняет кружку с водкой, перехватывает леску правой и вываживает хорошего подлещика, грамм на восемьсот. Забыв обо всём на свете, колдуют оба над лунками. Забыты заботы. Забыты болячки. Забыты невзгоды, безденежье, обиды, промахи, неудачи - всё забыто. Всё исчезло, шут знает куда. Но напрасны старания. Снег начался и запорошил их. А лёд гол. Редкие крупные снежинки, подобно двум скрещённым пёрышкам с белой грудки мелкой птахи падают и не могут упасть, кружат возле прозрачного льда и, чуть соприкоснувшись с ним (или только показалось), взлетают и порхают, долго не находя себе места. Ветер северо-западный сменяется северо-восточным. Прекращается снежная круговерть. Холодает. Лунки моментально затягивает, только поспевай черпаком орудовать.
Из недр рюкзака извлекается подружка предыдущей четушки.
Они сожалеют о так и не отреставрированной чудо – блесне.
-На неё точно брала б, - сожалеет Сказочник. И, заглушая подобие тени досады, декламирует:
«Люблю тебя, Петра творенье».
Его, дурачась, перебивает Борода:
-Анну Петровну Керн что ли?
-Не анкер, а кернер**! - вдруг осеняет Сказочника.
-Точно, кернер, кернер нужен! - поддакивает Борода.
Пьют за кернер. Пьют за Керн. Анкер, по недоразумению занявший чужое место несколько дней назад, возвращается на своё - в часовой механизм, вечно служить сверхтекучему времени, остановить которое способен только слышащий музыку Вселенной фантазёр.
*анкер - деталь часов, обеспечивающая равномерный ход часового механизма;
**кернер - инструмент в виде остроконечного стального стержня для нанесения углубления на металле.