Этюды

Мать Уистлера
Подари мне новую жизнь, но сначала смерть.
Напоследок улыбнись, обними и впредь
Не нарушь молчание и уходи скорей
Раствори себя в пылающем октябре.
За тобою выйду на травяной ковёр.
Я точильщик дней и каждый мой клык остёр.
Ты ушла, румяная, как до сих пор цвела,
Но уснув, увижу, как ты теперь бела.
Как случилось, что уйдя среди дня, мой друг,
Изнутри меня явилась ты поутру?
Не мои- твои глаза, не мои уста.
Ты вернулась в дом, откуда была взята.

..
Кто съедает две тыквенных семечки в день,
и чей рот до утра напомажен?
Черноморье! Подол твой длиннее, чем тень
кипарисов, стоящих на страже.
Не читайте в садах городских Малларме,
чтобы голос не слышать беспечный:
"Я фотографом ню здесь работаю, мэм,
эфемерное делаю вечным."
И подумалось мне :
не нагие сосцы
уязвимость возводят в искусство,
и не тряпка в горошек, чьи злые концы
за спиною моей сведены -
а летящий по трассе ночной мотоцикл
-на дорогах невиданно пусто! -
И по встречной мне фар коренные резцы
обнажает обличье луны.
..

















Одно   письмо из Вьетнама
....
Постой со мною в солнечной глуши
среди повозок и людей,
чей идол
ушел в актеры, чтобы вечно жить
и изучать туманность
гоминидов.
Как встречи порождаются прощанием,
так это лето вымолила
наледь.
Убавишь громкость радиовещания-
как сувенир возьми себе
на память
свечение стекла. Я как немая,
кувшинок пью стеклянный запах залпом.
Здесь лето начинается не с мая,
а с хрупкости, Ханой её
побрал бы.
А раньше, еще раньше, здесь была
хтонически небрежно -
кто развеял?-
простая изначальная зола
привратником песчаных
колизеев.
О как дитя возьми меня на плечи.
Ты никого не спас
от круговерти.
Не оттого ль на шаре этом вечно
рассветы начинаются
со смерти?
Кончаются не тропкой в отчий дом,
не судным днём, не верою
опасной,
а жадным и раскатистым огнём,
искрой всепожирающей
и ясной.
Зачем врастаешь в зелень
- лип не
станет сияющих, узрим совсем иное:
как человек во мне
покорно гибнет,
и вознесётся присно-
но не мною,
а картами столиц, откуда письма
я отсылала
в эру мезозоя.





Жизни томительной, старой как небо
я предпочла бы одно дыхание
в теле пяти мотыльков - однодневок.
Влажные травы. Рваную память.
Первый в судьбе новорожденный день
(свежий, как свет в человеческой коже!)
я бы омыла в крещенской воде..
-Ложь!
Там встречаются с собственной дрожью:
желтые звери в земной глубине
немо хранят о нас тайное знание,
и оттого почему-то сильней
давит асфальт на безумные здания.
И оттого вдруг и злей, и острее
………………………….. нездешнее:
тонкой травинкой взойди во дворе,
фокус вдыхая в привычные вещи,
в шляпе соседа - ужимки кота,
ложка на самом краю - в равновесии.
Станешь ведь солнечным киви когда
фруктом закутавшись в шубу из плесени,
сбросишь пол -царства. Теряя сознание,
бейся на дереве лентами жизнюшек.
Влажные травы, рваная память.
Небо плечами иначе- не выдержать.
2010
Идём со мной- увидишь мир предметов,
кричащих "Забери меня отсюда"
своей чудной всего одной приметой
входящих в затуманенный рассудок
овальною глазуньей циферблата.
Верь, на него бросая взгляды искоса:
в его полях цветут последней правдой
латинские- не цифры, но гибискусы.
Как Августин сказал: в какое место
ты улетишь, себе не подчиняясь,
в счастливом сне, недолгая невеста
не можешь знать, но знает эта завязь
куда ей расцветать: навстречу хаосу
случайного добра, фотон без цели
струится в никуда, и жизнь без паузы
продолжится как боги захотели.
23.03.2016


Черноморские этюды
1
Я тебя отпускаю, мой вечный большой адресат,
не вести ни в кого дневники, никого не спасать
мы учились так долго. Молчание стоит труда
иногда, иногда, но от песен не будет вреда.
Опадает апрель и бела лепестками земля.
То цветущие яблони жизнь мою тянут и длят,
и пока здесь цветёт- продолжается этот народ
анархистов, кочевников, сыпется злом серебро,
и ребриста волна, но её исчезает ребро.
2
закапывай в банке стеклянной стихи
как в поле грибами взойдут новостройки -
то кто-то найдет в огороде не мхи,
а мысли ребенка о кошках и боге,
и это приятно: ничто не истлело
о, веришь здесь каждый
прочувствует тонко
как ты семилетней оставить успела
приветы кротам, паукам и потомкам
3
милена плюс коля сердечко навек
тюльпаны растут из политой земли
и я нахожу в прошлогодней листве
газеты, бутылки, дома, корабли
а разве ты знаешь, что завтра найдёшь
на карте меняются север и запад
и падает в море доверчивый грош
луны, обреченной от радости плакать
4
любовь давно ушла остался долг
детей от нелюбимых невозможно
любить скорей воспитывать и стол
осталось вытирать и сны о прошлом
где не было порядка иногда
приходят и мелькают неуютно
мешают этим травам прорастать
дрожит фотографическя груда
от маленького томного огня
и сладкий дым расходится волнисто
здесь жил когда-то, жил когда-то я
и льется песнь о сердце материнском
5
Такое обнаженное лицо
Почти вгоняет в краску или вот
Отвлечься что ли – что за гиацинты!
Южнее нет цветов, а только святость
Когда-нибудь наступит тишина
Глухая что ни спрятаться ни скрыться
И вот стоим насилие вещами
Преодолеть бы ради этой пасхи
А я кручусь и щетка хороша
Чисты ботинки это несомненно
Большая радость
Праздник – шить нельзя
6
Как у тебя получилось
Быть всегда единственным адресатом
Моих шепотов, замерших еще до
Того как растерянные трамваи
До рассвета разбредаются кто куда.
Слышишь – гляжу в открытое.
Убираю две цветущих ветки
И зима с них слетая, пахнет
Белым солнцем, известью и провинцией
Пасхой, лужами, шерстью кошек.
Погоди, ты успеешь побыть один
Среди сотен голосов .
Ночью, покинув себя, пойдешь гулять
Утешением
легкая синева
В прорезях вечного льда
В проруби окон тюль
В паузах речи жизнь
Ветхая вечная радость
7
пиццерия челентано пиво чаи вода
после маленьких городов не хочется никуда
здесь в горошек будет платье, юбочка будет клёш
мама сделает нам оладьи, лихо приколет брошь
на аллее улыбаясь слушая как гремит
где-то в облаке сладкой ваты май ледяной грозой
ты стоишь не помещаясь в этот хрустальный мир
повернешься, пить захочешь
- и завершится сон
(март 2016)


это цельность - два метра парить над землёй
как движения тела легки и красивы!
о, за Гойей вослед, в его страшный полёт,
а войдешь в новый день-
не растрачивай силы
чтобы телом пронизывать стены и плавить
образа, что пускают скупую слезу
ты, себе же из прошлого ныне не равен,
на расплавленном воздухе жизнью рису-
ешь этих странных зверей
их отравленный мех
источает тепло, в золотом октябре
мы согреемся в нём, как убийца в тюрьме
и я слышу твой смех,
Мефистофеля смех

Волосок
..
Что я скажу, глядя в глаза
людям, которые как гроза
вечно приходят в обед, когда пауза
и в волосах
пепел и затерявшийся Дон Кихот?
я его тяну, истончая в талии.
Он не рвётся - только луной блестит.
В нём Париж и Славянск ,еще Анталия,
он покрыт серебряным злым грехом,
режет пальцы, я смеюсь над ним:
Хо-хо-хо.
Завтра будешь белая как крахмал,
два диплома, Хайдеггер по верхам.
То ли время стало каким-то плотным,
сжалось всё как зверь - и поди-ка тронь,
то ли красота на иных полотнах
опадает краской сухой в ладонь...
Булочник розовощекий приходит в два.
Я ищу приметы его родства
с миром детства, маленьким как печать
красного сургуча.
Нахожу едва.

там длился свет и смех, где тополя толпились
и белый пух летел над мусором в обрыв
овраг, скрывая змей, которые резвились
во влажной красоте, травой одел бугры
и школьный прел рюкзак,желтели дневники
из прошлого на нас,таких смешных не глядя
гляди: идёт гроза, куда-нибудь беги
рта желтого окрас меняя в палисаде
мопед уже гудит, гроза ушла в овраги
и дикая ждёт стая, чтоб каждому раздать
а целлофан летит по небушку как ангел
и чья-то причитает оставленная мать









Это время матрешек
..
Это время матрёшек
таких деревянных и полых
запрягай свою лошадь
отдай своё горло глаголам
мир устроен не так, как ты думал
мирская матрёшка -
это чёрной утробы матёрое жадное дуло.
Каждый встроен в другого,
который его превосходит.
И твой дух будет меньше,
чем дух истлевающих Родин.
Но пока
анархисты везде
анархисты в горах
анархисты в лесу
анархисты звенят своей бронзой.
Они знают,
что те, кто выбрал: Москва или Вашингтон-
считай, уже предал дом свой.
Никогда никуда не вступал,
жег легенды, не помнил о прошлом-
психопат -
интеллекту-
ал-
это тот, кто не встроен в матрешку.
перелистывая страницы исторического наследия
психопатами- анархистами где-нибудь на Маврикии
Мы умрём молодыми и дикими в день своего столетия
мы умрём молодыми и дикими
мы умрём молодыми и дикими
Мы не встроены в это ложе
в эти степи и тополя
И когда нас сожгут, не сможет нас
ни одна поглотить земля


Сизиф
.
Какая сила Сизифа вгору вела
не стушевался под взглядом всего села
камень катил свой вгору, весна цвела
у него в груди
Бабы в селе шептались: устал Сизиф,
что творит, упал и лежит в грязи,
а по юности был хоть куда красив.
Погляди-
те, бабоньки, как постарел и сдал,
свет очей, подайте ради Христа
что гора вам люди гора не та
отпусти
сдайся гравитации жди пришествия
брось валун здесь начинают шествие
ластиком стирают людей вокруг
Катышки падают с листика, снова чисто
здесь случилось таинство Евхаристии
о, вгрызайся в камень, как Фройды в детство
уничтожение
естесственных первопричин движения
может мотивировать на совершение
монотонных
монотонных
необъяснимых действий.
-
2013
Девицы смотрят вверх
- видят сквозь облака.
Там небесный князь уже снарядил коня.
День дождлив и сер,
или багрян закат -
Они делят с князем сердце любого дня.
Сколько глупостей есть -
а ты зажигай очаг,
Пусть огонь согреет суженого и он
Высоко, где холодно,
тоже заварит чай,
Высоко, где пусто, в твой окунётся сон.
Светел небесный князь,
весело жить одной.
Будешь невестой, глазки- как два колодца.
Только в конце времён
станут его женой
Девочки, заглядевшиеся на солнце.
.
Из душных и белых комнат
в вечерний сиротский город
почувствовать холод, скорость
ручья, и брести немой
в читальные залы клиник,
к причалам бетонно- синим,
в церковные лавки, в ливни
Маковского, к первоглине -
мой город меня не принял,
куда мне идти домой?
.
Можно приодеться в мужской пиджак
умереть для мира, пойти в кино,
в парке спать на лавке, найти ежа
и свою изнанку, открыть окно:
- Нет во мне неправды!
И мир вокруг -
в самом деле- больше не инвентарь,
рыжий хаос носится по двору
и тревожит солнечный мой октябрь
.
Мне снилась темнота. В ней было хорошо,
ни огонька не пролетело мимо.
Там день и человек уже прошел,
но кто-то рос: без глаз- волос, незримый,
без пальцев и желудка, без костей,
и без гостей и праздных новостей.
Иди с ним под откос, изменчивый мой голос:
беспамятственна почва под озимой.
В застенках каземата- языка
взашей изгнав судью, остался слеп.
И потому свободна и легка
его рука, в которой он- река
в густом тепле.
.
...А однажды мы,побеги,
вросшие в эти куртки,
крики- книги,
штампы - штрихи наследия
обнаженными
Звонкими промежутками
длящегося сознания
словно дети
чистые огромные как холсты
белым отражением прародителя - заново взойдем у черты, черты
за которой
еще ничего
не видели
200





Качаются на Рейне поплавки,
и лебедь вымогает свежей рыбы.
Апрельский снег играет в поддавки...
Как сиротливо мокнут в парке липы!
И только череда и сонный клевер
встречали бы святого Августина,
приди из Карфагена он на север,
где всё и величаво, и пустынно.
Грехами искушаемая плоть
когда-нибудь угаснет, как свеча.
"Пошли мне целомудрие, Господь,
но не сейчас, о Боже, не сейчас!"
апрель 2016

Однажды одуванчиками луг
манил нас отыскать приметы лета -
и жужжала несла свою иглу,
за ней шмели не успевали следом,
и там, где чернобривцы и чабрец
им июньское справляли новоселье,
оранжевый забытый леденец
лежал среди всеобщего веселья,
и треснула на яблоне кора,
белее дня от извести и солнца.
Как тёплая земля была добра!
И глядя, как у старого колодца
ребята, образуя звонкий круг,
спасали мир игрой от одичания,
я выучилась лучшей из наук:
живому, восхищенному молчанию.



Весна
1
Снаряд летит в фасад больницы.
В бомбоубежище нет света.
И если вдруг тебе приснится
другая, новая планета -
то плотное покинув тело,
слегка совсем приподнимись-
и вдруг раскроются пределы,
чтоб лестницей твердела высь.
Взойдешь по ней - не эшафоты,
не ангелов беспечных рой
а фрукты, овощи и воды
стоят вокруг тебя горой.
Но, провалившись в утро, "Где я?"
вскричишь, его не отличив
от вечера, когда, седея,
отец карандаши точил.
2
Среди салфеток крючком, театральных билетов,
вышивок бабушки и пожелтевших кашпо
в ящике шебби стола я храню пистолеты -
мы не в Детройте, любимый, но мало ли что.
Снилось мне давеча: я убиваю людей.
Люди незваные ночью залезли в окно.
Что теперь делать мне в мире христианских идей
после таких
снов?
....
2016, апрель




- Вот она, жизнь, жизнь- бьется в моих руках
белой капустницей, с крыльев летит пыльца, -
дедушка мой в землянке где-то на Соловках
хмурится, пишет мысленно, капает пот с лица:
- Мокнут от влаги стены, влага ручьем стекает,
рыбы у ног проносятся строить подводный мир
будущего. Прогресс- это звезда такая
выбрала наше время, милая, накорми
младшенького Артюшу. Пять сыновей и дочка
прячь всю муку в золе - знаю, жива, и да-
будешь со мной всегда. Даже когда я точку
завтра поставлю в этой грамотке в никуда.
2016









Все, что с нас опадает- живое.
Ресница, волос корчатся и кричат
медленно угасая от голода на полу.
Превращаются в пыль.
Так и мне когда-то
Перерезали пуповину,
Так и я когда-то отпала, еще живая
И до сих пор молчу,
кричу,
лечу, превращаясь в пыль,
устремляясь в воду и почву семечкой,
красное солнце светит сквозь белую кожу мою.
Я уже давно не ищу метафору
даже слова не ценны
их россыпи- камни на пляже
нежные белые как бока лебедей
Разве все погладишь, подержишь в ладони?
Каково неистовое любопытство людей, которые никогда не любили истину
Но познавали случайно все подряд?
Разве что в клозете, читая словарь Даля
в кожаном переплёте
Зачем слово, есть же кусок платка
турецкой женщины на лице которой улыбка
вчера сняла она свой платок и покрасила волосы
и сказала: "Я сама себе
впервые картина"
Я держу её платок в руках и плачу.
И тепло её материнства в этом платке
и макушка её бела бела аки пепел
выженная земля её желтые волосы
2
Зачем мне слова, когда есть сирийские дети
они попали в Турцию на корабле
их родителей больше нет
они заходят в трамваи, плюют из окна на головы прохожим
кто не видел этих детей- тот не знает Гекльбрери Финна
Гек не выживет Гек замёрзнет
на картонке под дверями какого-нибудь магазина
Даже в Турции есть зима.
3
Социокультурные горизонты
самопоэтика
нелегко уносить ноги из библиотеки
в майский день, где утка спит на солце
и рядом десять желтых пятен на траве.