1 место № 5. Крутится - вертится
Другим живётся хорошо, а прочих мучит зависть.
Какая невидаль! – «Москвич» на весь большой квартал.
Подружкин папа вёл «Москвич»,
А мы сидели сзади,
Как будто издан был закон, чтоб он двоих катал.
Не раз внушала мама мне, что клянчить – это плохо.
«Пусть пригласят тебя сперва, откроют шире дверь».
Внушала разное… и всё, как об стену горохом,
И приглашал ли кто меня, не вспомнится теперь.
.
Асфальт был мокр, простор пахуч,
Прозрачный дождик капал.
А майский гром гремел вдали, как выпивший сосед.
В киоске шарик голубой купил подружке папа,
А у меня ни шара нет, ни даже папы нет.
Я зайцем ехала тогда на кожаном сиденье,
В моём кармане ни гроша, не то чтоб звонкий рубль.
И мне хотелось попросить такой же шарик синий,
Такой же точно голубой из крепких, верных рук.
.
Цвет щёк моих стал густо-ал, я стала краснокожей,
Шепчу бесшумно ртом сухим: «Как лёгок! Как он кругл!»
Подружка папе говорит:
«Купи ей шарик тоже,
Шары должны похожи быть у преданных подруг».
И было так в душе легко, что я не попрошайка,
Что деликатность соблюла, схватив за нитку дар.
Что можно выбрать антипод, – раздутый красный шарик,
Чтоб синий шар стал пиком грёз на все мои года.
Очень трогательно, жизненно с доброй слезой. Возможно потому, что в детстве мне достались далеко не все радости, именно этот стиш зацепил!
2 место №6 Маня
Домик под старым клёном древний, почти ослеп.
Гнутся в земных поклонах белые ветру вслед.
Снег, словно божья манна, вьюги протяжный вой,
старая баба Маня век доживает свой.
Стены сошлись и давят, изморозь на печи,
нету на окнах ставен - кто же тогда стучит?
К телу хозяйки слабо совести жмётся тень,
не захотела баба Маня иметь детей.
Помнит чужие семьи, помнит марусь и лид,
где-то внутри всё время, хуже, чем зуб, болит.
Так нестерпимо ноет... зябко душа дрожит.
Дальнею стороною чья-то проходит жизнь.
Пети твои, никиты... им от тебя одно...
белою ниткой шито чёрное полотно
жизни шальной, распутной, прожитой без ума,
бес бы их всех попутал, если б не ты сама.
В двери проник крахмальной ночи морозный дух,
шепчет старуха Маня:"Господи, я иду...".
Смерть обживает угол - холодно на посту.
Душу уносит вьюга листиком в пустоту.
Тёплое, с душой и некой безысходностью. Острая проблема одиночества и растраченного впустую времени. Женщина может быть президентом, генсеком ООН, академиком, но до тех пор, пока она не выполнит программу минимум (болезни не в счёт) назвать её 100процентной нельзя.
3 место. №12. Птица
"Мы хотим играть на лугу в пятнашки.
Не ходить в пальто, но в одной рубашке"
И. Бродский.
Сто веков хочу не ходить по кругу,
Но играть в пятнашки звездой упругой,
Не узнать ни боли, ни долю вдовью,
С белоснежной птицей летать на кровлю.
Птицы бьются в окна к седым поэтам,
Зазывают в путь воркованьем светлым,
В мир, где слово судят, пожалуй, строже,
Но ГУЛАГа нет, инквизиций - тоже.
Там плевать на туфли и на причёски,
Там латает небо Иосиф Бродский.
Но таким, как я, по судьбе даётся
Сто веков бескрыло смотреть на Солнце.
Мне привычка эта давно привита -
Никогда маяк не терять из виду.
Но когда душа расстаётся с телом,
Забываю, боже, что я хотела.
Романтичная дамская лирика. Добротно, наверное, в такт попало. Подкупил Бродский латающий небо.
4 место, № 9. Чужой
Гладко выбрит, ухожен и держится прямо,
образец - от очков до штанов,
никогда не испортит собой панораму
господин Летунов.
Оставляет следы, как любой из прохожих,
но никто не идёт по следам.
Аккуратен в работе, не глуп, не тревожен
и не смотрит на дам.
Мужики ни за что не поймут Летунова:
тот ни водку не пьёт, ни коньяк.
Иногда принимают его за больного –
может, скрытый маньяк?
Подымить в коллективе - отравится, что ли?
Поучиться у них, казанов…
Но не курит и вовсе не любит застолий
странный тип Летунов.
Избегает конфликтов и слов непотребных,
не мужик, а какой-то дебил.
...Каждый вечер он смотрит в знакомое небо,
словно что-то забыл.
Всё привычно и даже комфортно притом, но
будто кто-то негромко зовёт.
Летунов напряжённо пытается вспомнить,
надо вспомнить… И вот
вспоминает, что он не чудак и не болен,
просто может летать по ночам,
запылённые крылья берёт с антресоли,
прикрепляет к плечам.
Открывает окно… и, за тучами тая,
твёрдо верит: в густой темноте
он сейчас не один, люди тоже летают,
но другие, не те.
Оттолкнувшись от неба и лунного света,
разрушая основы основ,
ищет стаю свою и родную планету
всем чужой Летунов.
Извечная мечта – летать. Один из многих, но чужой для всех Летунов. Страшная около-фантастическая сказка на ночь.
5 место, №10. Август-сентябрь
Неужели октябрь?
Саша Соколов
Ужели август? Экая нуда
Идет на ум не валко и не шатко.
Помыслишь «нет», а выдохнется «да»,
И выдохнется лето без остатка,
Как в сокровенной склянке эликсир,
Закупоренный пробкою со скрипом,
Как некий текст, зачитанный до дыр,
Однажды ставший кривдою и мифом. –
И подступает ближе благодать,
Где можно за неведеньем суровым
Утраченные запахи вдыхать,
И поминать слова недобрым словом.
И здесь, в плену недели с небольшим
Довеском одиночества наглядно
Мной ничего не сеяно, за сим
И пожинать мне нечего, и ладно
Ещё, что так. И снова горек рот
Мой, точно Бога ради и дотоле
Уже не раз вкусивший от щедрот
На убыль нисходящего застолья.
То пролетит белянка, то у ног
Нырнёт кузнечик в омут разнотравья,
Озвучивая парой долгих нот
Заимку, прерываясь и картавя.
И цвет стремится к серому в сухом
Шуршанье злаков, выцветших былинок,
Метелок, лап, склонённых косяком
Под ветром в рост без стёжек и тропинок.
И, розовую пену растеряв,
И там и тут мелькая и мельчая,
Волной скудельной высится из трав
Тягучий пух на стеблях иван-чая.
Всё ближе белый, видимый скорей
На ощупь, по наитью перед близким
Похолоданьем, без календарей
Читаемый не самым полным списком –
И медленно, но верно, и уже
Быстрее сутки, время не теряя,
Катаются несобранным драже
На месте вновь потерянного рая.
Мутнеет солнце, и на сто ладов,
Как бы томясь, прищуривает очи;
Ещё короче день до холодов,
Ещё короче и ещё короче.
Уже рукой подать до сентября;
Уйдут вчера и завтра, чем угодно
Не отличаясь. Знамо: от добра
Добра не ищут, хватит на сегодня.
Я не прощаюсь, зная, что не впрок, –
Ни с кем, ни с чем, но повторяю: «Здравствуй!..»
Трещи, кузнечик... Вейся, ветерок...
Туманься, дождь, застиранною рясой...
Куча ярких, не застиранных эпитетов и красок. Только за это 5 баллов.
6 место, №8. Я не люблю
Над головой ветер свистит вольный.
Рак на горе тем разбудил лихо.
Я не люблю – это звучит больно.
И уходить лучше всегда тихо.
В нашем дому глупо хранить тайны,
Смыслы искать и повторять трюки.
Я не люблю – так объяснил Каин,
Понтий Пилат с этим умыл руки.
Видят глаза, но не дают шоры.
Каждый моряк ищет свою сушу.
Я не люблю – это твоё шоу.
Можно пройти и заложить душу.
Можно стенать и проклинать гены,
Править слова или вострить лыжи.
Я не люблю – это писал гений.
Песни его мне помогли выжить.
А для любви нет никаких правил.
Каждый во сне ищет в себе Будду.
Крысы – за борт, их для того травят.
Я не сбегу, я выплывать буду.
Я пережду ложь, темноту, голод,
Лучик добра вновь передать чтобы...
Я не люблю – это чужой город,
Где от домов тянет родной злобой.
Время не ждёт, надо принять меры,
Делать петлю или искать крышу.
Я не люблю – это твоя вера.
Только любовь будет всегда выше...
Только в душе мелко скребут мыши,
А высоту можно унять взглядом.
Ты не молчи, ты отвечай, слышишь...
В зеркале – ночь. И пустота рядом.
Задумчивое, есть, где остановиться, подпереть голову кулаком, задаться вопросами: Зачем я, почему я пишу Это? Кого это проймёт?
7 место, №2.
Припомнилось:
совсем еще малец,
Просил отца я, чтоб достал собаку.
И вот дворнягу мне привел отец,
Я с ней ходил в разведки и атаки.
Обегал за неделю все село,
Все тропки, перелески, и дороги,
И лишь в одном мне с ней не повезло:
Собака эта ела очень много.
И раз, неся ей скудный хлеб в горсти,
Отец промолвил с простотой житейской:
«Придется пса обратно отвести,
Дай Бог хотя бы прокормить семейство».
И я молчал. Но, как живой укор,
На брата и меня, отца и маму
Смотрел наш пес невинными глазами,
Которые я помню до сих пор.
Попытка давления на человечность, чувства, нежность.
Попытка почти удалась, но чего-то не хватило. Помнится, на удавкоме подобное звали Соплевыжималка. Скорее всего, она и получилась, но увы, душа не откликнулась. Молчит.
8 место, № 11. Страницы ушедшего мира
Она читала мир как роман...(с)
Этих миров было в архиве - хоть пруд пруди,
но она себе всегда заказывала один -
самый странный из всех неудачных проектов;
выбранный мир служитель снимал с полки прошедших веков,
важно стирал пыль, тряпкой сгонял пауков -
и протягивал ей, загадочно улыбаясь при этом.
Она заворачивала разноцветный мир в прозрачную шаль,
прижимала к груди и несла домой не спеша,
а тот страницами шелестел, приветствуя редких прохожих...
она боялась его разбить/потерять/сломать
и никто не знал, даже она сама,
для чего ей он, на другие такой непохожий.
Она забиралась с ногами на свой любимый диван,
распахивала глаза и волшебный мир как роман
читала взахлёб, всматривалась в платья и лица,
бродила по судьбам, с головой погружалась в грусть,
искала любовь и заучивала наизусть
давно ушедшего мира потрёпанные страницы.
Слёзы старого библиотекаря или гардеробщицы провинциального музея. Жизнь не задалась, вся она заключена в беллетристике. Образах, которые будоражат, щекочут нервы, дарят состояние полёта.
9 место, №1. Был-ь
Я был зачат – нежданный плод.
Не утихали споры.
Цена вопроса, как прожить без мужа и опоры.
Не материнский капитал, не стоимость коляски,
Не цвет пелёнок волновал – не до замашек барских.
Кого винить – прядется нить; ах! что соседи скажут;
И чем кормить, и чем платить за молоко и кашу.
Седой мой ангел слёзы лил – был этот путь им пройден;
А младший ангел был без сил, и не в себе был вроде.
Я слов не знал, ведь я был мал, да и почти что не был,
Но боль и страх я ощущал – меж тем и этим небом.
И я увидел белый свет, затем пробился в люди:
Имею дом, обут, одет, текущий счёт в валюте.
Я жизнь отчаянно люблю, хотя она жестока,
Два светлых ангела в раю …состарившись до срока.
Я не успел отдать долги ни бабушке, ни маме,
Обеих рано схоронил, и тянет душу камень.
Всему изведана цена, пределы и границы;
Меж мной и бедностью – стена… но до сих пор мне снится
глухой тупик, сырой подвал,
облезшей рамы крест,
и тихий голос, что шептал
«…насущный даждь нам днесь».
Не плохое покаянное стихотворение, ещё одна версия осознания себя и окружающей гадости
10 место, №4. Развалился на части месяц
Развалился на части месяц,
мне достался один лишь день -
без названия, без отметин -
просто искорка в темноте.
канет в омут ночных иллюзий
затянувшийся променад.
там, за шторами - аll inclusive,
только нет мне пути назад.
равнодушия соучастник,
вам за прошлое - grand merci.
говорят, что любовь заразна -
может...кто-нибудь заразит?
Увы, для конкурса и мало и невнятно. Эскиз, пролог к чему-то большому и не более.
11 место, 7. Поезда
дух переводят стрелки путей, часов.
на циферблате - март, впереди - горизонт и небо.
и, зацепив попутно ещё вагон,
поезд летит,
неслышен и невесом,
тонкой морщинкой новый виток отмечен.
дышится трудно суровым медведям зимы –
солнце кусает и белую шерсть палит –
но их
ей почему-то совсем не жалко.
не бессердечна – моторчик звучит в груди:
ухает гулко в потёмках дурной совой.
и одинокий вздох переходит в вой.
стрелки летят, свиваются, колют жалом.
осы небесные –
альбиносы –
зимы очумелый бзик –
заполонили и обелили вмиг
звонкий вороний вечер.
стрелочник смежил веки.
кивнул, уснув.
но заплутавший состав проторил весну,
где сквозь пушистые дебри
несётся по рельсам встречный.
и у него – химеры... дела... и цель...
лапой зелёной машет по ветру ель,
будто сигналит: верно, туда, туда.
взрезанный скоростью воздух
азартно свищет.
до горизонта, казалось, рукой подать,
но на поверку небо гораздо ближе.
Претензия на стихи удалась, но всего лишь претензия. Работать! Писать не для кучки Жень Коробковых, но для людей. Кстати, то Правило, что в рифмах должны совпадать минимум три последних звука, ещё не отменяли.
12 место, №3. Ля-минор
Притёрлись дни – костяшки домино, немой голец - игрец не хуже прочих,
а нота-жизнь в кантате ля-минор на рупь дороже и на миг короче.
Пока кэп немо ладит батискаф, белугой жизнь ревёт: «не виновата!»,
переходя с дисконта на дискант классически поставленного мата.
Морские волки жёлтых субмарин, вы знали толк в стихах и поросятах,
как жаль, что не открыли «замирин» в шести-семи и прочая десятых.
Мизгирь – к письму ...Дойдя до точки ру, строчу как швец, как будто кто-то просит.
По лозам вен вливаюсь в "хванчкару" созревшими «за здравие» и «прозит».
Ответа жду на "как дела, родной?", и от своей настырности неловко.
Серебряною денежкой на дно уходит неизвестная подлодка.
Она врастает брюхом в донный ил с безумною надеждою вернуться.
Из зёрен слов, что ты не проронил, растут стихи - летающие блюдца.
Звеня «тень-тень», посудины дрожат, опутанные нитями тумана,
а буковки-команды салажат на палубе не носят «наримана».
И всё бы ничего глядеть на них от золотой каёмки до рассвета,
вдыхать одно молчанье на двоих, но мне, увы, отказано и в этом.
И стискивая в пальцах тишину до хруста, словно стилус Каллиопа,
за скользкие рога хватаю гну- болезную надежду-антилопу.
Ничья вина, что чудо не сбылось, китёнка - счастье выплесну немея,
плыви, малыш, держи земную ось, и не зачахнет лунная камея.
Прости за рвань подоблачной канвы, за небеса заштопанные втуне,
слова не те, мотивы не новы, и боль не зашептать мне, как ведунье.
Не смей сдаваться, слышишь, белый Кит, на радость загребущего планктона,
Господь тебя спаси и сохрани среди страстей кровавых и картонных.
Когда слова – твой бог и абсолют, то лишние – обуза для поэта,
но тем, кого я помню и люблю, сегодня лишний раз твержу об этом.
Набор красивостей + поток сознания, однако, мысль так и не уловил, хотя не могу назвать себя хронической тупицей.
© Евгений Староверов,
http://www.stihi.ru/avtor/staroverov