Замечание общего плана: обращает на себя внимание соседство в финале вполне профессиональных (в хорошем смысле слова) и очень уж любительских (в плохом смысле) стихотворений. Не следил за предыдущими конкурсами, поэтому не знаю, всегда ли так, но, может быть, есть смысл сократить число финалистов? В данном случае – до шести.
Места и комментарии:
1 место – № 10. «Август–сентябрь»
Неужели октябрь?
Саша Соколов
Ужели август? Экая нуда
Идет на ум не валко и не шатко.
Помыслишь «нет», а выдохнется «да»,
И выдохнется лето без остатка,
Как в сокровенной склянке эликсир,
Закупоренный пробкою со скрипом,
Как некий текст, зачитанный до дыр,
Однажды ставший кривдою и мифом. –
И подступает ближе благодать,
Где можно за неведеньем суровым
Утраченные запахи вдыхать,
И поминать слова недобрым словом.
И здесь, в плену недели с небольшим
Довеском одиночества наглядно
Мной ничего не сеяно, за сим
И пожинать мне нечего, и ладно
Ещё, что так. И снова горек рот
Мой, точно Бога ради и дотоле
Уже не раз вкусивший от щедрот
На убыль нисходящего застолья.
То пролетит белянка, то у ног
Нырнёт кузнечик в омут разнотравья,
Озвучивая парой долгих нот
Заимку, прерываясь и картавя.
И цвет стремится к серому в сухом
Шуршанье злаков, выцветших былинок,
Метелок, лап, склонённых косяком
Под ветром в рост без стёжек и тропинок.
И, розовую пену растеряв,
И там и тут мелькая и мельчая,
Волной скудельной высится из трав
Тягучий пух на стеблях иван-чая.
Всё ближе белый, видимый скорей
На ощупь, по наитью перед близким
Похолоданьем, без календарей
Читаемый не самым полным списком –
И медленно, но верно, и уже
Быстрее сутки, время не теряя,
Катаются несобранным драже
На месте вновь потерянного рая.
Мутнеет солнце, и на сто ладов,
Как бы томясь, прищуривает очи;
Ещё короче день до холодов,
Ещё короче и ещё короче.
Уже рукой подать до сентября;
Уйдут вчера и завтра, чем угодно
Не отличаясь. Знамо: от добра
Добра не ищут, хватит на сегодня.
Я не прощаюсь, зная, что не впрок, –
Ни с кем, ни с чем, но повторяю: «Здравствуй!..»
Трещи, кузнечик... Вейся, ветерок...
Туманься, дождь, застиранною рясой...
Возможно, несколько затянутое стихотворение с определенными провалами в удержании внимания. Однако заявленная в первых строках «нуда» оборачивается для терпеливого читателя элегическим настроением, удовольствием от созерцания картинок уходящего лета. По форме – не придерешься.
2 место – № 8. «Я не люблю»
Над головой ветер свистит вольный.
Рак на горе тем разбудил лихо.
Я не люблю – это звучит больно.
И уходить лучше всегда тихо.
В нашем дому глупо хранить тайны,
Смыслы искать и повторять трюки.
Я не люблю – так объяснил Каин,
Понтий Пилат с этим умыл руки.
Видят глаза, но не дают шоры.
Каждый моряк ищет свою сушу.
Я не люблю – это твоё шоу.
Можно пройти и заложить душу.
Можно стенать и проклинать гены,
Править слова или вострить лыжи.
Я не люблю – это писал гений.
Песни его мне помогли выжить.
А для любви нет никаких правил.
Каждый во сне ищет в себе Будду.
Крысы – за борт, их для того травят.
Я не сбегу, я выплывать буду.
Я пережду ложь, темноту, голод,
Лучик добра вновь передать чтобы...
Я не люблю – это чужой город,
Где от домов тянет родной злобой.
Время не ждёт, надо принять меры,
Делать петлю или искать крышу.
Я не люблю – это твоя вера.
Только любовь будет всегда выше...
Только в душе мелко скребут мыши,
А высоту можно унять взглядом.
Ты не молчи, ты отвечай, слышишь...
В зеркале – ночь. И пустота рядом.
Хорошо выстроенное, с ясно выраженной идеей и отсылами к культурному и языковому контексту стихотворение. Оно как бы сложено из ярко окрашенных словесных конструкций, которые, в основном, несложно заменить. Нормальный, в принципе, творческий метод, и первым желанием было именно это произведение назвать лидером. Но, на мой взгляд, более тонкое «плетение словес» и образность выигрывают перед декларативным напором.
3 место – № 7. «поезда»
*
дух переводят стрелки путей, часов.
на циферблате - март, впереди - горизонт и небо.
и, зацепив попутно ещё вагон,
поезд летит,
неслышен и невесом,
тонкой морщинкой новый виток отмечен.
дышится трудно суровым медведям зимы –
солнце кусает и белую шерсть палит –
но их
ей почему-то совсем не жалко.
не бессердечна – моторчик звучит в груди:
ухает гулко в потёмках дурной совой.
и одинокий вздох переходит в вой.
стрелки летят, свиваются, колют жалом.
*
осы небесные –
альбиносы –
зимы очумелый бзик –
заполонили и обелили вмиг
звонкий вороний вечер.
стрелочник смежил веки.
кивнул, уснув.
но заплутавший состав проторил весну,
где сквозь пушистые дебри
несётся по рельсам встречный.
и у него – химеры... дела... и цель...
лапой зелёной машет по ветру ель,
будто сигналит: верно, туда, туда.
взрезанный скоростью воздух
азартно свищет.
до горизонта, казалось, рукой подать,
но на поверку небо гораздо ближе.
Произведение свободной формы трудно оценивать в ряду зарифмованных традиционно. Но тут действительно стихи. По крайней мере – без штампов и банальностей. На вопрос, о чем они, ответ найдется. Возможно, что для каждого он будет свой.
4 место – № 11. «Страницы ушедшего мира»
Она читала мир как роман...(с)
Этих миров было в архиве - хоть пруд пруди,
но она себе всегда заказывала один -
самый странный из всех неудачных проектов;
выбранный мир служитель снимал с полки прошедших веков,
важно стирал пыль, тряпкой сгонял пауков -
и протягивал ей, загадочно улыбаясь при этом.
Она заворачивала разноцветный мир в прозрачную шаль,
прижимала к груди и несла домой не спеша,
а тот страницами шелестел, приветствуя редких прохожих...
она боялась его разбить/потерять/сломать
и никто не знал, даже она сама,
для чего ей он, на другие такой непохожий.
Она забиралась с ногами на свой любимый диван,
распахивала глаза и волшебный мир как роман
читала взахлёб, всматривалась в платья и лица,
бродила по судьбам, с головой погружалась в грусть,
искала любовь и заучивала наизусть
давно ушедшего мира потрёпанные страницы.
Не новая, но достаточно свежо и внятно рассказанная «романтическая» история. Автору посоветовал бы еще подумать над третьей строчкой второй строфы – до «редких прохожих». В нынешнем виде она выглядит нелогичной.
5 место – № 3. «Ля-минор»
Притёрлись дни – костяшки домино, немой голец - игрец не хуже прочих,
а нота-жизнь в кантате ля-минор на рупь дороже и на миг короче.
Пока кэп немо ладит батискаф, белугой жизнь ревёт: «не виновата!»,
переходя с дисконта на дискант классически поставленного мата.
Морские волки жёлтых субмарин, вы знали толк в стихах и поросятах,
как жаль, что не открыли «замирин» в шести-семи и прочая десятых.
Мизгирь – к письму ...Дойдя до точки ру, строчу как швец, как будто кто-то просит.
По лозам вен вливаюсь в "хванчкару" созревшими «за здравие» и «прозит».
Ответа жду на "как дела, родной?", и от своей настырности неловко.
Серебряною денежкой на дно уходит неизвестная подлодка.
Она врастает брюхом в донный ил с безумною надеждою вернуться.
Из зёрен слов, что ты не проронил, растут стихи - летающие блюдца.
Звеня «тень-тень», посудины дрожат, опутанные нитями тумана,
а буковки-команды салажат на палубе не носят «наримана».
И всё бы ничего глядеть на них от золотой каёмки до рассвета,
вдыхать одно молчанье на двоих, но мне, увы, отказано и в этом.
И стискивая в пальцах тишину до хруста, словно стилус Каллиопа,
за скользкие рога хватаю гну- болезную надежду-антилопу.
Ничья вина, что чудо не сбылось, китёнка - счастье выплесну немея,
плыви, малыш, держи земную ось, и не зачахнет лунная камея.
Прости за рвань подоблачной канвы, за небеса заштопанные втуне,
слова не те, мотивы не новы, и боль не зашептать мне, как ведунье.
Не смей сдаваться, слышишь, белый Кит, на радость загребущего планктона,
Господь тебя спаси и сохрани среди страстей кровавых и картонных.
Когда слова – твой бог и абсолют, то лишние – обуза для поэта,
но тем, кого я помню и люблю, сегодня лишний раз твержу об этом.
Стихотворение построено на игре слов, местами удачной, местами – чересчур уж необязательной. Поди-ка догадайся, что поросята в конце 5-й строки порождены словом «волки» в конструкции «морские волки желтых субмарин» (хотя подозреваю, что «поросята» понадобились для рифмы). Игра ради игры и текст ради текста? Сумма слов и сменяющихся образов, конечно, придают тексту эмоциональную окраску – «бунтарско-поэтическую». Но к чему весь этот пафос – в итоге остается неясным.
6 место – № 9. «Чужой»
Гладко выбрит, ухожен и держится прямо,
образец - от очков до штанов,
никогда не испортит собой панораму
господин Летунов.
Оставляет следы, как любой из прохожих,
но никто не идёт по следам.
Аккуратен в работе, не глуп, не тревожен
и не смотрит на дам.
Мужики ни за что не поймут Летунова:
тот ни водку не пьёт, ни коньяк.
Иногда принимают его за больного –
может, скрытый маньяк?
Подымить в коллективе - отравится, что ли?
Поучиться у них, казанов…
Но не курит и вовсе не любит застолий
странный тип Летунов.
Избегает конфликтов и слов непотребных,
не мужик, а какой-то дебил.
...Каждый вечер он смотрит в знакомое небо,
словно что-то забыл.
Всё привычно и даже комфортно притом, но
будто кто-то негромко зовёт.
Летунов напряжённо пытается вспомнить,
надо вспомнить… И вот
вспоминает, что он не чудак и не болен,
просто может летать по ночам,
запылённые крылья берёт с антресоли,
прикрепляет к плечам.
Открывает окно… и, за тучами тая,
твёрдо верит: в густой темноте
он сейчас не один, люди тоже летают,
но другие, не те.
Оттолкнувшись от неба и лунного света,
разрушая основы основ,
ищет стаю свою и родную планету
всем чужой Летунов.
Летающий среди бескрылых и приземленных, как и «белая ворона среди черных ворон» – вечный сюжет, требующий всегда нового и не столь схематичного прочтения. Лично мне не понятно, чем Летунову не угодили коньяк и дамы, но отсутствие к ним интереса не является признаком исключительности, и курить все уже бросили... А концовка – красивая.
7 место – № 12. «Птица»
"Мы хотим играть на лугу в пятнашки.
Не ходить в пальто, но в одной рубашке"
И. Бродский.
Сто веков хочу не ходить по кругу,
Но играть в пятнашки звездой упругой,
Не узнать ни боли, ни долю вдовью,
С белоснежной птицей летать на кровлю.
Птицы бьются в окна к седым поэтам,
Зазывают в путь воркованьем светлым,
В мир, где слово судят, пожалуй, строже,
Но ГУЛАГа нет, инквизиций - тоже.
Там плевать на туфли и на причёски,
Там латает небо Иосиф Бродский.
Но таким, как я, по судьбе даётся
Сто веков бескрыло смотреть на Солнце.
Мне привычка эта давно привита -
Никогда маяк не терять из виду.
Но когда душа расстаётся с телом,
Забываю, боже, что я хотела.
Правильное по форме и «красивое» стихотворение. К сожалению, не понял, о чем оно. А у Бродского – понял.
8 место – № 1. «Был-ь»
Я был зачат – нежданный плод.
Не утихали споры.
Цена вопроса, как прожить без мужа и опоры.
Не материнский капитал, не стоимость коляски,
Не цвет пелёнок волновал – не до замашек барских.
Кого винить – прядется нить; ах! что соседи скажут;
И чем кормить, и чем платить за молоко и кашу.
Седой мой ангел слёзы лил – был этот путь им пройден;
А младший ангел был без сил, и не в себе был вроде.
Я слов не знал, ведь я был мал, да и почти что не был,
Но боль и страх я ощущал – меж тем и этим небом.
И я увидел белый свет, затем пробился в люди:
Имею дом, обут, одет, текущий счёт в валюте.
Я жизнь отчаянно люблю, хотя она жестока,
Два светлых ангела в раю …состарившись до срока.
Я не успел отдать долги ни бабушке, ни маме,
Обеих рано схоронил, и тянет душу камень.
Всему изведана цена, пределы и границы;
Меж мной и бедностью – стена… но до сих пор мне снится
глухой тупик, сырой подвал,
облезшей рамы крест,
и тихий голос, что шептал
«…насущный даждь нам днесь».
Не Стас ли Михайлов? А если серьезно: при всем уважении к чувствам лирического героя, к его маме и бабушке в «сырой подвал» не очень-то верится, точнее совсем не верится.
9 место – № 6. «Маня»
Домик под старым клёном древний, почти ослеп.
Гнутся в земных поклонах белые ветру вслед.
Снег, словно божья манна, вьюги протяжный вой,
старая баба Маня век доживает свой.
Стены сошлись и давят, изморозь на печи,
нету на окнах ставен - кто же тогда стучит?
К телу хозяйки слабо совести жмётся тень,
не захотела баба Маня иметь детей.
Помнит чужие семьи, помнит марусь и лид,
где-то внутри всё время, хуже, чем зуб, болит.
Так нестерпимо ноет... зябко душа дрожит.
Дальнею стороною чья-то проходит жизнь.
Пети твои, никиты... им от тебя одно...
белою ниткой шито чёрное полотно
жизни шальной, распутной, прожитой без ума,
бес бы их всех попутал, если б не ты сама.
В двери проник крахмальной ночи морозный дух,
шепчет старуха Маня:"Господи, я иду...".
Смерть обживает угол - холодно на посту.
Душу уносит вьюга листиком в пустоту.
Очень уж по-резонерски (не в медицинском, а в театральном смысле), «в лоб».
Сам текст – сырой, т.е. недоработанный. Например, во второй строчке гнутся «белые» (кто?), а восьмая читается так: «Не захотела баба / Маня иметь детей» и т.д. Хотя местами весьма поэтично: «белою ниткой шито черное полотно», «крахмальной ночи морозный дух», «душу уносит вьюга листиком в пустоту».
10 место – «Крутится – вертится»
Другим живётся хорошо, а прочих мучит зависть.
Какая невидаль! – «Москвич» на весь большой квартал.
Подружкин папа вёл «Москвич»,
А мы сидели сзади,
Как будто издан был закон, чтоб он двоих катал.
Не раз внушала мама мне, что клянчить – это плохо.
«Пусть пригласят тебя сперва, откроют шире дверь».
Внушала разное… и всё, как об стену горохом,
И приглашал ли кто меня, не вспомнится теперь.
Асфальт был мокр, простор пахуч,
Прозрачный дождик капал.
А майский гром гремел вдали, как выпивший сосед.
В киоске шарик голубой купил подружке папа,
А у меня ни шара нет, ни даже папы нет.
Я зайцем ехала тогда на кожаном сиденье,
В моём кармане ни гроша, не то чтоб звонкий рубль.
И мне хотелось попросить такой же шарик синий,
Такой же точно голубой из крепких, верных рук.
Цвет щёк моих стал густо-ал, я стала краснокожей,
Шепчу бесшумно ртом сухим: «Как лёгок! Как он кругл!»
Подружка папе говорит:
«Купи ей шарик тоже,
Шары должны похожи быть у преданных подруг».
И было так в душе легко, что я не попрошайка,
Что деликатность соблюла, схватив за нитку дар.
Что можно выбрать антипод, – раздутый красный шарик,
Чтоб синий шар стал пиком грёз на все мои года.
Трогательная, но плохо рассказанная история. Извините за прямоту. Может быть, в прозе она получится лучше. Понравилось: «майский гром гремел в дали, как выпивший сосед».
11 место – № 2. «Припомнилось: совсем еще малец…»
Припомнилось:
совсем еще малец,
Просил отца я, чтоб достал собаку.
И вот дворнягу мне привел отец,
Я с ней ходил в разведки и атаки.
Обегал за неделю все село,
Все тропки, перелески, и дороги,
И лишь в одном мне с ней не повезло:
Собака эта ела очень много.
И раз, неся ей скудный хлеб в горсти,
Отец промолвил с простотой житейской:
«Придется пса обратно отвести,
Дай Бог хотя бы прокормить семейство».
И я молчал. Но, как живой укор,
На брата и меня, отца и маму
Смотрел наш пес невинными глазами,
Которые я помню до сих пор.
Воздержусь от комментария, чтобы не прослыть циничным. Хотя… чем кормить собаку «горстями скудного хлеба» отвести ее обратно было очень правильно.
12 место – № 4. «Развалился на части месяц»
Развалился на части месяц,
мне достался один лишь день -
без названия, без отметин -
просто искорка в темноте.
канет в омут ночных иллюзий
затянувшийся променад.
там, за шторами - аll inclusive,
только нет мне пути назад.
равнодушия соучастник,
вам за прошлое - grand merci.
говорят, что любовь заразна -
может...кто-нибудь заразит?
Мне представляется, что это лишь попытка стихотворения. Четыре строчки в середине текста – вполне удачные (и понятно о чем там). На их фоне «месяц/отметин», «день/темноте», «соучастник/заразна» и «мерси/заразит» – не рифмы, да и вообще.
© Илья Плохих,
http://www.stihi.ru/avtor/ilyaasin
http://magazines.russ.ru/authors/p/plohih