РОБЕРТ СЕРВИС
(1874 – 1958)
Из сборника «Rhymes of a Red-Cross Man» (1916)
THE MAN FROM ATHABASKA
ЧЕЛОВЕК С АТАБАСКИ
Мне жена сказать пыталась, что мои сравненья странны:
Так стучит обычный дятел и слова мои — обман, —
Лишь сказал, что то грохочут боевые барабаны,
Созывая легионы и что мне сигнал был дан,
Чтоб я взял мешок походный и рванул за океан.
И, возясь с рыбацкой сетью, я, конечно, удивился
Рёву дикому, что нёсся издалёка, как волна.
Но жена сказала — это гром небесный разразился,
И взяла на смех, как только ей сказал, что — то война, —
Что несётся колесница и баталия слышна.
А потом приплыл на лодке Том-метис (ну, слава Богу)
И сказал: «Война в Европе». — Что же делать было мне?
Ох, жена запричитала, псы завыли, лишь в пирогу
Я закинул лисьи шкуры, что надыбал по весне,
И отчалил... Вскоре остров скрылся в сизой пелене.
Клерк сказал: «Ты, Майк, рехнулся! Есть кому идти в атаку.
Ты седой барсук и скоро тебе будет шестьдесят».
«Нет, — сказал я, — не могу я пропустить такую драку.
На твои поспорим бачки, что меня возьмут в отряд!..
Продал я меха и отбыл... двадцать месяцев назад.
С Иностранным легионом уносила нас эскадра
Прямиком в Аргонн, в окопы, биться с бошем, грюсс гот, герр.
И по правую был руку от меня апаш с Монмартра,
А по левую — из Питтсбурга простой миллионер.
(На другой день собирали по кускам беднягу, сэр.)
Я проворней горностая; донимает лишь люмбаго;
И меня «Мафусаилом» здесь зовут, мерси боку.
Я у них отличный снайпер и работаю как даго,
За полмили попадаю бошу прям в его башку.
Я добился самых лучших показателей в полку.
А потом травлю под вечер я про зверя и про рыбу, —
О моей стране Закатов возле моря подо льдом,
Где гуляют овцебыки и бредут домой карибу;
И они, как малы дети, все сидят с открытым ртом, —
Окровавленные люди, что сражаются с врагом!
Я веду рассказ о шкурах, об обвязках и о вёслах,
О таинственных речушках, что бегут в лесной тени;
О бескрайних горных цепях, и о вьюках, и о сёдлах, —
И, набив махоркой трубки, жадно слушают они —
Под сигнальные ракеты и шипящие огни.
Я травлю им об озёрах, где ревёт большой сохатый,
О лесах глухих, где нету никого, а только мрак;
О долинах в красных зорях, где блуждает зверь косматый,
И о хижине любимой возле речки Фон-дю-Лак.
Я хочу туда вернуться после яростных атак.
Я травлю им о медведе в час, когда бьют батареи,
И ребята на ступенях ловят пули на лету.
О мехах травлю и перьях, — «котелки» торчат в траншее, —
И они «глотают» байки, семь солдат в одном ряду, —
Семь завшивленных и тощих с сигаретками во рту.
Я сказал, когда закончим, то махну на Атабаску;
(А те семеро, похоже, оседлали сатану.)
Я спрошу жену по чём здесь нынче мех, — снимая каску, —
Бурой норки и куницы, и с оленями рвану
На озёра, взяв капканы, и по новой жить начну.
Я вконец навоевался. Видел я раздор народов,
Реки красные от крови и ошмётки от людей,
Город выжженый... Устал я от обстрелов и походов...
Я об озере мечтаю и о хижине своей;
И о прыгающих лайках, о жене, поющей сладко;
Я вернусь на Атабаску, чтоб навек остаться с ней.
--
Атабаска — река и озеро в канадской провинции Саскачеван.
Аргонн —холмистая возвышенность во Франции.
Бош — презрительное прозвище немцев во Франции.
«Грюсс гот, герр» — «Приветствую, господин» по-баварски.
Даго — презрительное прозвище латинцев.
Апаш — человек, принадлежащий к деклассированным группам населения во Франции.
Мафусаил — в Библии — один из праотцов человечества, прожил 969 лет. Старейший человек, чей возраст указан в Библии.
Фон-дю-Лак — река в канадской провинции Саскачеван.
«...ребята на ступенях» — имеются в виду стрелковые ступени в окопе.
--
The Man from Athabaska
Oh the wife she tried to tell me that 'twas nothing but the thrumming
Of a wood-pecker a-rapping on the hollow of a tree;
And she thought that I was fooling when I said it was the drumming
Of the mustering of legions, and 'twas calling unto me;
'Twas calling me to pull my freight and hop across the sea.
And a-mending of my fish-nets sure I started up in wonder,
For I heard a savage roaring and 'twas coming from afar;
Oh the wife she tried to tell me that 'twas only summer thunder,
And she laughed a bit sarcastic when I told her it was War;
'Twas the chariots of battle where the mighty armies are.
Then down the lake came Half-breed Tom with russet sail a-flying,
And the word he said was "War" again, so what was I to do?
Oh the dogs they took to howling, and the missis took to crying,
As I flung my silver foxes in the little birch canoe:
Yes, the old girl stood a-blubbing till an island hid the view.
Says the factor: "Mike, you're crazy! They have soldier men a-plenty.
You're as grizzled as a badger, and you're sixty year or so."
"But I haven't missed a scrap," says I, "since I was one and twenty.
And shall I miss the biggest? You can bet your whiskers — no!"
So I sold my furs and started . . . and that's eighteen months ago.
For I joined the Foreign Legion, and they put me for a starter
In the trenches of the Argonne with the Boche a step away;
And the partner on my right hand was an apache from Montmartre;
On my left there was a millionaire from Pittsburg, U. S. A.
(Poor fellow! They collected him in bits the other day.)
But I'm sprier than a chipmunk, save a touch of the lumbago,
And they calls me Old Methoosalah, and `blagues' me all the day.
I'm their exhibition sniper, and they work me like a Dago,
And laugh to see me plug a Boche a half a mile away.
Oh I hold the highest record in the regiment, they say.
And at night they gather round me, and I tell them of my roaming
In the Country of the Crepuscule beside the Frozen Sea,
Where the musk-ox runs unchallenged, and the cariboo goes homing;
And they sit like little children, just as quiet as can be:
Men of every crime and colour, how they harken unto me!
And I tell them of the Furland, of the tumpline and the paddle,
Of secret rivers loitering, that no one will explore;
And I tell them of the ranges, of the pack-strap and the saddle,
And they fill their pipes in silence, and their eyes beseech for more;
While above the star-shells fizzle and the high explosives roar.
And I tell of lakes fish-haunted, where the big bull moose are calling,
And forests still as sepulchres with never trail or track;
And valleys packed with purple gloom, and mountain peaks appalling,
And I tell them of my cabin on the shore at Fond du Lac;
And I find myself a-thinking: Sure I wish that I was back.
So I brag of bear and beaver while the batteries are roaring,
And the fellows on the firing steps are blazing at the foe;
And I yarn of fur and feather when the `marmites' are a-soaring,
And they listen to my stories, seven `poilus' in a row,
Seven lean and lousy poilus with their cigarettes aglow.
And I tell them when it's over how I'll hike for Athabaska;
And those seven greasy poilus they are crazy to go too.
And I'll give the wife the "pickle-tub" I promised, and I'll ask her
The price of mink and marten, and the run of cariboo,
And I'll get my traps in order, and I'll start to work anew.
For I've had my fill of fighting, and I've seen a nation scattered,
And an army swung to slaughter, and a river red with gore,
And a city all a-smoulder, and . . . as if it really mattered,
For the lake is yonder dreaming, and my cabin's on the shore;
And the dogs are leaping madly, and the wife is singing gladly,
And I'll rest in Athabaska, and I'll leave it nevermore.
==