Из краткого курса истории КПСС
В тридевятом царстве,
Русском государстве
За чертой туманов
Правил царь Романов.
Был он (русский?), не чалдон
Или пушкинский Додон.
Царь был грамоте учён
И в науках просвещён.
Он устраивал балы
Для вельмож и детворы.
Во дворце царил разврат
У царициных палат.
Царь с германцем воевал,
А Иван кровь проливал.
Смерть с косой была стройна,
Мировая шла война.
Громче всё народ роптал
И законы попирал.
Забастовки, выступленья,
А на фронте отступленья.
Лишь Ткачиха с Поварихой,
Сватьей Бабой-Бабарихой
Наставляют всё царя,
Да, видать, совсем-то зря.
А царь слушать не желает,
Что народ везде страдает.
В армию он шлёт гонца,
До победного велит конца
Всем дивизиям сражаться,
В плен живыми не сдаваться,
Верою за крест горя
Да за батюшку царя.
***
За горами, за долами,
За дремучими лесами
Добираться долго,
Где течёт там Волга.
Ещё день конём скакать,
Чтобы чудо увидать,
Да не в граде Свирске –
В городе Симбирске.
Жил там тихо, вмеру пьяно
Наш потомок Чингиз-Хана.
Он детей себе рожал,
Чтоб потом весь мир дрожал.
Знать не мог Романов,
Станет царь Ульянов,
А законного царя
Расстреляет "втихаря".
Но вперёд не забегая,
Расскажу оберегая
Ход истории. В народе,
Во саду иль в огороде
Князь Владимир был рождён
И как батюшка крещён
На широкой Волге.
Шли о князе толки.
Он гтмназию окончил,
Брат на виселице кончил.
К власти князь сказал придём,
Но совсем другим путём.
Мы пока террор оставим,
На ноги народ поставим.
В руки всем дадим ружьё,
Пусть дерётся мужичьё
Против жадных богатеев,
Капитала и злодеев,
Против дьяков и церквей,
Царских прихвостней, судей.
Пропаганду вёл в народе –
Царь сорняк, мол, в огороде.
Только партия важна,
Революция нужна.
А в стране броженье ходит,
Будто Леший ночью бродит.
Черти спятили – вот тьма
От марксисткого ума.
В экономике разруха
И в стране на всё проруха.
Хлеба нет и всюду голод,
А Владимир князь-то молод.
Он над Марксом попотел
И марксизм весь одолел.
Обещал всх накормить
И землёю наделить.
На Руси земли навалом,
Урожай снимали валом.
Отправляли хлеб в столицу,
А излишки – заграницу.
Так Россия всех кормила
Хлебом-солью и поила
И себя в лохмотьях рваных,
И людей в заморских странах.
А сейчас монгол с бородкой
В левой с хлебом, в правой с водкой
Взбаламутил весь народ.
Шёл семьнадцатый-то год.
***
Князь Владимир ждал момента
Для марксизм-эксперимента
И в Женеву укатил,
Когда кризис наступил.
А Россия словно воз,
Где сполна один навоз.
И как в басне, вот так штука,
Тянут Лебедь, Рак да Щука.
Всю Россию раздирают,
На Романовых пеняют,
А в правительстве крамола.
Царь отрёкся от престола.
"Временные" – во дворец,
А в деревне царь-отец
Тихо жил один с семьёю,
С доктором, детьми, женою.
Засиделись всёж не долго,
Во дворце от них ни толка.
Как пришла советов власть: –
"Кто тут временные, слазь!"
Керенский сбежал раздетым
Или в женщину одетым.
Вокруг пальца обкрутил,
Заграницу укатил.
А оставшихся министров –
Временных "эквилибристов"
Во дворце арестовали.
Ну, а позже расстреляли.
***
Князь Владимир от германца
С тезисами, полным ранцем
К революции вернулся
И в неё весь окунулся.
А взойдя на броневик,
Он издал победный крик:
"Всей страны судьба решилась.
Революция свершилась."
И пошли тут обещанья,
Со свободою прощанья:
"Мы декреты издадим,
Мы посмертно наградим
Изобилью быть в народе,
И в саду, и в огороде.
Радость счастья мы найдём,
К коммунизму все придём."
Но помехой коммунизму,
НЭПу и социализму,
Как считал сам князь Ульянов,
Был с семьёю царь Романов.
И назвавшись коммунистом,
Человеком-антихристом,
Несмотря, что дети, мать –
Приказал всех расстрелять.
***
Князь Владимир шёл дорогой.
Месяц в путь светил двурогий.
Шёл он, шёл, вдруг впереди
Камень вырос на пути.
А на камне изреченье,
Колдовское повеленье,
Три извилистых дороги,
Три надежды, три тревоги.
Князь задумался, присел.
Месяц хмурясь всё висел.
Все дороги неизвестны
И здесь шутки неуместны.
Медлить всёж было нельзя.
И другие ведь князья
За престол советов дрались,
Попятам за князем гнались.
И пришёл князь ко решенью:
"Пусть по щучьему веленью
Мы пойдём, борясь, направо,
Наше дело будет право."
И солдата сапоги,
Словно керза-утюги,
Всё вокруг себя топтали,
И пинали, и ломали.
Всю историю России
Революцией косили
И сжигали всё дотла
Для солдатского котла.
Веру в бога утопили
Да и честь свою пропили,
Партией своей гордясь,
В лагерях за хлеб трудясь.
Натравили сына, брата
На отца родного, свата,
Дочь на мать, жену на мужа.
Дул Январь и ветра стужа.
Лешие сопротивлялись
И как Черти ни старались,
Ведьму в помощь пригласив,
Домовой же был спесив.
Как деникины ни дрались,
Как штыком не упирались,
Как солдаты ни храбрились,
Всёж до моря докатились.
***
Князь Владимир стал героем,
Основателем, не скроем,
Вотчины как государства,
Власти, рабства и коварства.
Но не долго князь на троне
Как у поезда-пероне
В ожидании сидел –
Ясный сокол подсидел.
Отравил смертельно князя,
В партии за власть боряся,
Выходец с кавказских гор –
Рябой дядька Черномор.
Черномор рябой незря.
Строил всюду лагеря
И обнёс страну стеною,
За которой мы с тобою.
Демократию попрал,
Для зэка повсюду прял
Одноликую одежду
Да амнистии надежду.
А историю России
Извращали и месили.
Процветали взятки, ложь
И боязнь – вдруг неугож.
Шли аресты повсеместно,
В тюрьмах вшам уж стало тесно
И в период рябых дней
Гибли тысячи людей.
Черномор сажал невинных,
И дворян, и в рясах длинных,
И рабочих, и крестьян,
И евреев, и армян,
И учёных и военных,
Докторов и бывших пленных
И всех грамотных князей –
Всех, кто был его умней,
Всех опасных для престола,
Кто не кормится у стола,
Всех, кто честен и не врёт
И подачки не берёт.
Тех, кто думает, что "Коба"
Предан партии до гроба,
С болтовнёй кто голословной
И кто с длинной родословной.
В руки всем дают кайло
И плюют в твоё "хайло".
С поля зёрнышко украл –
Десять лет лесоповал.
А кто вовсе неугоден
И к работе непригоден –
Так не жди суда конца –
Девять граммов жди свинца.
И все стройки коммунизма,
Но в отличьи от фашизма,
На своих костях стоят,
А о стройках всё трубят
И в своей стране и в мире,
И по радио в квартире,
И журналы, и газеты.
Все голодны и раздеты.
***
Но с годами – кости в прах.
Не успеешь крикнуть ах!
Как коммуна накренится
И развалится столица
Коммунистов всего мира.
А светила нам Пальмира
Над упрямою Невою.
Что гадать? Скажу, не скрою.
Видно что-то просчитали
Иль марксизм не дочитали,
Иль умом не доросли
Коммунисты-недоросли.
Домовой когда писал
Свой заумный "Капитал"
Черти жгли свои угли,
Помешать-то не смогли.
Помешать не смог Горыныч,
Ни Иван, Илья, ни Сылыч.
И отрава "Капитала"
Как змея мозги глотала.
***
Шли года, текли рекой.
Черномор уж на покой
В своей вотчине улёгся
И от жизни всей отрёкся.
И пошёл период смуты
И застоя, планы дуты.
А народ от горя пьёт
И попрежнему поёт
Песенку о лучшей жизни
После смерти в коммунизме.
А пока трудись и пей,
Ешь баланду кислых щей.
Но не все баланду ели,
Телевизоры глядели
О колхозных достиженьях
И о партии решеньях.
Глас подняли диссиденты,
А вокруг шныряли менты.
Били прямо по макушке
И бросали их в психушки.
Доктора их там лечили,
Уму-разуму учили,
Чтобы думалось, потелось,
Как правительству хотелось.
И народы побежали.
Брест и Чоп от них дрожали.
Рим от самых маковеев
Столько не видал евреев.
И Россия опустела.
Вьюга и метель свистела
Над пустынною страною
Да корабль-ковчегом Ною.
Петушок один остался
И на шпиль кряхтя взобрался,
Убежал от иудейства,
Сев на шпиль Адмиралтейства.
По утрам он по привычке
Песни пел, поют как птички.
Купол в темечко клевал,
Пел "Интернационал".
А везде уже открыто
Говорят, что лыком шита
Вся идея утописта
Князя Влада и марксиста.
Время близится к развязке
И концу для нашей сказки.
Сказка – правда, в ней намёк.
Утопистам всем урок.
Конец (империи)
Борзоф Нью-Йорк Август 1989г.