(предыдущий фрагмент «13. Раиса баба-ураган! Онегин»
Из романа "Евгений и другие"
http://www.stihi.ru/2016/07/16/7096)
...Кто вольный путник, кто наймит,
Сама Судьба определит,
Свои закидывая сети.
Иль ублажит, иль отрезвит…
Без доброй выпивки и снеди,
Без равноправия в беседе
(Причём и взор ещё закрыт),
Езда в карете уморит,
Но важно то, что будет после.
Приём горячий? Злые козни?
Хоромы или чей-то скит?
Сластолюбивые коллеги,
От наставлений аж устав,
Их заучили, как устав.
Ещё не видя привилегий,
Сжились с издержками забав.
Явились гости не на ужин.
Тот орган, что давно натружен,
Готов у каждого к труду
И с ожиданием в ладу…
Но вот язык почти прикушен.
Для госпожи и для господ,
Хотя во тьме путь крайне скушен,
Всё устоялось без хлопот:
Солирует в карете Ксюша,
А у мужчин активны уши…
Кажись, подъехали. Ага!
К карете выскочил слуга,
Забрал у Ксении записку,
Чтоб вновь удариться в бега.
Опять ни шороха, ни писка
В карете, где царит солистка.
А ведь совсем уж где-то близко
Тепло чужого очага.
Ну, право, Ксюша – аферистка!
Лишь через пять минут нога
Её ступила из кареты.
Из дома вышла к ней без света
Хозяйка. На лице – вуаль.
Ей в темноте сия деталь
Была нужна для подстраховки,
Чтоб кто-нибудь, излишне ловкий,
Не проявил случайно прыть,
Спеша инкогнито раскрыть.
Заслышав шёпот незнакомки
И напрягая перепонки,
Клиенты наперегонки
Готовы вытащить клинки.
Пусть не объявлены тут гонки,
Стремглав покинуть экипаж
Стремится каждый под кураж,
Как мореплаватель на сушу.
Как автор быть вульгарным трушу –
Мне жаль сажать хозяйку в лужу.
Храню её и от острот…
Гадать не станем наперёд,
По сколько гавриков на душу
Придётся тут – горяч народ!
О каждом вспомнят в свой черёд,
Чтоб каждый выведен наружу
Был, чьей неведомо, рукой
Из недр кареты дорогой.
Всесилен зов мужского корня,
Но как бы ни был зов силён,
На сердце Женьки неспокойно –
О милой Кате вспомнил он.
И неожиданно и ярко
Ему навеяло так жарко,
Что стыдно стало пред собой:
Зачем он здесь? Кобель тупой!
Герой ругал себя скабрёзно
И сам себя, едва ль не слёзно,
Как никогда усовестил.
Но разворачиваться поздно –
Ему претил трусливый стиль.
Пусть колебался он серьёзно,
Но к авантюре не остыл.
Пускай пред ним не монастырь
И пусть душа в нём не на месте
Тут будет в плотской суете,
А всё ж в нелепой темноте
С неведомым в одной черте
Остаться – тоже дело чести,
Хотя мотивы тут не те…
Костюм, уместный на фиесте,
Плащ и вуаль – всё это вместе
Маскировало в темноте
Хозяйку. Та без декольте.
Когда гость слеп, ждать глупо лести…
В повязке гость, чёрт знает где,
Но что-то всё ж его немало
Вдруг в незнакомке взволновало.
В чём притягательность её?
Его влечёт в её жильё!
Но что тому причиной стало?
Иль в ощущениях новьё?
Иль просто плотское начало?
Азарт, во что бы то ни стало,
Иметь чужое, как своё?
Неуловимые флюиды?
Неотразимый аромат?
Без принужденья был бы рад
Он к ней пойти бы в фавориты.
И вот тогда бы по всему
Они бы были с Катей квиты:
Ни он ей, ни она ему.
Так думал он, когда сквозь тьму
Его, как приз, тут из рук в руки
Передавали в дом под звуки
Шагов и трущихся одежд.
. . .
Не дал Бог Ржевскому науки,
Чтоб мог он дом, иль хоть подъезд
К нему бы, вычислить по стуку
Колёс при перемене мест.
Спросить хотя б, где зюйд, где вест?
Нарушить общую поруку? –
Так совесть первая ж заест.
Кому тут выставишь протест?
Пришлось терпеть такую муку,
Как неразгаданный секрет.
Уж тут одно лишь есть спасенье
От мозгового потрясенья:
Он был доставлен в «лазарет»,
А там без надобности свет.
Но вот, наверное служанка,
Его за руку взявши жарко,
Себя ему в проводники
Отважно предложила. Он же,
С ней деликатно осторожен,
Был щедрым только на шлепки.
Служанка, сняв с него повязку,
Его, как кобеля на вязку,
Куда-то вскоре завела…
Он был один. Что за дела?!
Тьма и стук собственного сердца –
Вот с чем придётся куковать…
Он стал искать, куда б усесться,
И натолкнулся на кровать.
Постель пуста, но горевать
О том пока что рановато.
В счастливый для себя финал
И в свой мужской потенциал
Всегда была в нём вера свята.
Чечётку он затанцевал
Не вдруг – запас терпенья мал.
Гусар – клиент нетерпеливый,
С активной инициативой.
С кем переспал, тем нет числа
И вспоминал о них он с ленью,
А здесь… ещё и не дала,
А он уж за собой дотла
Мосты рад жечь без сожаленья.
Но выжидать так до утра –
Мужской гордыни ущемленье.
Вот он уж злится: «Допекла!
Что ж за хозяйка – порожденье
Безлунной ночи и козла»!
Ведь он-то без предубеждений
Разделся сразу догола
И начал ждать явленья Жени
И дамы. Вечность истекла,
Но лишь в его воображенье.
А ведь до самого сношенья
Он – раб медвежьего угла
Без права на перемещенье,
На бегство и на утешенье
С другой мадам на стороне.
Тишь, никаких шумов извне
И ощущенья жизни рядом.
Он с домовым уж рад, как с братом,
Облобызаться в тишине.
Иль вообще с любым приматом…
Но наконец-то, проскрипев,
Втянула дверь гусарский гнев.
Он чуть ли не ругался матом,
А тут с небесным ароматом
Ворвался страсти фейерверк
И на постель его поверг...
(продолжение в http://www.stihi.ru/2016/07/17/4358)