Мама,
мне страшно,
я стал трудогликом,
в очередь
мнусь
перезрелым томатом,
мне бы терпения,
чуточку,
толику,
чтоб
не покрыть
всё это матом.
Шелест бумажек,
как хруст
сухожилий,
ужас
пронизывает мясо.
Двери
захлопнулись,
петли завыли,
трудоустраиваются
массы.
Массы
подростков,
алчности волнами
вынесенные
на берег
казённый.
Не
похоронят
отдых,
казнённый
душными
трудовыми войнами.
Вымрет
и
время,
выгорит в вечности,
к дьяволу,
к чёрту,
проклятие.
Может,
не поздно,
послать работу
к чьей-нибудь
матери?
Поздно!
Перерыв на обед.
Посетителей -
вон.
И вот,
подпираю
перила
лестничные.
Изо рта
издергавшегося
стон
грозится
вылететь.
Умираю.
Пот
градом
с толпы,
неужели не видите,
как
колесница
отчаянно
к пропасти
катится?
Путь крыт
белой
скатертью
и усыпан
цветами.
У виска
крутите?
Пусть!
Бог с вами,
слышите,
вы
не
отступитесь?
Но и я не уйду.
Пусть!
Пусть
пропаду,
пусть сгину,
исстрарюсь,
высохну,
спину не разгону!
Медленно секунды
испаряются
в воздух
раскаленный.
Не я один,
все обозленно
изящной прозой
кроют сотрудников.
Держись, зажиревший,
грозятся
сломать
дверь.
Сосуды
лопнули,
багровей
черешни.
Душа
или что
там
ещё
еле теплится
в теле.
И кажется,
не
жизнь,
но свой отдых
летний,
я
проведу
в отделе
по трудоустройству несовершеннолетих.