Белая рубашка

Сима Радченко
-1-


Гостьей в городе своем - Ленинграде,
не хозяйкой согласилась ты быть.
Ты, в глаза его гранитные глядя,
отказалась от него без борьбы.
Позабыла и строптивую реку,
и  мостов ее узор колдовской...
И себя не ощутила калекой,
отнимая у себя город свой.
Я не верю, никогда не поверю,
что возможно добровольно предать
исполинского подводного зверя,
разрыхляющего невскую гладь,
что возможно не на месяц - на годы! -
отказаться от пьянящей, лихой,
необъятной ленинградской свободы  -
так спокойно, так преступно легко,
от тяжелого набрякшего неба
над землей, благословленной Петром...
Ведь всего-то было надо тебе бы
выбрать утро и спуститься в метро,
чтоб покончить с этой глупой разлукой,
чтобы жить - не притворяться живой,
чтобы вдовью беспросветную муку
в голос выплакать над шумной Невой. 
            
Почему же после дедовой смерти
ты сидишь уже семнадцатый год
без метелей, что играючи вертят
в невских волнах умирающий лед,
вдаль несущийся к Балтийским просторам,
боль любую на осколки дробя...
Как легко ты позабыла свой город,
верный город, приютивший тебя...


-2-


Прости меня, мой старый человек.
Твой долгий путь, твой черепаший бег
тебя давно и сильно утомили.
Сегодня дедов день, его число.
И никогда - не думай, не назло! -
я не бывала на его могиле.
Он был чужим и умер он чужим,
он не был зол, он не был скуп и лжив,
но чуток и участлив не был тоже.
К его ногам ты положила  жизнь.
Но жизнь прошла, он умер и лежит,
а отпустить тебя никак не может.   
Я думала - воспрянешь, оживешь,
с себя воспоминания стряхнешь,
но что произошло, скажи на милость?
Ты замерла - на долгие года,
в тебе застряла давняя беда
и что-то безвозвратно надломилось.
Ты схоронила в дедовом гробу
не часть судьбы, а всю свою судьбу.
Его не стало - и тебя не стало.
Сложила руки, села на диван.
Так человек пакует чемодан,
а поезда в помине не бывало.   
Застыла, как в немом параличе.
А жизнь прошла и кончилась ничем.
Шестнадцать лет без деда и без дела.
Сегодня ты впервые не смогла
ни месяца припомнить, ни числа.
И даже в календарь не поглядела.


-3-


После смерти деда мне снился сон: будто вовсе не умер дед,
а ушел и пропавшим считался он семь мучительно долгих лет.
Этот сон повторялся десятки раз, врос мне в душу, пробрался в явь.
Просыпаясь, я вздрагивала подчас, за реальность его приняв.
До сих пор я хочу, чтобы сбылся сон. Чтоб домой воротился дед,
чтобы не было хмурым его лицо, чтобы ласково он глядел.
Чтобы с бабушкой вновь календарь листать потихоньку они могли.
Чтоб не только вернувшись другим он стал - чтобы был он всегда другим.
Чтобы маму мою он - свое дитя - из роддома пришел встречать,
чтоб ее полюбить он сумел, хотя о мальчишке привык мечтать,
не курил над кроваткой свой "Беломор", не орал "Покажи дневник!",
чтобы мамино детство не крал, как вор, заменяя любовь на крик...   

Может, где-то нарушится ход вещей. Вдруг в замке повернется ключ,
и порог переступит старик в плаще, бородат и слегка колюч.
И, не в силах тревоги моей унять, он, помедлив, ко мне шагнет...
И впервые захочет меня обнять, и по имени назовет.


-4-


В этой белой ситцевой рубашке
ты похожа, бабушка моя,
то ли на отшельницу-монашку,
пишущую книгу жития,
где все беспощадней в каждой  строчке
старости неодолимый плен.
То ли на родильницу в сорочке
на пороге важных перемен. 
То ли ты на ангела похожа,
сбившегося с верного пути.
То ли на невесту в храме божьем,
в новый путь готовую идти.
То ли на сестру в льняной рубахе,
голыми руками в волдырях
ткущую крапиву в липком страхе,
братьям ничего не говоря,
чтоб разрушить ведьмино заклятье,
чтоб к утру успеть наверняка.
То ли на дитя в крестильном платье
над купелью в бережных руках...




июль 2016