Экскурсия по Казани XIX века

                ЧАСТЬ I

  Кто бы из жителей Казани  отказался побывать на экскурсии в Казани девятнадцатого века?
  Нет,  не «По историческим местам Казани», а именно в XIX веке. Допустим, экскурсовод рассказывает: «Мы с вами находимся возле дома Карла Фукса, знаменитого врача, ботаника, этнографа и историка, автора книг о казанских татарах. Сейчас мы войдём в дом и познакомимся с его хозяином. Карл Фёдорович ждёт нас». Или мы смотрим на  весеннюю ярмарку на Булаке, пёструю смесь одежд – русских, татарских, городских, деревенских,  выставленные на продажу товары. В шумной толпе снуют мальчишки и девчонки, свистят в купленные тут же свистульки, пищат в пищалки, с хохотом, подкравшись сзади, обливают друг друга водой из брызгалок. В стороне богато и чисто одетые «господа» - казанская аристократия приехала полюбоваться на это шумное торжище.
  Астрофизики утверждают, что путешествие во времени в принципе возможно. Правда, не понятно, как осуществить такое путешествие и не известно, останется ли путешественник в живых, а если и останется, сможет ли вернуться назад. Как бы там ни было, а пока что для нас доступен и не опасен один способ отправиться в прошлое. И для этого необходимы: письменные источники (исторические документы, дневники, воспоминания людей, живших в то время), развитое воображение плюс искреннее желание. Что касается источников, предоставляю их вашему вниманию ниже. Ну а воображение и желание – это уж дело читателей. Если такого желания нет – закройте сайт и займитесь тем, что вам интересно. Остальных приглашаю на экскурсию.
  Я собрал письменные свидетельства людей, живших в то время в Казани либо побывавших в нашем городе и описавших свои впечатления. Исключение составляет лишь один автор – французский писатель Теофиль Готье. Он посетил нашу страну дважды: в 1858/59 и в 1861 годах  и описал свои наблюдения  в книге «Путешествие в Россию». В Казани он не был, но в его книге много таких картин, которые можно было наблюдать в любом городе России, в том числе и в Казани. Как записал в своём дневнике Тарас Шевченко, посетивший наш город в 1857 году, «Как издали, так и вблизи, так и внутри Казань чрезвычайно живо напоминает собою уголок Москвы». И любой уголок России – добавлю я.
  Я постарался расположить материал так, чтобы была иллюзия передвижения в пространстве. Вот мы плывём среди других пассажиров по Волге в дощанике – так тогда называлось деревянное речное судно; впереди показались очертания казанского кремля на холме, красным шпилем высится башня Сююмбике… Дощаник причаливает к пристани, мы сходим на песчаный берег, нанимаем извозчика – экскурсия началась. При таком подходе, естественно, приходится жертвовать хронологией и эпизоды из разных десятилетий сливаются в единую картину. В этом, конечно, недостаток моей работы, но ведь всегда приходится жертвовать меньшим, чтобы сохранить большее. Если расположить материал в хронологической последовательности, получится каша, а не экскурсия.
   Ну, довольно предисловий. Садимся в дощаник, устраиваемся поудобнее на палубе – и по волжским волнам.

ПО ВОЛГЕ

  Пока «Русалка» мирно идет, оставляя за кормой пенистый, как от пива, след, взглянем на моих попутчиков. Не боясь «грязи», переступим границу, впрочем не такую уж резкую, между первым классом и вторым и третьим. […]
Третий класс «Русалки» напоминал палубы левантийских пароходов, когда на их борту находятся турки. Каждый сидит в своем углу среди вещей и провизии. Семьи держатся вместе, совсем как кочующие племена. […]
   В третьем классе палуба была завалена чемоданами и узлами, некуда было ступить, так как повсюду лежали спящие. Русские, как и восточные люди, спят прямо там, где стоят. Скамья, кусок доски, ступенька лестницы, сундук, бухта каната - все подходит. Они спят, просто спиной подперев стенку. Сон приходит к ним в самых неудобных позах. […]
  Пассажиры побогаче и получше одетые, были в длинных голубых или зеленых, туго затянутых на поясе рубахах, застегнутых сбоку на три пуговицы. Другие носили красные рубахи, коричневые кафтаны грубого сукна или бараньи полушубки, хотя было 16–18 градусов тепла. Что касается женщин, их одежда состояла из ситцевого платья, поверх которого они надевали нечто вроде кофты-пальто, доходившей до середины бедра, на голове - цветастые платки, завязанные под подбородком. Женщины помоложе носили чулки и башмаки, старухи, пренебрегая этой данью западной моде, по-мужицки обувались в грубые смазные сапоги.
Дабы придать большей верности этому наброску, выпачкаем его в грязи и смоле, поцарапаем и замусолим его, ибо одежда, которую я пытаюсь описать, была поношена, грязна, истерта, напоминала лохмотья. Её носят денно и нощно и снимают только тогда, когда она сама по себе снимается. Такое постоянство объясняется относительно высокими ценами на одежду. Между тем мужики, столь безразличные к своему верхнему платью, каждую неделю ходят в баню, и их нижнее белье содержится в гораздо лучшем виде. Впрочем, здесь неосторожно доверять внешнему виду кого бы то ни было. Нередко мне указывали пальцем на самого грязного оборванца, шепча при этом на ухо: «Если он протянет руку, вы, наверное, подадите ему копейку? Так знайте: у него больше ста тысяч рублей». Несмотря на то,  что говорилось это с самым серьезным видом и явным восхищенным уважением, каковое внушает обычно упоминание о большой сумме денег, я с трудом верил в богатство этих Ротшильдов в лохмотьях, этих Перейра  в стоптанных сапогах.
Типы людей не имели ничего характерного, но иногда бледная, соломенного цвета шевелюра, белокурая борода и стальные, серые глаза указывали на принадлежность их к северной расе. Летний загар покрывал их лица желтой маской почти того же оттенка, что и волосы. Среди женщин я не заметил красивых, но в их кроткой, покорной некрасивости не было ничего неприятного. Слабая улыбка обнаруживала прекрасные зубы, глаза, хоть слегка и потупленные, были выразительными. В позах, которые они принимали, пристраиваясь на скамьи, несмотря на неуклюжие одежды, все-таки улавливался намек на женственность, грацию.
Тем временем «Русалка» осторожно продвигалась по реке. Для того чтобы лоцман мог просматривать реку и издали замечать препятствия, штурвальное колесо было вынесено на мостик, оно соединялось с барабанами и сообщалось с кормой при помощи системы передач. На носу постоянно стояли лотовые матросы, вооруженные шестами с делениями, и ритмичными криками возвещали глубину воды. Красные и белые бакены, сваи, ветви деревьев, растущих прямо из воды, намечали путь пароходу, и надо было иметь поистине великий опыт навигации, чтобы проводить судно по этим капризным извилинам. В некоторых местах песчаные мели выходили почти на поверхность воды, и «Русалка» не раз терлась дном о песок. Но колеса крутились быстрее, и это снимало её с мели. Она вновь погружалась в поток реки, и дело не доходило до унизительной надобности обращаться к спасателям, которые, стоя на плавучей доске и опираясь на длинные шесты, специально поджидают суда на мелях, чтобы помочь в случае, если те попадут в беду. Опасность состояла ещё и в том, что легко можно было наткнуться на большой подводный камень, один из тех, что на большом расстоянии друг от друга выступают из тинистого дна Волги и которые вытаскивают и складывают вдоль берега, когда какой-нибудь несчастный случай обнаружит их присутствие. Бывает и так, что суда получают течь на таких камнях и грузы тонут.
В этой части реки размытые паводками берега не отличаются особой живописностью. Они представляют собою волнистые линии без резких повышений и тянутся довольно монотонно. Время от времени сосновый лес темной зеленью прерывает эти длинные желтые ленты или деревня из бревенчатых домов нарушает горизонтальную линию берега углами крыш со стропилами крест-накрест. Рядом с деревней всегда есть церковь с выбеленными известкой стенами и зеленым куполом.[…]
Движение по Волге очень оживленное, и я долгими часами простаивал, облокотившись на парапет, наблюдая за этим интересным зрелищем. Суда плыли вниз по реке, развернув огромные паруса, прикрепленные к высоким мачтам и устроенные так, чтобы не упустить ни малейшего дуновения ветра. Другие шли вверх по течению, их по берегу тащили лошади. Ни силой, ни ростом здешние лошади не походят на наших могучих тяжеловозов, поэтому количество здесь заменяет силу. Упряжки обычно состоят из девяти лошадей, а перекладные в ожидании своей очереди где-нибудь на песчаном берегу образовывают стойбища, где Сверчков, русский Орас Верне, нашел бы превосходные сюжеты для картин. Меньшие по тоннажу барки продвигались вверх по реке при помощи шестов: изнуряющий, надо сказать, труд - бесконечно плыть вдоль берега, налегая всей грудью на тяжелый шест. Несчастные эти работники живут недолго. Мне рассказывали, что они редко доживают до сорока лет.
Некоторые суда очень велики, но с малой осадкой. Зеленая полоса по борту оживляет красивый серо-серебристый оттенок сосны, из которой они построены. На носу таких барок часто изображали глаза, смотрящие огромными зрачками вдаль, или грубо намалеванного российского двуглавого орла, изгибающего свои шеи и раскрывающего черные крылья. Кружевом украшает корму резьба, вырубленная топором по дереву с такой ловкостью, какой не превзойти даже резцом. В основном все эти барки нагружены зерном и перевозят несметные богатства.
Пароходы компании «Самолет» или другой, соперничающей с нею компании пароходства попадались нам навстречу, и всякий раз со щепетильной вежливостью, свойственной морякам, на том и на другом борту взвивался приветственный флаг.
Были еще лодки, выдолбленные, как пироги, из цельного ствола. Они подплывали к нам на близкое расстояние, не опасаясь лопастей движущихся колес, кидали на борт письма из местечек, где «Русалка» не останавливалась, и подхватывали на лету послания, которые им вверяли.
На «Русалке» было постоянное движение пассажиров. У каждого причала сходили на пристань или поднимались с пристани люди. Остановки иногда были долгими. Грузили дрова для топки, так как каменного угля здесь или мало, или он дорого стоит. Темные старики крестьяне, глядя на длинные штабеля дров вдоль берегов, поговаривают, что, если и дальше железные дороги и пароходства будут расширяться, на святой Руси люди скоро начнут помирать от холода.
Пристани, все совершенно одинаковые, представляют собою плавучий док, на котором возвышаются два помещения: в одном - контора, в другом - магазин или зал ожидания. Между ними идет широкий коридор, предназначенный для прохода пассажиров и провоза багажа. Из-за того что уровень воды меняется, дощатый мост соединяет пристань с берегом под довольно большим уклоном. По обеим сторонам этого моста ютятся лавчонки мелких торговцев, привлеченных прибывающими пароходами, и все это выглядит довольно живописно. Девочки продают вам из корзин пять-шесть ярко-зеленого цвета яблок или печатные пряники. Как у нас на масле, на них изображены смешные простые фигурки, и среди них - фантастические львы, которые, будь они отлиты из бронзы и покрыты патиной времени, могли бы сойти за образцы древнего ниневийского искусства. Женщины, стоя с ведром и стаканом, продают квас - род напитка, сделанного изо ржи и ароматических трав, очень приятного на вкус, когда к нему привыкнешь. Так как цена на квас минимальная, респектабельные люди к нему относятся с пренебрежением, и пьет его только простой люд.
Одежда женщин настолько своеобразна, что о ней стоит упомянуть.[…]  Русские крестьянки перехватывают платье над грудью таким образом, что кажется, будто их запрятали в мешок по самые подмышки. Легко себе представить малоизящный эффект такого перехвата, способного испортить самую хорошую фигуру. В остальном костюм состоит из кофты с широкими рукавами и платка корабликом, завязанного под подбородком.
Были еще лавки, торговавшие очень белым пшеничным и очень темным ржаным хлебом. Но самым бойким товаром были огурцы. Это один из видов огурцов, которые здесь летом едят свежими, а зимой солеными и без которых русские, кажется, не могут обходится. Их подают к каждой еде, они обязательно сопровождают все блюда. Их режут ломтиками, как в других местах разрезают на четверти апельсины. Это лакомство мне показалось безвкусным. Правда и то, что русские по непонятным мне соображениям гигиены совсем не кладут в свои блюда приправ: им нравится пресная пища.[…]
Из-за небольшой глубины реки и необходимости ясно видеть бакены здесь не рискуют плавать ночью. Поэтому, как только последние порывы довольно свежего вечернего ветра затихли на горизонте, «Русалка», выпустив пар, остановилась и бросила якорь. Всем пассажирам был подан вечерний чай, и из самоваров, нагретых до предела, беспрерывно лился кипяток в крепкую заварку. Для меня было очень любопытно то, как люди из самых низов, по внешнему виду походившие на наших нищих, с наслаждением пили этот тонкий и ароматный напиток, который у нас еще считается деликатесом и который белоснежные руки разливают в светских гостиных. Манера пить чай такова: сначала его охлаждают в блюдце и пьют маленькими глотками, прикусив в зубах маленький кусочек сахара, в достаточной мере подслащающего напиток по русскому вкусу, схожему в этом с китайским.
Когда я проснулся на узком диване каюты, «Русалка» уже плыла дальше. День вставал. Пароход шел вдоль высокого берега, за которым деревянные избы выглядели зубчатой стеной и отражались в зеркале спокойной воды реки.

                Теофиль Готье. Путешествие в Россию.

           НО ВОТ ПЛАВАНЬЕ ПОДХОДИТ К КОНЦУ, ВПЕРЕДИ КАЗАНЬ

  В половине четвёртого дня мы подплыли к деревне Морквашам, расположенной у подножья высокой, крутой горы, стоящей над рекой почти отвесно.
   - Вот и Казань! – сказал наш разговорчивый лоцман, указывая рукою вдаль на правую сторону. На краю небосклона синеватою пеленою широко расстилалась какая-то мгла и среди неё белелось множество каких-то зданий. Были ли то дома, церкви, башни, разглядеть было ещё невозможно. Быстро нёсся наш дощаник по всплескам воды, дует ветер попутный, но нам не терпится, не сидится…
   Ближе, ближе подплываем к Бакалдинской пристани. Здания обрисовываются и представляются  яснее. Тот же наш приятель-лоцман стал нам указывать и рассказывать:
   - Вон там левее-то, гляди – это кремль, а видишь красную башню с золотым шаром, татарская царица её ставила когда Казань ещё за татарами было, а теперь их за край города выселили: гляди налево, видишь татарские слободы, видишь сколько у них там мечетей наставлено.
  Дощаник у услонского берега круто поворотил к Бакалде  (бакалда – «озеро, оставшееся от разлива Волги». – В. Даль). Казань стала перед нами, как на ладони.
   - Где университет?
   - Вон, направо от тех башен, видите на горе белое здание? Это университет.

                П.И. Мельников (Андрей Печерский). Автобиография (1834-37)

   НО, ВОЗМОЖНО, НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОИСХОДИТ ВЕСНОЙ ВО ВРЕМЯ РАЗЛИВА ВОЛГИ,  И НА РЕКЕ РАЗЫГРАЛАСЬ НЕПОГОДА.

   ...Когда мы подъехали к Казани, Волга была  во  всем  блеске  весеннего разлива; целую станцию от Услона до Казани надобно было плыть  на  дощанике, река разливалась верст на пятнадцать или больше. День был ненастный. Перевоз остановился, множество телег и всяких повозок ждали на берегу.
  Жандарм пошел к смотрителю и требовал дощаника.  Смотритель  давал  его нехотя, говорил, что, впрочем, лучше  обождать,  что  неровен  час.  Жандарм торопился, потому что был пьян, потому что хотел показать свою власть.
  Уставили мою коляску на  небольшом  дощанике,  и  мы  поплыли.  Погода, казалось, утихла; татарин через полчаса поднял парус,  как  вдруг  утихавшая буря снова усилилась. Нас  понесло  с  такой  силой,  что,  нагнав  какое-то бревно, мы так в него стукнулись, что  дрянной  паром  проломился,  и  вода разлилась по палубе.  Положение  было  неприятное;  впрочем,  татарин  сумел направить дощаник на мель.
  Купеческая барка прошла в виду, мы ей кричали, просили прислать  лодку; бурлаки слышали и проплыли, не сделав ничего.
  Крестьянин подъехал на небольшой комяге с женой,  спросил  нас,  в  чем дело, и, заметив: «Ну, что же? Ну, заткнуть  дыру,  да,  благословясь,  и  в путь. Что тут киснуть?  ты вот для того, что татарин, так ничего  и  не умеешь сделать», - взошел на дощаник.
  Татарин в самом деле был очень встревожен. Во-первых, когда вода залила спящего жандарма, тот вскочил  и  тотчас  начал  бить  татарина.  Во-вторых, дощаник был казенный, и татарин повторял:
  - Ну, вот потонет, что мне будет! Что мне будет! Я его утешал,  говоря, что и он тогда с дощаником потонет.
  - Харошо, бачька, коли потону, а как нет? - отвечал он.
  Мужик  и  работники  заткнули  дыру  всякой  всячиной;  мужик  постучал топором, прибил какую-то дощечку;  потом,  по  пояс  в  воде,  помог  другим стащить дощаник с мели, и мы скоро вплыли в русло Волги. Река несла свирепо. Ветер и дождь со снегом секли лицо, холод проникал до костей, но вскоре стал вырезываться из-за тумана и потоков воды памятник Иоанна Грозного. Казалось, опасность прошла, как вдруг татарин жалобным голосом закричал: «Тече, тече!»- и действительно, вода с силой вливалась в заткнутую дыру. Мы были на самом стрежне реки, дощаник двигался тише и тише, можно было предвидеть, когда  он совсем погрузнет. Татарин снял шапку и молился. Мой камердинер, растерянный, плакал и говорил: «Прощай, моя  матушка,  не  увижусь  я  с  тобой  больше». Жандарм бранился и обещался на берегу всех исколотить.
  Сначала и мне было жутко, к тому же ветер с дождем  прибавлял  какой-то беспорядок, смятение. Но мысль, что это нелепо, чтоб я мог погибнуть, ничего не сделав, это юношеское quid timeas? Caesarem vehis! ( рус. «Чего ты боишься? Ты везёшь Цезаря и его судьбу». - латинское крылатое выражение. – В.А.) взяло  верх,  и  я спокойно ждал конца, уверенный, что не  погибну  между  Услоном  и  Казанью.[…]
  ...Через четверть часа мы были на берегу подле стен казанского  кремля,
передрогнувшие и вымоченные. Я взошел в первый кабак, выпил  стакан  пенного вина, закусил печеным яйцом и отправился в почтамт.
 
                А.И. Герцен. Былое и думы. Часть 2. 1835 г.

                СХОДИМ НА БЕРЕГ

...Через четверть часа мы были на берегу подле стен казанского  кремля,
передрогнувшие и вымоченные. Я взошел в первый кабак, выпил  стакан  пенного вина, закусил печеным яйцом и отправился в почтамт.

                А.И. Герцен. Былое и думы. Часть 2. 1835 г.

   Сегодня утром, около 7 часов, приехали в Казань. Быть в 7-ми верстах от этого интересного, по словам всех, города и не быть в нём, казалось непростительным. Пароходная пристань на левом берегу Волги на песке, пески очень глубоки, колёса уходят очень глубоко. Между прочим, извозчик сообщил мне, что эти пески уменьшаются теперь в протяжении – Волга переменяет русло и всё подмывает левый берег и отступает от правого, где находится большое село Услон. Село это кажется зажиточным – жители имеют выгодный сбыт в город молока, яиц и проч., и, кроме того, служат как перевозчики на другой берег, особенно отличаются они  в половодье, когда на баточке переправляются лёжа на брюхе и отталкиваются от льдин. Ещё нынешней весной погиб таким образом , как-то попавши ногой под льдину, самый храбрый из таких перевозчиков. Дорога всё идёт песками…

                П.А. Крапоткин. Дневник. 1862г.

                ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О КАЗАНИ

  - Казань... Татары... Восток! - радостно воскликнул, просыпаясь, Иван Васильевич. - Казань... Иоанн Грозный... бирюза, мыло, халаты... Казанское царство... Преддверие Азии... Наконец я в Казани... Кто бы подумал, а вот-таки и доехали. Доехали до Востока... хоть не совсем до Востока, а все-таки по соседству... Ну, и деревни уже другие пошли по дорогам, с мечетями, с избами без окон, с женщинами, которые прячутся от нашего тарантаса, закрывшись грязными полотенцами... На пути уже редко попадается православная бородка... Теперь стало поживописнее. Идет маленький бритый татарин какой-нибудь в чибитейке, или глупый чуваш, или разряженная мордовка. […]

    - Барин, не надо ли халат, настоящий ханский, какие сам хан носит?
    - Барин, не надо ли бирюза! Самый лучший. Некрашеный!
    - Барин, не надо ли китайский жемчуг?
    - Китайский тушь.
    - Китайский кашма.
    - Китайский зеркало.
    - Ергак самый лучший.
    - Купи, барин, купи, барин.
    - Дешево отдам.
    - Деньги нужны.
   Иван Васильевич поднял голову. Пока он приготовлялся к первому своему впечатлению, комната наполнилась татарами в чибитейках, с выразительными лицами, с товарами под мышкой. Все говорили вместе, все кланялись и улыбались; каждый хватался сперва за суконный или кумачный кафтан, вытаскивал из-за пазухи желтенькие сложенные бумаги и потом, бросившись на пол, начинал развязывать узлы с халатами и разными тканями.
   У Ивана Васильевича глаза разбежались. Во-первых, он привык за границей благоговеть перед азиатским товаром; во-вторых, он был из числа тех русских людей, которые не могут взглянуть в лавку, не почувствовав желания купить все, что в ней есть. Всякая пестрая дрянь в виде товара имеет для таких людей какую-то неодолимую прелесть. Иван Васильевич забыл и влияние Востока, и прекрасные свои исследования. Он вдруг одушевился новым чувством: ему чрезвычайно понравился полосатый халат.
   - Что стоит? - спросил он.
   - Последняя цена триста рублей. Другого не найдешь... Не делают больше... Эй, бери, барин. Будешь доволен... Приезжал князь из Петербурга, два такие халата взял... Семьсот рублев заплатил. Не скупись, барин... Для тебя отдам за двести пятьдесят... Барин, вижу, хороший. Купи, право... Да посмотри, что за халат. На обе стороны. Этак поносил, повернул - опять новый халат. Ну, бери за двести рублей. Деньги нужны... А то бы не отдал... Этакий халат, и не делают больше... Последний, право, последний... Ну так и быть, три полсотни. Вижу, хороший барин... Для почина в убыток отдам.
   - А бирюза?
   - Давай пять золотых. Даром будешь иметь.
   - А жемчуг, а зеркало, а тушь?
   - Пять целковых. Десять целковых. Двадцать целковых. Купи, барин. Даром возьмешь. Больно дешево. Купи для почина... Для тебя только, потому что хороший барин. Не купишь - будешь жалеть. Деньги нужны.
   Иван Васильевич не устоял против такого искушенья. Он высыпал весь кошелек на стол, и проворные татары, быстро разделив между собой деньги, бросились, толкая друг друга, к дверям и рассыпались по коридору.
   В эту минуту в соседней комнате послышалась звучная зевота, и Василий Иванович начал пошевеливаться, нежно охать и наконец приподыматься с своего ложа. Вскоре дверь его комнаты распахнулась, и он в откровенном утреннем беспорядке, прикрытый одним лишь тулупчиком, явился на радостный призыв Ивана Васильевича.
   Иван Васильевич сидел в новом пестром халате, с желто-зеленоватыми бирюзами в руке. Перед ним на столе лежали в желтых бумажках какие-то исковерканные раковины, два куска черной туши и маленькое зеркальце.
   - Василий Иванович!
   - Что, батюшка?
   - Видите эти вещи?
   - Вижу...
   - Оцените, пожалуйста.
   Василий Иванович взглянул с пренебрежением на мнимые сокровища.
   - Халат, - отвечал он, - на фабрике в Москве, где их делают, стоит тринадцать рублей с полтиною. За бирюзу эту негодную и целкового много. Тушь может стоить полтинник. Да зачем вам тушь, Иван Васильевич: вы, кажется, не рисуете?
   - Не рисую, Василий Иванович, а все-таки интересно иметь этакую вещь.
   - И, батюшка, черт ли вам в ней?
   - Ну, а прочее?
   - Прочее я не советовал бы даром брать. А вы что дали?
   - Все, что у меня было в кошельке, - печально отвечал Иван Васильевич. «Первого своего впечатления, - прибавил он мысленно, - я не помещу в своем сочинении».
   Василий Иванович громко расхохотался.
   - Ай, да плуты эти татары! Вот как вас, младенцев, проучают. Хха-хха-хха!.. И дело: не покупай бирюзы другой раз...

                В. А. Соллогуб . Тарантас. 1840

                ОСМАТРИВАЕМ ГОРОД

В Казань въезжают по мосту, переброшенному через огромный овраг, сохранивший арабское название – Булак. Я не припомню ничего более живописного, чем длинный ряд почти исключительно деревянных домов, стоящих на другой стороне оврага и обращённых тысячами окон к равнине. Вечером эти окна, в каждом из которых загорается свой огонёк, создают поистине праздничное освещение.  Слободы располагаются по ту сторону оврага, со стороны Банного и Чёрного озёр, слободские жители почти все татары; но поскольку среди них есть и несколько провославных русских, последние имеют свою церковь. Храм и мечеть стоят чуть ли не вплотную друг к другу, образуя союз между полумесяцем и крестом, являя пример братства, которое, вероятно, можно найти лишь в Казани.

                А. Дюма. От Парижа до Астрахани

Положение города нехорошо. Казань по-татарски значит котел; в самом деле, он во впадине, беден чистой водою; в нем много сырых мест. Строения довольно чисты; главные улицы красивы; на них все живо; везде толпятся, кричат, шумят; множество бурлаков с атлетической красотой форм; множество татар с продажными ичигами и тюбетейками, с халатами, в халатах, с приплюснутым носом, узенькими глазками и хитрым выражением лица. Словом, везде вы видите большой город, исполненный жизни, центральный своего края, торговый и, что всего важнее, город двуначальный – европейско-азиатский.

                А. Герцен. Письмо из провинции
   
   Сама Казань не похожа на виденные мною губернские города; все они, кроме некоторых особенностей, во всём прочем совершенно схожи. Казань не то: во-первых, бросается в глаза, что город университетский: книжная торговля, типография, гимназия…
   Во-вторых, в Казани мостовые удивительно хороши для губернского города, на некоторых улицах очень порядочны, попадаются клочки торцовой (огромные шашки между прочим) Затем иные дома очень милы – архитектура вовсе не губернская. Прибавьте к этому много очень древних церквей.
  Главный собор Благовещенский, очень стар, тут погребены архиепископы первой половины XVII в. Мощи архиепископа Гурия, современника Ивана Грозного. Хотел  ещё посмотреть некоторые церкви, войти в мечеть, да всё заперто.

                П.А. Крапоткин. Дневник. 1862г.

Три дня эти я бродил с жандармом по городу. Татарки с покрытыми лицами, скуластые мужья их, правоверные мечети рядом с православными  церквами,  всё это напоминает Азию и Восток. В Владимире, Нижнем - подозревается близость к Москве, здесь - даль от нее.

                А.И. Герцен. Былое и думы. Часть 2. 1835 г.

Мы в три, четыре дня облетали всю Казань. И в Казанском монастыре у обедни, и на Чёрном озере, и в Швейцарии, и даже в татарской слободе.

                П.И. Мельников (Андрей Печерский). Автобиография

   Казань городок — Москвы уголок. Эту поговорку слышал я в первый раз в 1847 году на почтовой станции в Симбирской губернии, когда препровождался я на фельдъегере в Оренбург. Какой-то упитанный симбирский степняк, описывая моему препроводителю великолепие города Казани, замкнул свое описание этою ловкою поговоркою. Сегодня поутру увидел я издали Казань, и давно слышанная поговорка сама собою вспомнилась и невольно проговорилась. Едва пароход успел положить якорь, как я выскочил на берег, поместился за четвертак в татарской тележке и пустился в город. Как издали, так и вблизи, так и внутри Казань чрезвычайно живо напоминает собою уголок Москвы: начиная с церквей, колоколен, до саек и калачей, везде, на каждом шагу видишь влияние белокаменной Москвы. Даже башня Сумбеки, несомненный памятник времен татарских, показалась мне единоутробною сестрою Сухаревой башни. […] Большая улица (конечно, Московская), ведущая в кремль, смахивает на Невский проспект своею чопорностью и торцовой мостовою.[…]
. Выйдя на улицу, (из университетского двора) я услышал глухой шум барабана и увидел густую толпу народа, провожавшего на казнь преступника. Чтобы не встретить эту гнусную процессию, я своротил в переулок и в числе бегущих смотреть эту процессию увидел молодую девушку с шарманкою за плечами и ободранного мальчика с тамбурином в руках. Мне сделалось не грустно, а как-то особенно скверно, и я опять взял за четвертак татарскую тележку и возвратился на пароход.
Возвращаясь на пароход, я увидел с правой стороны от дороги памятник, воздвигнутый над костями убитых при взятии Казани царем Иваном Лютым. Это усеченная пирамида с портиками, поставленная будто бы на том самом месте, где стоял шатер царя Лютого. Печальный памятник.
                Шевченко Тарас - Автобиография. Дневник. 13 сентября 1857 г.

               
     В Казани 5 соборов, приходских церквей – 27, церковь при университете -1, при тюремных замках – 2, в зданиях семинарии -1, при архирейских домах -2, в памятнике в честь убиенных при покорении Казани воинов -1, старообрядческих -1, раскольническая часовня – 1, раскольнический молельный дом – 1,  евангелическая церковь -1, монастырей мужских – 4, женский -1, магометанских мечетей -9, учебных заведений светских -5, духовных -2, военно-сиротское отделение -1, женский пансион -1, воинских госпиталей -2, богоугодных заведений -4, каменных казённых зданий около 30, дом дворянского собрания -1, магистрат-1, будок -45, мостов каменных – 1, земляной -1, деревянных -5, гауптвахт -4, публичных гульбищ -2, торговых площадей -4, каменных торговых бань -2, пристаней -2, обширный гостиный двор каменный -1, корпусов для мучных, соляных, масляных и мясных лавок -2, корпус для рыбных лавок -1, дегтярный ряд -1, мукомольных  общественных мельниц -2, трактиров -6, гостиниц -15, питейных домов -38, ренсковых погребов и проч. более 30,

(Справка: ренское, т.е. рейнское вино, ренвейн - «вино, доставляемое виноградниками, расположенными вдоль обоих  берегов Рейна; но вина, пользующиеся всемирной известностью, получаются в Рейнгау (Rheingau), т. е. с холмов, тянущихся по правому берегу Рейна, от Бибриха до Лорха. Почва виноградников, разведенныхместами на склоне
самых скал, состоит из глины, извести, шифера и пр. Прославленный Р. выделывается из
винограда Рислинг, который, оставаясь продолжительное время (до глубокой иногда осени) на кустах,подвергается так
называемому «благородному гниению», вызываемому грибком Botrytis cinerea. Этому грибку Р. и обязан своими отменными вкусом и букетом» . Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – В.А.)

фабрик: суконная -1, китайчатых -5.

(Справка: «Китайка - первоначально, шёлковая, затем хлопчатобумажная лёгкая вещь, производившаяся в Китае, и массово ввозившаяся в Россию в XVIII-начале XIX века. В первой четверти XIX века импорт был полностью вытеснен российским производством». Википедия. – В.А.)

  Заводов: пороховой казённый (упразднённый) -1. Частных козловых и кожевенных заводов -52, стальных -2, водочных -2, солодовенных -4,
( Справка: солодовенный завод по производству солода. «Солод – это продукт искусственного проращивания зерна злаковых культур, в основном, зерен ячменя. В процессе изготовления солода, в зернах формируется особый фермент диастаз. Он способен расщеплять продукты, содержащие крахмал на простые сахара, то есть происходит процесс осахаривания. Эти сахара впоследствии могут при помощи дрожжей превратиться в спирт. Этот процесс широко применяется в современных производствах. Солод используют в следующих отраслях промышленности: дрожжевое производство, хлебопечение, винокурение (производство спирта), пивоварение» . vkusnoblog.net› – В.А.)

постномасляный -1 (по производству подсолнечного масла. – В.А.) -1, гончарных -2, канатный -1, кирпичных сараев до 50. Домов обывательских каменных и деревянных 4084, жителей в зимнее время 45.000, в летнее до 60.000. Лютеран, католиков и реформаторов до 300, кладбищ: греко-российских -4, лютеранское -1, старообрядческое -1, магометанских -2, отдельных, где погребены самоубийцы и умершие от холеры, в разных частях города -5, а всего -13.
   Казань по числу жителей и промышленности превосходит многие губернские города  Российской империи. […]
   
   В настоящее время, по причине возвысившихся на все вещи цен, и в первейших домах казанских помещиков обитает совершенная простота и скромность в образе жизни; между тем дамы наши, как и везде, не перестают следовать моде и любят наряжаться иногда с чувствительным убытком для своих супругов. […]
   
                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.


Татарских древностей в Казани никаких нет. По татарским рукописям в Казани, при владычестве ханов, каменных зданий не было; а башня, ныне находящаяся в крепости, под названием Сумбекиной, строена русским архитектором и делает ему честь. Она построена в последние годы царствования Алексея Михайловича, когда сей царь повелел строить Закамскую линию с валами и обсервационными башнями. Даже нынешние каменные мечети построены в начала царствования Екатерины II-й, но из всех татарских древностей здесь осталось несколько камней с надгробными надписями, из коих две в переводе здесь предлагаю:
1) Он (Бог) вечен и бессмертен! Бог всемогущий говорил: «Всякое сущее на земле и небесах смертно; но Господь всевечен!» Еще Бог всемогущий говорит: «Всякое живущее должно вкусить смерть». В девятьсот тридцать шестом году, в месяце Зюлькаада6, Кул-Мухаммед, сын Ших-Мухаммеда, из тленного мира отправился в мир вечный. Да будет над ним изобильное милосердие Господа. Он убит от рук неверных. Мы принадлежим к Богу и к нему возвращаемся!
2) Бог святый, непорочный, праведный, величественный, сказал: «Все живущее на земле увядает, но зрак Господа твоего, облеченный в честь и славу, будет сиять вечно.
Да будет благословение и спасение Махоммеду, сказавшему: «Мир сей не вечен».
Также благослови и спаси, Господи, сказавшего: «Мир сей выше самых царей».
От Эгиры в 936 году (1529), в месяце Зулкагиде, убит от рук иноверца Мухаммед-Галей, сын Мухаммед Шаха.
На камне сем писал Юлавчика сын.

     Н.П. Загоскин. Спутник по Казани. Иллюстрированный указатель достопримечательностей и справочная книжка города. 1895 г.

                ПРОЙДЁМ В КРЕМЛЬ

   Разумеется, мы начали с кремля. Согласно преданию, самая высокая башня, квадратная, огромная, высотой с пятиэтажный дом, была построена Иваном IV из обломков разрушенных им мечетей. Нам показали также другую башню, чуть ниже первой, сохранившую в народе название «башни Суюмбеки». Затем настала очередь собора, построенного в 1552-1562 годах опять же Иваном Грозным (Иван Грозный и царица Суюмбеки – две самые популярные в Казани личности: одна – потому что сделала для города много добра, другой – потому что причинил ему зло). В соборе хранится чудодейственная икона, известная по всей России под именем Казанской богоматери, а в вермелевом гробу покоятся останки святого Ругутина. Все русские храмы построены по одному образцу: это непременные пять куполов – четыре маленьких и один крупный; они бывают больших и меньших размеров, лучше или хуже позолочены – вот и вся разница.

                А. Дюма. От Парижа до Астрахани


 …казанская крепость, или «город» отграничивалась от «посада» глубоким рвом, пересекавшим нынешнюю Ивановскую площадь и прилегающую к ней часть Воскресенской улицы и носившим название «Тезицкого рва», — некоторое время сохранявшимся еще и в русской Казани; воспоминанием об этом рве остается ныне лишь мост, в настоящее время совершенно уже лишний, находящийся при въезде в кремль со стороны Воскресенской улицы.

   …казанская писцовая книга третьей четверти XVI века говорит о мечети против церкви Св. Благовещения (нынешний кафедральный собор), обращенной в ее время в артиллерийский и материальный военный цейхгауз. На хранящемся в местном университете старинном казанском плане 1768 года на месте нынешней дворцовой церкви показана «церковь, обращенная к мечети, находящаяся ныне в ветхости». Сопоставление всех приведенных выше свидетельств приводит нас к несомненному убеждению, что речь идет в данном случае о здании нынешней дворцовой церкви, бывшем когда-то мусульманской мечетью; затем, по взятии русскими Казани, — артиллерийским складом; потом успевшей ко второй половине XVIII века обветшать христианской церковью и, наконец, в конце 40-х годов текущего столетия, реставрированном в настоящем виде и назначении своем. Итак, современное нам здание церкви кремлевского дворца мы имеем полное основание отнести к архитектурным памятникам татарской Казани, и существуют весьма веские доказательства в пользу того, что это именно та «Муралеева мизгить», т.е. мечеть, которая упоминается в источниках покорения Казани и по имени которой названы были рядом с ней находящиеся крепостные ворота.

   По левой стороне большой кремлевской улицы мы, начиная от Спасской башни, прежде всего встретим старинную (XVII века) ограду Спасо-Преображенского монастыря, с монастырскими церквами и зданиями внутри ее; затем, пройдя выступающую в улицу небольшую историческую церковь во имя св. Киприана и Устинии и передний фасад военного манежа, мы будем иметь слева обширный главный корпус пехотного юнкерского училища, отдельные здания которого тянутся вплоть до спуска к Тайницким воротам.
В 1846 году по западному внешнему гласису кремля разведен бульвар, еще не так давно бывший излюбленным весенним гулянием казанцев, любовавшихся отсюда действительно величественной панорамой широкого разлива рек Волги и Казанки, но за последнее двадцатилетие бульвар этот был совершенно запущен, и в прошедшем году вход в него совсем закрыт для публики вследствие опасности, представляющейся для гуляющих здесь от обвала камней с обветшавших и выветрившихся стен кремля. Уже много лет стены казанского кремля терпеливо и безмолвно ждут своего капитального ремонта, который спас бы от гибели этот любопытный памятник казанской старины.
               
   Если мы выйдём из казанского кремля Тайницкими (древние Муравлеевы) воротами, ведущими от Сююмбекиной башни к реке Казанке и спустившись к берегу её, повернём направо, вверх по течению реки, то, пройдя несколько десятков сажен, достигнем родника, известного под названием «Тайницкого ключа». Это тот самый ключ, к которому во время осады казанцы ходили тайным ходом за водою, и который был взорван русскими с целью лишения осаждённых единственной доброкачественной воды. Ещё в конце первой половины текущего столетия ключ был обложен каменным бассейном, но в настоящее время этот исторический ключ совершенно, к сожалению, запущен и из года в год всё более и более истощается; у современных казанских обывателей вода этого ключа считается почему-то  особенно доброкачественною для соления огурцов, на каковой предмет она в конце каждого лета берётся отсюда в весьма изрядном количестве. Этот ключ пользуется среди местных мусульман большим почитанием, и вода его считается даже целительною: татары нередко приходят сюда для совершения своих молений. Существует свидетельство, что ещё в 1829 году известно было место «пустоты», т.е. тайного хода, который вёл из кремля к этому ключу, но отверстие его было уже тогда засыпано.

                Н.П. Загоскин. Спутник по Казани

                ПРОДОЛЖАЕМ ОСМОТР ГОРОДА

Другая разновидность вывесок, встречающаяся на каждом шагу в городе, и врезавшихсяв память, это вывески цирюльников; почти все они двусторонние: на одной стороне изображён мужчина, которого стригут, а на другой – женщина, которой пускают кровь.
      
   Покинув кремль, мы пошли осматривать лавки. В Казани преимущественно торгуют кожей и мехами. Кажется, ни один город в мире не обрабатывает кожу столь же искусно, как Казань. За кожами следуют меха. В Казани можно найти самые разные меха, от медвежьих шкур до меха куницы, беличьего меха и меха голубого песца. Эти меха поступают сюда из Сибири. Один торговец рассказал нам, что знает женщину, заядлую охотницу на медведя: за пять лет она продала ему пятьдесят три медвежьи шкуры. В Казани стоимость красивой медвежьей шкуры, что в Москве продаётся за 50 рублей, колеблется от двадцати до двадцати двух рублей.

                А. Дюма. От Парижа до Астрахани


                ДРЯБЛОВСКИЙ ДОМ
               
Дрябловский дом. Под таким названием известен в настоящее время несомненно старейший в Казани по древности дом, в котором имел жительство Император Петр Великий во время двадцатидневного пребывания своего в Казани. […]
Составлявший в 1722 году собственность купца Михляева, дом завещан был им Петропавловскому собору, хотя, несмотря на это, перешел к наследнику его, купцу Дряблову; следом за тем в доме этом помещалась богадельня, почему в 70-х годах Дряблов, бывший в то время Первым казанским городским головою, и передал его казанскому приказу общественного призрения, во владении которого он оставался до 1816 года, когда был продан приказом за 62 тысячи рублей казанскому городскому обществу ввиду того, что перед тем богадельня переведена в другое помещение. С тех пор Дрябловский дом получает весьма незавидные назначения: в 1819 году он отдается под харчевни, в 1833 году мы видим здесь гостиницу, в которой останавливается, прочим, какой-то «проезжий птичник Чернов»; в 1840 году здесь помещается «трактир Курицина»; в 1552 году — трактир и «свечное восковое заведение», трактирное назначение неумолимо преследует этот драгоценный по сопряженному с ним историческому воспоминанию о славном «кормчем земли русской» дом и до настоящего времени, и не далее как в 1893 году он снова сдан был городом в арендное содержание под грязный трактир... Когда же наступит конец этому историческому кощунству?..
Дрябловский дом — каменный, двухэтажный Массивные, двухаршинные стены его, характерные дня русской архитектуры XVI—XVII веков своды и дверные арки, затейливые украшения пилястрами и орнаментом из городков и ломаных линий внешнего фасада здания (окон и карнизов), общий вид здания, к которому лишь с южной стороны примыкает позднейшая пристройка, — все говорит за археологический интерес этого дома. С восточной стороны Дрябловский дом почти вплотную примыкает к Петропавловскому собору; с западной стороны городской корпус бакалейных лавок отделяет его от спускающейся вдоль толчка Гостинодворской улицы — здесь, против угла здания гостиного двора, находятся и ворота, ведущие во двор Дрябловского дома, прежде стоявшего на площади, а теперь очутившегося посередине грязного двора, с которого и открывается весь его своеобразный и древний фасад. Sic transit gloria mundi!... (лат. «Так проходит земная слава! – В.А.)
Мы положительно рекомендуем осмотр Дрябловского дома тем из любителей и знатоков старины, которые не будут шокированы входом в грязный двор и посещением довольно-таки сомнительной чистоты трактирного заведения. Что же делать, если путем такой только жертвы представляется возможным осмотреть одну из любопытнейших местных достопримечательностей...

                Н.П. Загоскин. Спутник по Казани

   
                КАЗАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

   Большая улица (конечно, Московская), ведущая в кремль, смахивает на Невский проспект своею чопорностью и торцовой мостовою. Улица эта начинается великолепным зданием университета, украшенного грандиозными тремя ионическими портиками. Жаль, что этому прекрасному зданию недостает площади. Оно бы много выиграло, и монумент певца Екатерины не красовался бы на дворе в миниатюрном палисаднике, меланхолически созерцаемый рудою коровою.
   Полюбовавшись, вместе с рудою коровою, статуею сплетателя торжественных од и иной гнусной лести, я, проходя через двор, встретил студента с порядочно синим подбородком, почему и заключил, что он не новичок в здешней аудитории. На этом основании я обратился к нему с вопросом, не помнит ли он Посяду и Андрузского, переведенных в 1847 году из Киевского университета в Казанский. Он сказал, что не помнит, и советовал мне обратиться к старому сторожу Игнатьеву. Я вежливо поблагодарил его за наставление, но, не находя нужным применить к делу это милое наставление, я вышел на улицу.

                Шевченко Тарас - Автобиография. Дневник.

   Можно было бы поговорить о здешнем университете и обо всех университетах вообще. Здешний университет известен в Европе по своей обсерватории, по математическому факультету и в особенности по изучению восточных языков. Да я-то их не знаю.
   Говорят, хорошая здесь и библиотека. Рукописей много. Читать-то я их не умею, а все-таки люблю.
   Запомню самые важные.
   Восточные с прекрасными рисунками и арабесками, которые могут быть заимствованы со временем для украшений в нашем зодчестве. Еврейская: Моисеево пятикнижие, писанное на пятидесяти кожах и свернутое в огромный сверток.
   «Книга 1703 года, а в ней список бояр, и окольничих, и думных, и ближних людей, и стольников, и стряпчих, и дворян московских, и дьяков, и жильцов».
   «Путешествие стольника Петра Толстова по Европе в 1697 году».
   «Чин и поставление великих князей на царство. Свадьбы царей Михаила Феодоровича и Алексия Михайловича».
   «О пришествии святых вселенских патриархов в Москву по писании к ним от царя Алексия Михайловича».
   «Книга записная, кто сидел в судных приказах в 1613 году».
   «Записка разрядов».
   «Воинский устав царя Василия Иоанновича Шуйского». «Traite d'Arithmetique par Alexandre de Souvoroff» [«Трактат об арифметике Александра Суворова» (фр.)], собственноручно писанный Суворовым в детстве.
   Кроме того, целая библиотека князя Потемкина-Таврического.
 
                В.А. Соллогуб. Тарантас
На его (университетских. - В.Г.)кафедрах преподаются в обширном объеме восточные литературы, и преподаются часто азиатцами; в его музеумах больше одежд, рукописей, древностей, монет китайских, маньчжурских, тибетских, нежели европейских. Удивитесь ли вы после этого, встретив в рядах его студентов-бурят?

                А. Герцен. Письмо из провинции

    Студенты университетов, в особенности провинциальных, пьянствовали, играли в карты и занимались удалыми похождениями, драками с полицией, с кузнецами и другим рабочим народом. Даже в Петербурге нередко мертвецки пьяные студенты валялись по улицам.

                В.В. Берви (Н.Ф. Флерковский). Воспоминания

   Магницкий стремился обратить университет в монастырь. Много было знакомых, вышедших в его время из университета и получивших медали «за благонравие и преклонность церкви». Все до единого были отъявленными безбожниками и при том циниками либо спивались. […]

   На медицинском факультете и на восточном отделении словесного было тогда несколько десятков татар, башкир и киргизов. Они воспитывались на казённый счёт,  чтобы вышли из них врачи для башкирских катонов и киргизских степей и переводчики при пограничных управлениях.

                П.И. Мельников (Андрей Печерский). Автобиография  (1834-37)

   Казанский университет не отличается от любого другого университета: в нём есть библиотека, насчитывающая 27 тыс. томов, которые никто не читает, 124 студента, изо всех сил отлынивающих от учёбы, кабинет естественной истории, посещаемый одними иностранцами и, однако, содержащий уникальный в мире экспонат – монстр с телом козы и человеческой головой.
   После осмотра этой диковины предлагают любителям легенд послушать историю о двух скелетах, выставленных в одном из залов и предстающих перед посетителями в самом причудливом виде. То, что их кости обезображены судорогами, по словам ректора, объясняется следующим обстоятельством: они умерли мучительной смертью. В России, где смертная казнь отменена, приговор никогда не содержит высшей меры наказания; правда, в зависимости от тяжести преступления, человека приговаривают к пятистам, тысяче, полутора тысячам, двум и трём тысячам батогов (в начале XIX в. число ударов доходило до 6 тысяч; в России наказание шпицрутенами  было отменено в 1863 г. – В.А.). Известно, что человек даже с самым могучим здоровьем не выдержит 2200 или 2300 ударов; но совесть судей чиста. Дело самого осуждённого – перенести или нет наказание, а не судьи, который принял такое решение.
   Один из скелетов рослый, а другой маленький, Они принадлежат двум убийцам, чьи злодеяния наделали много шума во всей Казанской губернии. Рослого солдата-дезертира, беглого каторжника звали Спайкиным, Маленького, простого крестьянина с дурными наклонностями звали Бековым. Волею судьбы они встретились и почувствовали друг в друге что-то родственное. Из этой взаимной симпатии родилась разбойничья шайка, в течение десяти лет наводившая ужас на Казань и её окрестности.
   У кремля расположена часовня, находящаяся в ведении монастыря. Эта небольшая часовня пользуется большой известностью. Ежедневно в ней совершал богослужение один и тот же монах. Несчастный ризничий по имени Фёдор, недоумок, собирал во время службы милостыню. Храм особо почитался в народе, поэтому можно было предположить, что в подаянии недостатка не было. Солдат Спайкин сообразил, что несчастный ризничий собирает милостыню в свою пользу и что, несмотря на его нищий вид, он очень богат. Фёдор жил в убогой лачуге, примыкающей к часовне. Однажды монах, явившийся на службу, так и не дождался ризничего. Встревоженный его отсутствием, он поспешил к нему домой и обнаружил там лежащего в постели окровавленного ризничего. Все очень любили несчастного идиота, поскольку он не покидал церкви. Народ, обременённый кое-какими восточными суевериями, относился к нему как к святому. После столь трагической кончины он и вовсе превратился в глазах толпы в мученика. Монахи не сочли нужным разубеждать людей в этом, так как подобное отношение лишь делало честь их монастырю. Тело убиенного выставили на всеобщее обозрение; но к изумлению медиков, труп, избежав характерного окоченения и разложения, и на восьмой день было таким же свежим, как в день первый. Более того, из ран, сохранивших свой алый цвет, продолжала сочиться кровь. Народ заговорил о чуде. Розыски убийцы не дали результата, однако на восьмой день после убийства к обер-полицмейстеру явился человек и заявил, что Фёдора  погубил он. Звали этого человека Спайкин. В ночь убийства, когда он увидел, что отправил человека на тот свет совершенно напрасно, денег не было, Спайкин потерял голову и, натыкаясь в комнате на одни стены, тщетно пытался обнаружить дверь. Тогда убитый привстал с постели и, протянув руку, указал на выход. На другую ночь Спайкин проснулся оттого, что ему показалось, будто руки у него влажные, он открыл глаза и увидел, что они в крови. То же самое происходило и в следующие ночи. Тогда он бежал из Казани и укрылся в какой-то деревне. Но явление вновь повторилось. Затем слух о чуде достиг и этой деревни. На седьмой день один крестьянин рассказал ему, что видел труп ризничего и что кровь продолжает вытекать из его ран.
   - Это меня не удивляет, - сказал убийца, - ведь что ни ночь, - так руки у меня покрыты кровью!
   И окончательно сломленный муками совести, он явился к обер-полицмейстеру и донёс на самого себя. Однако обер-полицмейстер растолковал ему, что хотя поступок, конечно, похвальный, для того, чтобы полностью искупить свою вину, необходимо выдать ещё сообщника. Это показалось ему не столь убедительным, ведь Беков в убийстве Фёдора не участвовал. Но так как чудеса с окровавленными руками продолжались, а чудо с телом Фёдора шло своим чередом, Спайкин подумал, что пора с этим кончать, и он не только выдал своего товарища, но и подсказал, как его поймать.
   Бекова арестовали; обоих отдали под суд и приговорили к трём тысячам батогов. Спайкин, рослый, худой, измученный угрызениями совести, скончался на 2221 ударе. Беков, невысокий, коренастый и не ведавший никаких душевных переживаний, продержался до 2400 удара. В соответствии с законом оба трупа принадлежали анатомическому театру. И студенты изготовили из них два красивых чистеньких скелета, которые и были подарены университету. Само собой разумеется, что в день, когда от побоев скончался убийца Фёдора, кровотечение, продолжавшееся тридцать два дня, прекратилось. И труп обрёл подобающую ему окоченелость. Получив такой знак свыше. Монахи предусмотрительно похоронили несчастного ризничего. Недоумок покоится в часовне, и стоит прихожанам умерить свой религиозный пыл, как он начинает опять творить чудеса.


                А. Дюма. От Парижа до Астрахани

Дом их в Казани отличался вполне славянскою надписью над воротами «Добрые люди, милости просим. Надпись по длинноте и крупноте букв не умещалась, а поэтому была написана следующим образом: «Д.Л. Милости просим!» читая буквы по старинному, то есть, «Добро», «Люди», получается почти тот же смысл.[…]
   Квартира моя находилась на каком-то пустыре, окружённом с двух сторон оврагами, идущими к реке Казанке и заросшими травою. У Панаева, который жил на Чёрном Озере в собственном доме, был под руками тоже довольно большой сад, превращённый частью в огород, совершенно запущенный. […]

   Не удалось нам попасть за город, в рощи и сады за Арским полем.
   Новая Горшечная улица и Арское поле. (Арское поле теперь почти не существует: оно всё застроено улицами и домами; даже бывшее на нём стародавнее трёхдневное гулянье, начинавшееся с троицина дня и продолжавшееся всегда дней пять, перенесено в другое место). И вот он перед нами, старый, заглохший сад, с тёмными, вековыми липовыми аллеями, с своими ветхими заборами, своими цветистыми полянами, сад, называвшийся тогда Болховским (Сады Болховской  и рядом с ним Нееловский существуют и теперь, но прежних их имён теперь уже никто не знает: они составляют сад родионовского института благородных девиц). Болховской сад  (ударение на последнее  «о»: БолховскОй. – В.А.)  был нам хорошо известен; мы хаживали в нём гулять, а также в другой, рядом с ним лежащий нееловский сад. Мы ходили также на пасеку, или посеку, и находившиеся по обеим сторонам гористые места, или, лучше сказать, глубокие овраги, обраставшие тогда молодым леском, за которыми впоследствии  утвердилось название Казанской Швейцарии, данное нами, то есть казанскими студентами. До сих пор эти места служат любимым гуляньем для жителей Казани. Я слышал даже, что это место разделяется на две половины: одна называется Немецкою, другая Русскою Швейцариею; последняя ближе к городу.

                С.Т. Аксаков. Воспоминания. 1858 г.

   Вдали, над городом, на фоне неба прямо перед моими глазами вырисовывался церковный купол и луковицеобразные маковки с золотыми крестами и цепями. По обе стороны от церкви выстроились фасады красивых домов, проносились запряженные породистыми лошадьми мастерски слаженные дрожки, экипажи стояли на площади, а мужики, еще одетые в тулупы, устраивались поспать на нижних ступенях лестниц. […]
   На этом феерическом небе, будто для того, чтобы лучше видны были идеально мягкие его оттенки, мерно, словно совершался причудливый церемониал, с карканьем, которому трудно не придать мистического смысла, летели к гнездам вороны. Их глухие крики, прерываемые неожиданной тишиной, с повторами хором казались гимном или молитвой, обращенной к Ночи. Голуби, символ Святого Духа в России, уже заснули и украшали кружевом своды и края церкви. Птиц этих невероятное множество, и люди сердобольно кормят их зернами.[…]
   Из-за оград виднелись верхушки деревьев в ярко-зеленой листве. Сквозь низкие квадраты окон смотрели на улицу комнатные растения, которые здесь разводят во множестве для того, чтобы люди у себя дома иногда могли забыться и не чувствовать, что на дворе шесть месяцев подряд стоит снежная зима. Несколько женщин босиком возвращались с реки с узлами белья на голове, крестьяне, стоя во весь рост на телегах, погоняли косматых лошадей, тащивших дрова с береговых складов.[…]
   На пароме женщины стирали белье. Не довольствуясь силой рук, они мяли белье ногами, как это делают арабы. […]

Однако повсюду были вставлены двойные рамы, огромные дровяные склады загромождали дворы. К зиме готовились должным образом. Окна моей комнаты тоже были законопачены, между рамами насыпан песок, в который поставлены розетки с солью, так как соль впитывает влагу и предотвращает образование серебристых разводов на стеклах, когда наступают зимние морозы. […]

                Теофиль Готье. Путешествие в Россию


                В АДМИРАЛТЕЙСКОЙ СЛОБОДЕ

   …род пригорода составляет Макарьевская слобода. Если я не ошибаюсь, то это адмиралтейская, потому что извозчик пояснил мне: «Макарьевская потому, что здесь прежде корабли строили; ещё теперь цел корабль там старый на берегу».
   Эта слобода очень чистенькая, деревянные крыши, деревянная мечеть с деревянным минаретом. Жители её довольно зажиточны, промышляют выделкой рогож, верёвочных ковров и живут очень чисто.

                П.А. Крапоткин. Дневник. 1862г.


Галера «Тверь». Это историческое судно — редкий и крайне любопытный памятник русского судостроения третьей четверти прошедшего века и путешествия Императрицы Екатерины II в начале лета 1767 года по Волге — хранится в Казани в Адмиралтейской слободе, по задней линии весенних пристаней р. Казанки, за крупчатным заводом Журавлевых и рядом с парком конно-железных дорог. Здесь галера, вместе с катером Императора Павла I, поставлена в особом деревянном здании наподобие эллинга и во всякое время доступна для осмотра, для чего следует обращаться к живущему здесь же, во дворе (так и называемом «галерным»), караульщику.
Раньше хранились здесь все четыре галеры екатерининской эскадры, но в 1804 году три из них за ветхостью разобраны, галеру же «Тверь», на которой путешествовала Императрица, повелено хранить на память потомству «не переменяя того вида, какой она имела во время Высочайшего путешествия, и сделав для нее удобное хранилище». Галера находилась раньше в ведении казанского адмиралтейства, с упразднением его — морского министерства, затем управления государственных имуществ, а с начала 60-х годов состояла в ведении городского общественного управления, устроившего для нее в 1888 году новое помещение.
Галера «Тверь», сделанная на двенадцать больших весел, имеет 154 фута 6 вершков длины по палубе при 27 футах ширины (по палубе же). Весь выкрашенный зеленой краской корпус судна украшен позолоченными резными фигурами Посейдона, наяд, тритонов и других мифологических морских существ; широкая корма украшена Императорским гербом и вензелевым изображением имени высокой путешественницы. В кормовой части галеры устроены надпалубные постройки (рубки), заключающие в себе восемь комнат, занимавшихся самой Императрицей; в одной из этих комнат, когда-то богато обитых дорогими тканями, до сих пор сохраняется белая, раззолоченная кровать Екатерины. В под палубой кормовой части галеры устроено восемь кают для ближайшей свиты Императрицы; в носовой части судна, отделяясь от Императорской рубки банками для гребцов, устроены две небольшие рубки для кухонь. Двор, на котором хранится эта выдающаяся казанская достопримечательность, находится всего в каких-нибудь двух минутах езды от дороги с пристани в город и минутах в 15 езды от летних пароходных пристаней. […]
Катер Императора Павла I, на котором вместе с великими князьями и ближайшими лицами свиты прибыл этот государь из Свияжска в Казань, представляет собой единственный уцелевший памятник судостроения бывшего казанского адмиралтейства. Переданный в начале 60-х годов вместе с галерою «Тверь» в ведение казанского городского управления, катер сохраняется в настоящее время в одном помещении с этой галерою , будучи поставлен на свободную от рубок палубу ее. Катер этот — двенадцативесельный; длина его от оконечности носа до задней кормовой стенки — 43 1/2 фута, ширина посередине — 7 фут., осадка (по ватерлинию) — около 4 футов. Корма катера, в которой устроено почетное сиденье со следами приспособлений для балдахина или тента, украшена изображением двуглавого орла на золотом щите; несколько приподнятый и удлиненный фальшбортами нос катера украшен резной фигурой одноглавого орла с вытянутой шеей. Внутренность катера окрашена в темно-зеленый цвет и под бортами орнаментирована параллелограммами из золотых полосок; снаружи судно обведено полосой зеленого же цвета, а корпус до ватерлинии окрашен в малиновый цвет; подводная часть покрыта белилами. Общий вид катера, превосходно сохранившегося, весьма изящен.

                Н.П. Загоскин. Спутник по Казани

               
                РУССКИЕ ТИПЫ

    Такие же широкие, как на Итальянском бульваре, кринолины выглядели роскошно, и девочки в коротеньких пышных платьицах, похожих на костюмы танцовщиц времен Людовика XIV в форме перехваченного бочонка, шли на четыре шага позади своих матерей, так как ширина юбок не позволяла приблизиться на меньшее расстояние. Когда рядом с этими роскошными туалетами идет мужик в грубошерстном кафтане, в лаптях на босу ногу, он выглядит здесь примерно как дунайский крестьянин перед римским Сенатом, и такому несоответствию, конечно, поражаешься. Нигде крайняя цивилизованность и примитивное варварство не достигают такого разительного контраста, как здесь. […]
      Дворянин и чиновник (служащий) фраком или мундиром резко отличаются от человека из народа. Купец еще носит азиатский кафтан и окладистую бороду, мужик - розовую рубаху, одетую блузой, широкие штаны, заправленные в сапоги, или, если температура даже совсем незначительно понижается, засаленный тулуп, так как русские, к какому бы классу они ни принадлежали, в большинстве случаев люди зябкие, хотя на Западе и воображают, что они не страдая переносят самые жестокие холода. […]
   Посмотрите на этого мужчину в синем кафтане исключительной чистоты с застежкой на груди сбоку, как у китайцев, с собранными симметрично по бедрам складками: это артельщик или слуга купца. Фуражка с плоским дном и надвинутым на лоб козырьком дополняет его костюм. Волосы и борода у него разделены надвое, как у Иисуса Христа. Лицо честное и умное. Ему доверяется взыскивать деньги, принимать заказы, выполнять поручения, требующие от него честности.
В момент, когда вы станете сетовать на то, что в нарядах отсутствует живописность, рядом с вами в старинной национальной одежде проходит кормилица; на голове у нее повойник - нечто вроде шапки в форме диадемы из красного или синего бархата, украшенной серебряным шитьем. Повойник бывает поднят или опущен: поднятым его носят девушки, опущенным - замужние женщины. У кормилиц повойник с донышком, и из-под него по спине висят две косы. Девушки заплетают одну косу. Похожая на жакет, верхняя одежда из камки на вате с кокеткой, с недлинными полами, из-под которых видна юбка из менее богатой ткани, - так одета кормилица. Жакет у нее красного или синего цвета, как и повойник. Широкая золотая лента идет по краю жакета. Это типично русский костюм, и, если в него одета красивая женщина, он не лишен стиля и благородства. Парадная одежда статс-дам на праздниках при дворе кроится по этой патронке, и, сверкая золотом и бриллиантами, она немало способствует пышности праздника. […]
   Русские дети очень милы в голубых кафтанах и украшенных глазком павлиньего пера шляпках на манер sombrero calafies.
На тротуаре вечно топчутся дворники или привратники. Они обязаны летом подметать, зимой - обивать лед на улице. Они редко сидят в своих будках, да их и нет в том смысле, который я придаю этому слову. Они не спят всю ночь, не знают, что такое шнур - открывают сами дверь по первому зову. Удивительная вещь: они думают, что привратник существует именно для того, чтобы открывать дверь в три часа ночи, как и в три часа пополудни. Они дремлют по углам и никогда не раздеваются. Поверх нешироких штанов они носят синюю рубашку и тяжелые смазные сапоги - костюм, который с приходом первых холодов меняется на тулуп - одежду из бараньей шкуры мехом внутрь. […]
Картина не будет полной, если я не нарисую несколько дюжин мужиков в засаленных и грязных тулупах: они продают яблоки или пироги, несут провизию в корзинах из переплетенных сосновых лучин или с топором в руках чинят деревянную мостовую, а то по четыре, по шесть вместе идут размеренным шагом и несут над головами пианино, стол или диван.
Совсем не видно простых женщин, то ли они живут в деревнях, в имениях хозяев, то ли занимаются домашними работами в городских домах своих господ. Те же, которых вдруг иногда увидишь издали, не отличаются ничем характерным. Завязанный под подбородком платок покрывает и обрамляет их голову, сомнительной чистоты ватное пальто из простой материи нейтрального цвета доходит до середины ноги, и из-под него видна ситцевая юбка с толстыми валенками в деревянных галошах. Они некрасивы, но вид у них грустный и нежный. Их бесцветные глаза не зажигает искра зависти при виде прекрасной, изящно одетой дамы, а кокетство, кажется, вовсе им незнакомо. Они принимают свое приниженное положение, чего у нас не сделает ни одна женщина, как бы низко ни было ее место в жизни. […]
 Если на первый взгляд народ грязен, это лишь кажущаяся нечистоплотность, и происходит она от того, что зимняя одежда слишком дорога, чтобы крестьянин мог чаще ее обновлять. Но в Париже не найдется красотки, слепленной из кольдкрема, рисовой пудры и "девичьего молока", у которой тело было бы чище, чем у мужика, выходящего из бани. Самые бедные моются не реже одного раза в неделю. Эти общие бани, без различия пола, стоят копейки. Конечно, для богатых есть более роскошные бани, где собраны все достижения банного искусства.

                Теофиль Готье. Путешествие по России

                ПРОКАТИМСЯ НА ИЗВОЗЧИКЕ

   Стоило мне появиться у выхода из гостиницы, как ко мне во весь опор устремились дрожки, а за ними, стараясь их перегнать, множество других. Русские кучера никогда не пропускают случая устроить это маленькое развлечение. Подъехав почти одновременно, они со смешным многословием, но без грубости и вспыльчивости начинают спорить друг с другом из-за клиента. После того как клиент сделает выбор, остальные галопом разъезжаются в разные стороны. […]

  … русский кучер - это очень характерный персонаж, и в нем в полной мере проявляется местный колорит. Плотно сидящая на голове шапка, длинный синий или зеленый кафтан, застегнутый под левой рукой на пять крючков или пять серебряных пуговиц, собранный складками по бокам и затянутый черкесским поясом с золотыми нитями, открытая мускулистая шея, широкая окладистая борода, вытянутые, держащие вожжи руки - нужно признаться, торжественный и величественный вид! Чем кучер толще, тем больше ему положено жалованья. Случается, что, начав работать худым, он просит надбавки, если потолстеет. […]
Дрожками нужно управлять обеими руками, поэтому кнута не существует. Лошадь по голосу кучера понимает, когда ей нужно ускорить или убавить ход. Как испанские погонщики мулов, русские кучера то нахваливают, то ругают лошадь. То они с очаровательной нежностью перебирают уменьшительные эпитеты, то ругаются последними словами, да так живописно-чудовищно, что, послушный современному чувству меры, я не решаюсь здесь переводить их речи. Впрочем, президенту де Броссу ничего не стоило бы это сделать. Если лошадь, когда не нужно, замедлит шаг или взбрыкнет, легкого удара вожжами по крупу достаточно, чтобы догнать ее быстрее или приструнить. На улице кучера предупреждают вас криком: «Берегись!.. Берегись!» Если вы, предположим, замешкаетесь, кучер говорит лошади, с силой делая на словах ударение: «Берегись! Стой! Из чувства собственного достоинства кучера высокопоставленных особ никогда не повышают голоса.
Но вот молодой господин садится в карету. Лошадь берет с места крупной рысью. Со стороны можно подумать, что лошадь танцует, а не бежит, но этот кокетливый ход рысью нисколько не снижает скорости.
Иногда в дрожки впрягают еще одну лошадь, которая называется пристяжной. Она идет галопом на единственной внешней уздечке, в то время как коренник идет рысью. Трудность заключается в том, чтобы оба разнородных хода лошадей объединить в равномерное движение повозки. В пристяжной лошади, которая как бы резвится возле упряжки и лишь из удовольствия увязалась за коренной лошадью, есть что-то веселое, свободное и изящное, и нигде больше вы не увидите ничего подобного. […]
По обычаю русских кучеров, которые никогда не ждут, чтобы им указали, в какое место ехать, эти для начала пустили своих лошадей галопом и устремились куда глаза глядят. Они никогда не упускают случая устроить подобную лихую езду. […]
   После нескольких минут езды неведомо куда извозчики, очевидно, считая, что достаточно далеко отъехали, повернулись на своих сиденьях и спросили у нас, куда мы едем.

                Теофиль Готье. Путешествие по России 

                ОБЕД В ДОМЕ БОГАТОГО КАЗАНЦА

   Теперь, осмотрев внутреннее устройство здешних домов, перейдем к обеду. Перед тем как сесть за стол, гости подходят к круглому столику, где расставлены икра, филе селедки пряного посола, анчоусы, сыр, оливы, кружочки колбасы, гамбургская копченая говядина и другие закуски, которые едят на кусочках хлеба, чтобы разгорелся аппетит (т.е. Бутерброды. – В.А.) «Ланчен» совершается стоя и сопровождается вермутом, мадерой, данцигской водкой, коньяком и тминной настойкой вроде анисовой водки, напоминающей «раки» Константинополя и греческих островов. Неосторожные или стеснительные путешественники не умеют противиться вежливым настояниям хозяев и принимаются пробовать все, что стоит на столе, забывая, что это лишь пролог пьесы, и в результате сытыми садятся за настоящий обед.

   Во всех таких домах едят на французский манер, однако национальный вкус обнаруживается в некоторых характерных дополнениях. Так, вместе с белым хлебом подают ломтик черного ржаного хлеба, который русские гости едят с видимым удовольствием. Они также находят очень вкусными соленые огурцы, которые сначала мне не показались приятными на вкус. Посреди обеда, после того как выпиты соки бордосских урожаев и шампанское «Вдова« Клико, которое можно отведать только в России, пьют портер, эль и особенно квас — напиток вроде нашего пива, который делается из проброженных корок черного хлеба. К его вкусу нужно привыкнуть, и иностранцам он не покажется достойным великолепных богемских бокалов или серебряных чеканных чарок, в которых обычно пенится этот коричневый напиток. Между тем после нескольких месяцев пребывания в России в конце концов привыкаешь к огурцам, квасу и щам — национальной русской кухне, которая начинает вам нравиться.

   Щи — это мясное блюдо, приготовленное в горшке на огне. В него входят: баранья грудинка, укроп, лук, морковь, капуста, ячневая крупа и чернослив! Это довольно странное сочетание ингредиентов вместе создает своеобразный вкус, к которому быстро привыкаешь, особенно если тяга к путешествиям сделала из вас космополита в отношении кухни и подготовила ваши органы вкуса к любым самым неожиданным ощущениям. Другой довольно распространенный суп — это суп с клецками: в бульон, когда он кипит, бросают, капля за каплей, тесто, растертое с яйцом и пряностями. Кусочки теста, схваченные кипятком, так и варятся круглыми или овальными, примерно как яйца в мешочек в нашем парижском бульоне. Со щами подают булочки.
Все, кто прочитал «Монте-Кристо» , помнят об обеде, когда за столом у бывшего узника замка Иф, как бы творящего чудеса при помощи золотой волшебной палочки, подают волжскую стерлядь. Вне России, даже на самых изысканных столах, это неизвестный гастрономический феномен. И надо сказать, стерлядь заслуживает своей репутации: это отменная рыба с белым и нежным, может быть, немного жирным мясом, по вкусу напоминающая нечто среднее между корюшкой и миногой. Стерлядь может быть большого размера, но рыбы среднего размера — самые лучшие. Отнюдь не презирая кухни, я все-таки не Гримо де ла Рейньер и не Брийа-Саварен, чтобы в лирических тонах говорить о стерляди. Но во Франции я жалею об этой утрате, ибо блюдо из стерляди достойно самых тонких гурманов. Один кусочек волжской стерлядки на изящной вилочке стоит путешествия.
Часто на русских столах появляются рябчики, их мясо пропитано запахом можжевеловых ягод, которыми эти птицы питаются. Они распространяют скипидарный дух, поначалу ударяющий вам в нос. Подают здесь и огромных тетеревов. Знаменитая медвежья ветчина иногда заменяет здесь Йоркскую ветчину, а лосиное филе — вульгарный ростбиф. Это все блюда, не существующие в западных меню. […]
 В Англии едят котлеты из сёмги, в России — куриные котлеты. Это блюдо стало модным с тех пор, как император Николай попробовал его на постоялом дворе близ Торжка и нашел вкусным. Рецепт куриных котлет был дан хозяйке постоялого двора одним несчастным французом, который не мог иначе заплатить за приют и таким образом помог этой женщине составить целое состояние. Куриные котлеты действительно вкуснейшее блюдо! Назову еще пожарские котлеты, которые с честью могут значиться в меню любых ресторанов. […]
Когда вы сидите за столом, одетый в черное слуга при галстуке и в белых перчатках, безукоризненный в своей одежде, как английский дипломат, невозмутимо и с серьезным видом стоит за вами, готовый исполнить малейшее ваше желание. Вы уже подумали, что здесь как в Париже, но, если при этом вы случайно внимательно посмотрите на этого слугу, вы заметите, что он золотисто-желтого цвета, у него узкие темные глазки, приподнятые к вискам, выступающие скулы, приплюснутый нос и толстые губы. Проследив за вашим взглядом, хозяин произносит небрежно как нечто самое обыкновенное: «Это татарин, а то и монгол с границ Китая».
Этот татарин, магометанин или, может быть, идолопоклонник выполняет свои обязанности автоматически четко, и самый придирчивый дворецкий ни в чем его не упрекнет. Он одет как настоящий слуга, а мне бы больше понравилось, если бы он был одет в костюм своего племени: в рубашку, затянутую на талии металлическим поясом, и в шапку из бараньей шкуры. Это было бы живописнее, но менее по-европейски, а русские не хотят походить на азиатов. […]
После обеда гости расходятся по гостиным. На столах лежат альбомы, книги с прекрасными иллюстрациями, альбомы для стихов, альбомы с пейзажами. Все это служит поддержкой смущенным или вообще стеснительным по натуре людям. Крутящиеся стереоскопы предлагают свое развлечение — посмотреть на движущиеся картины. Иногда, уступая уговорам, какая-нибудь женщина поднимается, садится за пианино и поет, аккомпанируя себе, какую-нибудь национальную русскую мелодию или цыганскую песню, в которой северная меланхоличность сочетается с южной пылкостью. Она походит на своеобразно звучащую качучу, которую обычно танцуют при луне, но здесь ее нужно было бы танцевать на снегу.

                Теофиль Готье. Путешествие по России 

                РАЗВЛЕЧЕНИЯ КАЗАНЦЕВ

   Простой народ казанский вообще весёлого характера. В весеннее время, при разлитии рек Волги и Казанки, в праздничные дни каждый вечер слышишь раздающиеся при звуке рожка и скрипки голоса веселящихся горожан по всем окрестностям Казани, а в троицкую неделю встречаешь такое же весёлое расположение духа на  Арском поле; сверх того множество любителей разгульной жизни усердно посещают питейные домы и трактиры, которые, впрочем, привлекают к себе нередко и другие сословия, любящие убивать время в праздности.

                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.

   В настоящее время, то есть весною, в Казани происходило обыкновенное ежегодное и оригинальное гулянье, и вот по какому поводу: как только выступит из берегов Волга и затопит на несколько верст (иногда более десяти) свою луговую сторону, она сливается с озером Кабаном, лежащим от нее, кажется, верстах в трех, и, пополнив его неподвижные воды, устремит их в канал, или проток, называемый Булак (мелкий, тинистый и вонючий летом), который, проходя сквозь всю нижнюю часть Казани, соединяется с рекой Казанкой.
  Водополье озера Кабана, по особенному положению его местности, очень замечательно. Кабан, в который стекается множество весенних ручьев со всего города и соседних окрестностей, очень рано оттаивает от берегов и спускает излишнюю воду по Булаку в реку Казанку, а потом, когда, вышел из берегов, разливается Казанка и становится выше его уровня, Булак принимает обратно мутные и быстрые волны этой реки; Волга же, разливаясь всегда позднее всех меньших рек, снова заставляет переполненные воды Кабана, опять по Булаку, устремляться в Казанку.
  Этим любопытным наблюдением и вообще сведениями о настоящем состоянии Казани, а также новейшими сведениями по натуральной истории обязан я молодому ученому, недавно оставившему Казанский университет, Н. П. Вагнеру.
   Целые стаи больших лодок, нагруженных разным мелким товаром, пользуясь водопольем, приходят с Волги через озеро Кабан и буквально покрывают Булак. Казанские жители всегда с нетерпением ожидают этого времени как единственной своей ярмарки, и весть: «Лодки пришли» мгновенно оживляет весь город.
(Эта весенняя ярмарка продолжается и теперь, даже в больших размерах, как мне сказывали; вся же местность торга на водах и берегах Булака получила общее название «Биржи»).
  По берегам Булака устраивается шумное гулянье; публика и народ толпятся по его грязным и гадким набережным, точно в Москве под Новинским на святой неделе. Между множеством разного товара, между апельсинами и лимонами привозится огромное количество посуды фарфоровой, стеклянной и глиняной муравлёной, то есть покрытой внутри и снаружи или только внутри зелёным лаком. В числе посуды привозится много глиняных и стеклянных ребячьих игрушек, как то: уточек, гуськов, дудочек и брызгалок. В это время по всем казанским улицам и особенно  около Булака толпы мальчишек и девчонок, все вооружены новыми игрушками, купленными на лодках, с радостными лицами и каким-то бешеным азартом бегают, свистят, пищат или пускают фонтанчики из брызгалок, обливая водою друг друга и даже гуляющих, и это продолжается месяц. Вид такого, чисто народного, торга и гулянья, когда аристократия Казани приезжает только полюбоваться на толпу, смесь одежд татарских и русских, городских и деревенских – очень живописны.  Мы с Германом часто посещали Булак, и Герман был очень огорчён, когда я вдруг объявил ему, что не намерен больше шататься по Булаку, что у меня другое на уме.

                С.Т. Аксаков. Воспоминания

   Тогда в Казани происходили по зимам, на льду, большого озера Кабана, знаменитые кулачные бои между татарскими слободами и русскими суконными слободами, состоявшими из крепостных крестьян помещика Осокина; и татарские и русские слободы были поселены по противоположным берегам озера Кабана.
   Татарские и суконные слободы существуют и поныне, но крепостные крестьяне уже откупились и записались в мещане.
Бои эти доходили иногда до ожесточения, и, конечно, к обыкновенной горячности бойцов примешивалось чувство национальности. Бой, который видел я, происходил, однако, в должных границах и по правилам, которые нарушались только тогда, когда случалось одолевать татарам. Бойцы, выстроившись в две стены, одна против другой, на порядочном расстоянии, долго стояли в бездействии, и только одни мальчишки выскакивали с обеих сторон на нейтральную середину и бились между собою, подстрекаемые насмешками или похвалами взрослых; наконец, вышел вперед известный боец Абдулка, и сейчас явился перед ним также известный боец Никита; татарин полетел с ног и вместо него вырос другой.
  Между тем в нескольких местах начали биться попарно разные бойцы. Удача была сначала равная: падали татары, падали и русские. Вставая, кто держался за бок, кто за скулу, а иных и уносили. Вдруг с страшным криком татары бросились стеной на стену - и завязалась ужасная, вполне рукопашная драка; но татары держались недолго, скоро попятили их назад, и они побежали. Русские преследовали их до берегов Кабана и с торжеством воротились. Мне сказывали, что когда случалось одолевать татарам, то они преследовали русских даже в их избах и что тут-то вновь восстановлялся ожесточенный бой, в котором принимали участие и старики, и женщины, и дети: дрались уже чем ни попало. Такая схватка всегда оканчивалась бегством татар.
                С.Т. Аксаков. Воспоминания
  Татары, разумеется, из простонародья, также большие охотники до кулачного боя, как и рyccкие мещане. Весною и осенью, в хорошую погоду, под вечер, собираются на берегу озера Кабана кулачные бойцы. Татары с криком толпою нападают на русских, и тут атаки их редко проходят без окровавленных лиц. Я заметил, что в этом боксировании татары имеют преимущество перед русскими бойцами; но ныне это почти оставлено.
   ПРИМЕЧАНИЕ: Мой знакомый рассказывал, что после войны, будучи ребёнком, он видел кулачные бои между русскими и татарами на Булаке – вот как долго продержалась эта традиция! Не следует, однако, думать, что решающим здесь был национальный элемент. В фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник»  показан кулачный бой, но все участники с обеих сторон были русскими. Это был своеобразный традиционный вид спорта, возможность проявить свою удаль, потешить силушку молодецкую.  В пятидесятые годы эта традиция переместилась в  среду мальчишек, которые устраивали драки «двор на двор». В детстве, в первой половине шестидесятых, я слышал о лидере улицы Девятая Союзная (сейчас улица Восстания), которого мальчишки уважительно величали «Король Девятки».   
   У Горького  в повести «В людях» также описан кулачный бой:
    «По воскресеньям молодежь ходила на кулачные бои к лесным дворам за Петропавловским кладбищем, куда собирались драться против рабочих ассенизационного обоза и мужиков из окрестных деревень. Обоз ставил против города знаменитого бойца - мордвина, великана, с маленькой головой и больными глазами, всегда в слезах. Вытирая слезы грязным рукавом короткого кафтана, он стоял впереди своих, широко расставя ноги, и добродушно вызывал:
      - Выходите, что ли, а то - зябко!
      Против него с нашей стороны выступал Капендюхин, и всегда мордвин бил его. Но, окровавленный, задыхающийся, казак упрямо твердил:
      - Жив быть не хочу, а - одолею мордву!»
   В его же повести «Жизнь Матвея Кожемякина» также есть сцена кулачного боя:
   «Городские ведут бой с хитростями, по примеру отцов: выдвинут из своей стенки против груди слобожан пяток хороших вояк, и, когда слобожане, напирая на них, невольно вытянутся клином, город дружно ударит с боков, пытаясь смять врага. Но слободские привыкли к этим ухваткам: живо отступив, они сами охватывают горожан полукольцом и гонят их до Торговой площади, сбрасывая на землю крепкими ударами голых кулаков.
На площади уже собрались подростки, ожидая своей очереди вступить в бой; обе стенки противников выравниваются, осыпая друг друга бранью и насмешками»

Об истории кулачных боёв см. Кулачные бои на Руси fishki.net›1861202-kulachnye-boi-na-rusi.html


                ПОЗНАКОМИМСЯ ПОБЛИЖЕ С РУССКИМ НАСЕЛЕНИЕМ КАЗАНИ
   Первостатейное казанское купечество отличается уединённой жизнию, а потому и совершенным почти отчуждением от всяких общественных увеселений. Это происходит от двух причин: во-первых, оттого, что занимаясь беспрестанно торговыми оборотами, они не имеют времени для развлечения себя подобными занятиями, во-вторых, от самого образа их воспитания, ибо не многие из первейших купцов здешних любят новейшее образование, а потому, почитая за грех и соблазн посещать маскарады и театры, не имеют ни охоты, ни вкуса к сим благородным удовольствиям людей просвещённого класса.
   Более приметно общежития и образованности в среднем классе купеческого сословия и даже между мещанами. Они с большей разборчивостью провождают время своего досуга, любят заниматься чтением книг, судят о литературе и политике с большею основательностью, стараются об образовании детей своих и вообще о распространении просвещения, чему служит примером, что двое из купцов очень посредственного состояния, Жадин и Чапарин, на свой счёт выстроили и поддерживают приходское училище. За таковое пожертвование на пользу просвещения означенные купцы награждены, по представлению учебного начальства, золотыми медалями.
   Особенная отличительная черта казанского купечества есть набожность и любовь к благолепию храмов. Довольно известно, что большая часть церквей, существующих в здешнем городе, сооружены усердием купечества; не менее того ревностны они и к пожертвованиям на дела богоугодные. […]
   Мещане, по большей части, занимаются мелочною торговлею и ремёслами, а относительно мастеровых людей можно сказать, что число их даже превышает меру потребности, они славятся своим искусством перед мастеровыми прочих городов губернских.  Что же касается до образа их жизни, то они сходствуют с подобными себе в других местах с той только разницею, что, по обычаю первых населенцев здешнего края, привыкли к употреблению чая, который составляет первейшее угощение.

                Д.А. Корсаков. Из жизни русского дворянства прошлого времени

  Иван Кузьмич Горталов, находясь в отставке, проживал безвыездно в пределах казанской губернии, в которой владел несколькими имениями: они частью были получены в «приданое» за женой, частью куплены лично. У этих имений мне особенно памятны Дюртили и Казанбаш.
   Не только бороды, но и усов он не носил. В отставку он вышел ещё при Александре I, когда все военные, кроме кавалеристов, обязательно брили бороду и усы. Брился Иван Кузьмич, впрочем, не часто, вследствие чего его щёки и губы, при поцелуях, чем он любил выражать родственное расположение, нередко кололи моё лицо. Говорил Иван Кузьмич речью, близкой к простонародному говору, употребляя, например, такие слова, как «таперича», «хоша», «опомнясь» и т.п.
   Обыкновенно носил он старомодные долгополые сюртуки-пальто чёрного, синего или горохового цвета, а парадный костюм его состоял из более новомодного сюртука и орденов, которые он тщательно расправлял на груди под высоким стоячим галстуком военного покроя. Указательный палец  правой его руки  украшался золотым перстнем; в той же руке он постоянно носил камышёвую трость с золотым набалдашником. Во время разговоров, особенно выслушивая речь своего собеседника, Иван Кузьмич нередко опирался на трость подбородком. Он любил рассказывать разные анекдоты ми из своей военной службы, и из жизни местного казанского общества. Про себя любил повторять: «Битая посуда два века живёт».
   Иван Кузьмич был большой хлебосол: любил сам покушать и ещё больше любил угощать своих гостей. Его житейский обиход В Казани вообще сохранил много остатков из обихода русских провинциальных помещиков средней руки не только второй, но даже первой половины XVIII века. Остатки эти, прежде всего, выражались во внешности и во внутреннем расположении его казанского жилища.
   Жилище это составляло целую помещичью «усадьбу» и находилось рядом с Богородицким женским монастырём и против городской тюрьмы, официально именовавшейся «гражданским тюремным замком». «Усадьба» состояла из двух отдельных участков, примыкавших друг к другу. За ними расстилался большой, но запущенный сад, расположенный непосредственно у стен Богородицкого монастыря. В первом участке находились два каменных дома и деревянный флигель – все крытые тёсом. Один из этих домов выходил на улицу, а другой дом и флигель помещались на обширном двое, густо заросшем травой. С улицы оба участка были обнесены толстой каменной стеной. Мне больше памятен первый участок усадьбы, в котором обитал сам Иван Кузьмич. Второй участок был отдан младшему сыну, после женитьбы последнего в 1848 г. Дом, выходивший на улицу, был двухэтажный и имел, кроме того, мезонин. В нижнем этаже помещались «кладовые» с окнами и желёзными решётками, и «людская», то есть жилище низшего персонала, «дворовых», многочисленной крепостной прислуги Ивана Кузьмича. В тех комнатах верхнего этажа и мезонина, которые выходили на двор, оконные рамы были не створчатые, а на старинный лад поднимались вверх. Особой оригинальностью отличался главный дом, находившийся во дворе: карниз с причудливой кирпичной орнаментикой и галерея-балкон со стенками из разноцветных стёкол придавали ему восточный отпечаток. Комнат в обоих домах было немного; все они были небольшого размера и не высоки; особенно этим отличались комнаты дома, находившегося во дворе, напоминая своим размером «покои» московских теремов, сохранившихся в Кремле от XVII века. Зал, гостиная, небольшая столовая, спальня Ивана Кузьмича, кабинет и комната старшего сына его и «образная» или молельная – вот главные комнаты, имевшие специальные назначения; кроме них была «лакейская» и «девичья», то есть комнаты для мужской и женской прислуги. Девичья помещалась в мезонине. Иван Кузьмич по очереди живал то в доме, выходившем на улицу, то в доме, бывшем на дворе, а деревянный флигель предназначался для размещения чиновников канцелярии старшего сына.
   Своим родством с моим отцом Иван Кузьмич очень дорожил главным образом потому, что отец имел генеральский чин. Он иначе не называл отца заочно, как «мой  генерал», а обращаясь к нему, говорил «мой дорогой родной». При постройке нового дома в нашей деревне Иван Кузьмич, желая быть полезным отцу, любезно вызвался покупать ему мебель в Казани и давал разные советы, которым, впрочем, отец не следовал. Так, например, он не на шутку рекомендовал отцу построить дом вблизи дороги, ведущей в Казань, ввиду того соображения, что жить в таком доме будет очень весело, так как все знакомые и даже незнакомые, проезжающие мимо, стали бы к нему заезжать.
   Но мой отец, будучи серьёзным сельским хозяином и не любивший праздного общества, менее всего был склонен к такому времяпрепровождению в имении, где задумывал целый ряд хозяйственных преобразований. Иван Кузьмич, напротив, не вникал в ведение сельского хозяйства, предоставив управление своими имениями старостам и приказчикам. Из военной службы он вынес страсть к лошадям, имел в своих деревнях небольшие конские заводы, сам объезжал лошадей под верх, продавал и покупал их, усердно для того посещая казанские конские базары.

                Д.А. Корсаков. Из жизни русского дворянства прошлого времени 

                ЧАСТЬ II. ЗАГЛЯНЕМ В ТАТАРСКУЮ СЛОБОДУ
                ____________________________________________
                ВНЕШНИЙ ВИД ТАТАР

Вообще казанские татары прекрасного телосложения. Лицо у них длинноватое, глаза большие серые или черные, взор их проницателен; нос длинный, с горбом, восточный; губы толстые, а верхняя довольно длинна; скулы малозначущи, борода черная, искусно подстриженная и около губ подбритая; череп продолговатый и тонкий, всегда голый от бритья и покрытый тебетейкою; уши длинные и отстающие от головы; шея очень толстая; плечи преширокие; грудь высокая. Они вообще высокорослы, и стан их необыкновенно прям. Походка их очень важная. Тело у них вообще белое и без волос. Многие татары дородны и толстобрюхи. В бытность мою в их мечетях я часто любовался, глядя на прекрасные значущие лица их стариков и, по моему мнению, древние италиянские знаменитые живописцы могли бы с них взять лучшие образцы для представления исторических предметов из ветхого и нового завета.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   Казанский татарин строен, хорошо и крепко сложен, силен и здоров. Черты монгольского происхождения у него большею частью едва заметны в некотором расширении личного овала, в слегка выдавшихся скулах, в небольшом сужени разреза глаз, в длинных, несколько отстающих от головы ушах, в толщине и короткости шеи; сюда же можно отчасти отнести и то, что у него редко растет большая и густая борода. Такое видоизменение монгольского типа у казанских татар можно объяснить не иначе, как именно слиянием татарской народности с тюркскими и разными финскими народностями бывшего булгарского царства […].Сами татары называют себя иногда булгарами (булгарлык), ставя себя таким образом в самую непосредственную связь с этой исчезнувшей народностью. Изредка встречающееся между ними типы башкирские и черкесские очевидно случайного происхожденя и в массе не заметны.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
                ТАТАРСКАЯ СЛОБОДА

  Число Татар, живущих в городе Казани, простирается до 6,500 ч. обоего пола. Они живут в полуденной стороне города, к Волге, в двух слободах, состоящих из 786 домов, с 8-ю мечетями и со столькими же школами, с гостиным двором и с магистратским домом.

    Татарская слобода состоит ныне из регулярных улиц по общему плану города, но они не вымощены и без фонарей, от этого, особенно осенью, там бывает почти непроходимая грязь. Дома, по большой части, деревянные, обыкновенно о двух этажах; есть много каменных, хорошо выстроенных. Дома их строятся Русскими, которые работают даже при поправке мечетей и наоборот: я часто видел, что Татарские мужики занимались строением деревянных домов в Русских деревнях. Нижний этаж каждого дома служит вместо амбара или отдается внаем; а на верхнем живут сами хозяева. Прежде городские дома у Татар строились так же, как деревенские: дом, обыкновенно, стоял в середине двора, а кругом его - амбары и деревянные стены. Даже и теперь видно здесь несколько таких домов.

Мечети казанские выстроены по бухарскому вкусу. Они состоят из большого длинного, 2-этажного каменного дома, на середине коего подымается вверх высокая и узкая башня - минарет; на остроконечной ее вершине укреплен металлический полумесяц. Из отверстия этой башни пономарь ежедневно криком своим приглашает татар в храм на молитву. Нижний этаж этого здания отдается внаем для складки товаров, в верхнем происходит Богослужение. Он разделен на 2 половины. В передней, пришедшие молиться, оставляют туфли, башмаки или сапоги. Здесь же некоторые остаются, кои не почитают себя достойными быть с прочими в главной храмине. В главное отделение храма ведет по середине большая дверь, а с обеих сторон маленькие. Здесь по прямой линии в стене представляется узкая нишь, обращенная к той стороне, где Мекка; эта нишь называется михраб. В ней на доске лежит Алкоран. Мулла сидит у самой ниши, а молящиеся позади его стоят или сидят по линиям, один подле другого, и молятся по примеру муллы все вдруг, в различных позициях, с величайшим благоговением. На правой стороне в углу стоит деревянная готическая кафедра, с четырьмя ступеньками; мулла, держа в руках предлинную палку, читает наизусть какую-либо главу из Алкорана. Над дверью, насупротив ниши, поставлен на столбиках маленький балкон для мальчиков. На потолке висит большая люстра, а по стенам маленькие жирандоли. По обеим сторонам ниши иногда к стене приклеиваются красиво писанные арабские стихи из Алкорана. Пол устлан коврами. У самого входа в мечеть находится колодезь, а вокруг всей мечети выкрашенные решетки.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844


                МНОГОЖЁНСТВО

   Магометанское многоженство к татарами не привилось, до всей вероятности вследствие экономического затруднения содержать нисколько жен вместе и вследствие неизбежных при полигамии семейных раздоров.
Только очень немногие имеют по две жены, и то другая жена берется, когда первая устарела; при молодой жене она делается обыкновенно главной хозяйкой дома.
 
                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.

Полагают, что число Казанских Татар, в течении 40 лет, уменьшилось. Некоторые думают, что не содействует ли этому уменьшению многоженство; однако, по моим изысканиям, я не могу совершенно с этим согласиться. Очень немногие из Татар имеют более одной жены. Я сделал по этой части следующие наблюдения.
Из Казанских Татар только 55 ч. имеют по 2 жены, только 6 ч. имеют по 3 и только 2 ч. по 4; следовательно, только 63 ч. имеют 136 жен.
Из этих 63 браков некоторые, точно совершенно бездетные, как например, один Татарин 44 лет от роду, имеющий одну жену 38 лет, другую 14 лет не имеют детей; другой, которому от роду 62 года, имея двух жен, одну 41 года, другую 28 лет, - также бездетен; третий - 41 г. ни от первой 30 летней, ни от другой 17 летней, детей не имеет; четвертый, 26 лет от роду, с двумя женами одних лет с собой, также бездетен.
Однако некоторые полигамии бывают довольно многодетны. Один Татарин, 48 лет от роду, получил от 3 жен 7 сыновей и 2-х дочерей; другой, 45 лет, от 3 жен имеет 4 дочери; третий, 67 лет, имеет от 4 жен 5 сыновей; четвертый, от 2 жен, имеет 7 сыновей и 2 дочери.
Впрочем, вообще у Татар одноженство имеет более плодовитости, хотя в сравнении с Русскими далеко несходно. Один Татарин, от 1 жены, имеет 6 сыновей и 1 дочь; другой, также от одной жены, имеет 7 сыновей. В пример самого плодотворного брака, сколько мне известно, из здешних Татар, могу поставить следующий: Татарин, Абдул-Гафар, 54 лет; его жена, Бадигиль-3амяль, 46 лет; их дети, сыновья: Ибрагим, 22 л. Ахмет, 9 лет, Шахи Мухамед, 1 г.; их дочери: Биби-Фатима 29 лет, Биби-Хадича, 25 л., Биби-Гайша, 22 л., Сарви-3амяль, 20 л., Мухаб- 3амяль , 7 л. Биби-Фатиха, 3 лет.
Примером самого плодотворного многоженства может служить семейство бывшего Казанского Ахуна, Сатара Сагитова. Он имел четырех жен, одну из Бухарии и трех из здешних Казанских Татарок. Он был здешний мещанин; но, по смерти его, вдова записалась в 3 гильдию купеч. сослов. Дети его были следующие: дочери - Хадича, 24 л., 3югря, 22 л., Мавтюха 20 л.; сыновья: Абдул-Кахар, 20 л., Хусайзан, 18 л., Хусаин, 12 Л., Фахрудин, 11 л., Сагитдин, 11 Л., Садык, 9 лет, Абдул-Насыр, 7 лет, Юсуп, 4 лет.
Из этого уже видно, что полигамия не имеет важного влияния на умножение сего народа.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ЖИЛИЩЕ

Обыкновенно простые мещанские дома располагаются следующим образом: на правой руке от двери в горницу стоит большая печь; при ней находится небольшой котел, в котором варится пища. На печи стоят два медные, полуженные кувшина, один - мужу, другой - жене, потому что по обряду своему они оба не могут умываться из одного кувшина. За печью, в углу, находится весьма большой медный таз для умывания, над которым висят два полотенца, одно - для лица и рук, другое - для обтирания ног.
Подале, направо, у стены приделаны широкие нары, где лежат довольно пышные перины с занавесом; впрочем, у иных, где нет занавесу, перины свертывают и кладут у стены. Против двери, направо, стоит стол, покрытый пестрою бумажною скатертью; а на стол поставлено маленькое зеркало. Влеве, к углу, также находится покрытый стол с чайными фарфоровыми чашками, с мисками и несколькими подносами. Около самых стен - несколько простых деревянных стульев; самовар всегда стоит у печи. Между столами у стены поставлены два красиво обитые сундука, служащие украшением горниц и покрытые коврами. На передней стене, против дверей висит небольшое зеркало. У самых столов постланы простые ковры. На каждом окошке стоят горшки с бальзаминами и душистыми базиликами. От большой печи вправо у стены висит занавес, закрывающий небольшое место; здесь, когда бывают у хозяина гости, всегда должна обедать хозяйка, чтобы никто не мог ее видеть. Муж, обыкновенно, наперед обедает с сыновьями или с гостями, а жена только прислуживает, сама же обедает после за занавесом. В задней половине сеней находится небольшая комната без печи, где лежат шубы, платье и разные домашние пожитки; тут же летом спят хозяева.
Дома богатых Татарских купцов, по наружности своей, мало отличаются от домов Русских дворян и купцов. Внутри дома стены часто расписываются Русскими малярами, где представлены ландшафты с деревьями, с цветами, с рекой; иногда представляется море с кораблями; но никогда там не увидишь ни людей, ни зверей, ни птиц - это строго запрещено. Вокруг комнаты стоят стулья с диванами по-европейски. Столы всегда покрыты пестрыми скатертями. Несколько больших зеркал украшают стены. Употребление зеркал началось у них не так давно; но ныне каждый купец обращает на это особенное внимание, как на необходимое украшение дома. Пол покрыт богатыми персидскими коврами. По углам комнаты стоят комоды из красного дерева и бюро; но нигде не видно в шкафах серебра, как у русских купцов, ибо татарам запрещено употребление серебряных ложек; за то бывает у них множество хорошего фарфору, особенно они любят чайный прибор, расписанный яркими пестрыми красками; также находится разная китайская фарфоровая посуда, даже ложки для виду. Здесь также находится вещь, самая необходимая у всех Татар, большой медный умывальный таз; над ним висят два красиво вышитые полотенца, а повыше их - белая чалма хозяина, которую надевает он, когда идет в мечеть. Почти у всех татарских купцов стоят клетки с египетскими голубями, которые, вероятно, воркуя, напоминают им не оставлять своих жен. На потолке висят хрустальные люстры, а по стенам - жирандоли. По всем окошкам, особливо на улицу, стоят горшки с лимонными деревьями, с винными ягодами, с геранью и особенно с бальзаминами и душистыми базиликами. На одном из столов положен алкоран, печатанный в Казани, нередко другие дорогие, красиво писанные алкораны и другие духовные книги. Также висят стенные часы и несколько карманных, развешанных в разных местах по стенам. Здесь никогда не видно женщин; они находятся в задних комнатах, куда входить мужчинам не позволено. За обедом при гостях прислуживают мужчины.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844


  У первостатейных купцов в лучших комнатах домов их не встречаете вы ничего азиатского, но во внутренних покоях, где живут их жёны, они совершенно согласуются с постановлениями своего закона. ()

                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.
                ЖИЛИЩЕ — ДВОР
  Жилища городских и слободских мусульман по сравнению с деревенскими домами намного опрятнее. Об этом знает каждый.
Начнем с описания примет городской жизни. Человек, живущий в городе в своем доме, чувствует себя хозяином, жизнь ведет привольную и независимую. Снаружи такие дома ничем не отличаются от домов русских. Однако внутреннее их убранство совершенно различно. Татарский дом, за редким исключением, не имеет входа со стороны улицы. Дома в большинстве случаев разделены на две половины — мужскую и женскую, и для каждой половины имеется своя дверь. Женщины не ходят с мужской стороны. Во многих домах для мужчин и женщин имеются отдельные туалетные комнаты; так полагается по шариату. В мужской половине не должно быть предметов женской одежды; это правило соблюдается во многих домах. Горожанин, владелец собственного дома, на свой вкус определяет внешнее и внутреннее его убранство. В доме несколько комнат: столовая, гостиная, кабинет, где хозяин занимается делами. В кабинете обязательно имеются бумага, чернила, перо, дневники и книги. Во всех комнатах полы устланы коврами. По ним в кавушах не ходят, а надевают мягкие ичиги. Изнутри дом красиво обставлен. Стены оклеены узорными обоями, для которых предпочтительно выбираются яркие светлые тона. Кроме ковров дом украшают зеркало, стол, стулья, большие кованые сундуки, одежда, подушки, перины. На столах и у печей сверкают начищенные до блеска подсвечшшг и кедные тазы. Некоторые имеют по пять-шесть самоваров, которые, выстроившись в ряд на столе, придают дому особую праздничность. На подоконники ставят цветы. Картин, развешанных на стенах, ни в одном доме нет; вместо них можно увидеть, например, богато украшенные шама-или ', оправленные в дорогие рамы, или молитвы, наподобие «Аятель корси», изображения Мекки и Медины, циегов, также в красиво оформленной рамке, вышитые декоративные полотенца. Занавески на окнах чаще бывают из белой бязи или кисеи. В доме обязательно есть буфет, наполненный дорогой посудой: тарелками, фарфоровыми чашками, серебряными чайными и столовыми ложками, резные трюмо с высокими зеркалами. В каждом доме есть книги, количество которых зависит от рода деятельности и образования хозяина. Читают книги по истории, а также художественные произведения: рассказы, повести; много имеется литературы развлекательной, наподобие известных поэм о влюбленных. Многие имеют книги на русском языке, а также картины, но не вывешивают их на стены, не выносят на видные места. У иных бывают собственные портреты, хотя мусульманская религия и запрещает изображение человека. По религиозным преданиям, в дом не войдет ангел, если в нем имеется изображение живого существа, а молитва не будет услышана аллахом. Поэтому у мусульман наличие в доме подобной картины считается  грехом. Такой же грех держать в доме собаку, ибо она отпугивает добрых духов.
У некоторых горожан во дворе имеется отдельная столовая, иные отводят под столовую одну из комнат дома. Пища готовится там же или в меньшем доме. Во дворе, кроме дома, погреб, конюшня, амбар, клеть, сад и в большинстве случаев магазин у ворот. Если дом каменный, то бывает и кладовая. Многие, хоть и среднего достатка, разводят кур, гусей, индеек и прочую живность, а также держат корову. Мусульманин не станет есть суп без катыка. Чай с молоком пьют намного реже, а вот катык употребляет каждый. Вот почему так нужна в доме корова.

1 Ш а м а и я ь — изречение из Корана, искусно переписанное крупным шрифтом и украшенное орнаментом.
Даже бедняк держит козу для катыка и молока. Редко кто держит в доме птиц, но их можно встретить, и это в основном певчие, такие, как соловей и канарейка. Шариат не одобряет заточения пернатых. В то же время некоторые люди, в основном из низов, держат египетских горлиц и считают это дело священным и угодным богу. Существует предание, по которому пророк Магомет и его родственник Абубакир, скрываясь во время своего шествия из Мекки в Медину от преследовавших их абуджахилей ', вошли в одну из горных пещер. Словно почувствовав, в чем дело, голуби тут же у входа в пещеру свили себе множество гнезд, а пауки обтянули их густой паутиной. Разгоряченные преследователи, увидев нетронутые голубиные гнезда, решили, что здесь не может прятаться человек, и ни с чем повернули обратно. Видимо поэтому египетский голубь пользуется среди татар уважением, хотя по шариату и грех держать вольную птицу в клетке.
                Каюм Насыри. Материалы по татарской этнографии.

                БЫТ

Другая, по моему мнению, гораздо важнейшая, причина, препятствующая большему умножению народонаселения у Татар, есть сильное стремление их к Русским трактирам, где познакомились они с Европейскою роскошью и пьянством. Таковое стремление наиболее усилилось в течение последних 20 лет. Многие Татарские купцы и мещане почти ежедневно посещают, трактиры и оставляют там значительные суммы денег. При входе в трактир прежде всего они требуют 2 или 3 рюмки называемого ими бальзама, настоянного ароматными травами на самой крепкой водке; потом подают им солянку из стерлядей, вкусно приготовленную, в которую льют они, по своему вкусу, чрезвычайно много крепкого пивного уксусу; после сего подают им самое любимое их питье, крепкое пиво. Обыкновенно один Татарин выпивает там до 5 или до 6 бутылок, а иные даже до 12 бут. пива. За этим питием они поют всегда любимые их песни, и любят слушать музыку, особенно органы. Тут же они много курят табаку, чего дома никогда не делают. После пива пьют чай, и каждый Татарин выпивает до 20 чашек; часто, после чаю, принимаются снова за пиво. Можно сказать, что здоровый Татарин втрое больше ест и пьет против Русского; но за то на их пирушках гораздо реже случаются ссоры и драки, нежели у Русских; а если уже случатся, то чрезвычaйнo трудно их скоро успокоить. Высокомерие в их характере приметно даже и в этом положении.
Они чрезвычайно любят лакомиться: я видел, как один Татарин, в летнее время, из окошка трактира подозвал к себе мороженщика, с жадностью ел мороженое, рюмку за рюмкою, так, что наконец ничего не осталось у продавца. - Иногда они берут с собою в трактир утку, или говядины кусок, и отдают сварить в солянке, потому что не употребляют в пищу мяса Русского колотья; однако некоторые из них и решились бы есть такое мясо, но боятся, чтобы Русские не подложили туда свинины. Многие из богатых Татарских купцов, торгующие в общем гостином дворе, обедают вблизи находящемся Русском трактире, по причине отдаленности от их слободы.
Во время Рамазана, т. е. поста, Татары днем не являются в трактир, но в сумерки идут туда толпами. Многие молодые люди посещали бы в это время трактиры и днем, если бы не боялись, по их самолюбию, подвергнуться насмешке от своей братьи. У них есть старинный обычай во время Рамазана: в случае невоздержности какого-либо Татарина днем в пище или питье тотчас схватить его и представить Мулле. Мулла в ту же минуту марает ему лицо сажею и в таком виде выгоняет на улицу, где другие Татары по религиозному побуждению бьют его палками или брызжут в него грязью до тех пор, пока он куда-нибудь от них не скроется. Недавно случилось, что один Татарин во время поста днем вышел из кабака; Татары бросились было на него, чтобы схватить, но ему удалось убежать от них в другой кабак, где он нашел безопасное убежище до вечера, как некогда преступники у Римлян в их храмах.
   Страсть к карточной игре в наших местах поселилась между купечеством, мещанством и даже татарами посредственного состояния, коих нередко можно видеть в благородном собрании за бостоном.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА: Карточная игра бостон обязана своим происхождением «Новому Свету» и изобретена во время войны за освобождение. Бостон явился на смену виста и является его видоизменением. «Бостон», собственно, обозначает валета бубен, которыи у американцев в означенной игре считается самой старшей картой, хотя русские игроки по традиции не изменяют тузу. cardgames.net.ru›boston.html

                Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.

   Другая особенность местных нравов также не лишена оригинальности. Как известно, Магомет запрещает пить вино; но при некоторых болезнях не возбраняется использовать его в лечебных целях. В Казани над винными лавками можно увидеть вывески, где написано «бальзам» (аптека). Страждущий татарин входит в аптеку, выпивает вместо лекарства бутылку вина и уходит исцелённый. Магомету нечего возразить, перед ним больной человек, а не пьяница.
               
                А. Дюма. От Парижа до Астрахани

   …запрещение Корана относительно вина соблюдается далеко не так строго, как можно было бы думать, особенно среди рабочаго класса в городах и между поселянами, живущими смежно с русскими деревнями, в которыхъ кабак составляет, как известно, необходимую принадлежность. Более совестливые татары маскируют свое противление заповеди пророка у потреблением, вместо водки, каких-нибудь настоек, бальзама и сладкой водки. Совершенно безгрешными напитками считаются чай и пиво и потребляются татарами в неимоверных количествах. Городские татары любятъ пить пиво, а также и чай особенно в трактирах и харчевнях, в чем, может быть, выражается известная страсть восточных жителей к кофейням. В Казани есть несколько специально татарских трактиров и харчевен, где всегда можно встретить и чайничающих и подвыпивших приятелей-татар. Какой-нибудь татарский виртуоз или несколько таких играют в углу на скрипках, изображая со слуха и совершенно на татарский лад какую-нибудь польку или казачка, а у столиков над опороженной посудой сидят подвыпившие пары друзей и, близко уставившись друг к другу физиономиями, вытаращив друг на друга красные глаза, стараясь один другого перекричать, чувствительно распевают  какую-то плаксивую и блажную песню, не имеющую по характеру ни малейшего отношения к тут же режущей ухо скрипичной польке. Скрипка почему-то успела сделаться любимым инструментом татар и даже других инородцев Казанской губернии.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
   Каждую субботу татары подстригают свои бороды и бреют себе голову через две недели. В пятницу утром ходят в свою баню, а в субботу многие в русскую торговую баню. Женщины их, по прошествии каждых 40 дней, должны маленькими щипцами выдергивать из детородных частей и под пазухой волоса и наклеивают их на кусок серы. Несмотря на то, что эта операция довольно чувствительна и даже сопряжена с болью, они не желают при этом употреблять бритву, чтобы кожа на этих нежных местах не сделалась жесткою. Татары думают, что при этих природных украшениях нельзя молиться Богу.

Надобно сказать правду, что Татары насчет вспомоществования бедным превышают русских, не по влечению сердца, но из боязни и страха исполнять закон их строгого пророка, который говорит: «Что отдадите бедным на земле, то воздастся вам на небесах; чем питаете и поите бедных, то будете кушать и пить в будущем сами, во что оденете их, в то облечетесь сами».

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

Что касается до купечества из татар, то они имеют также своего рода подобные добродетели. Они весьма прилеплены к своей вере и пекутся о построении и поддержании мечетей с великим усердием. В случившийся в прошлом году пожар погорела в слободе Татарской одна мечеть, на другой же день явились мастеровые для её поправления. Из числа самых ревностных последователей магометову учению почитаются здесь купцы почётный 1-й гильдии купец Юнусов, Хусаин Апанаев, Башир Аитов и братья Ахмеровы. Из сострадания к соотечественникам и по чувству человеколюбия сии усердные магометане во время свирепствовавшей в 1830 году холеры на свой счёт устроили больницу и снабдевали её всем нужным в продолжение сей эпидемии. Сверх того Юнусов, ревнуя распространению знания природного своего языка между его единоверцами, печатает учебные книги, раздавая их безденежно бедным мальчикам  из казанских и деревенских татар, а вместе с другими из своего же сословия лицами напечатал до нескольких тысяч Алкорана для распродажи сей духовной книги в Крыму, Бухарии, на ярмарках, а равно в Казани за самую сходную цену.

                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.

                ПИЩА

Обыкновенно пища у богатых казанских татар состоит в следующем. Утром рано пьют они чай и при этом едят маленькие сдобные пирожки с говядиной, называемые перемядж. В полдень к обеду подают: 1) пельмени с говядиной и кислым молоком (казан-бикмясы) или плов, из суховаренного сарачинского пшена с изюмом; 2) круглый пирог, называемый балыш, с мясом и сарачинским пшеном, при чем подают соленые огурцы; 3) жаренный гусь или утка с картофелем; 4) вареная говядина с хреном или с сырою кислою капустою; 5) урюк, сначала обданный варом и прохлажденный (рык); 6) чай, с маленькими сдобными пирожками, величиною с лесной орех, называемый баурсак. В 6 часов вечера снова пьют чай со сливками и с сдобными пирожками, как и утром. Ужин состоит из пельменей и лапши.
Пища мещан и небогатых Татар заключается в следующем. Утром они пьют чай с калачами; за обедом едят лапшу с говядиной или пельмени. Пища татарских крестьян: утром - ржаная мука, вареная в воде с солью (баламык или талкан); за обедом салма, состоящая из крошеного теста с бараньим жиром, а летом кислое молоко или каймак из гречневой муки в скоромном масле; вечером - опять болтушка из ржаной муки. По праздникам баранина. В праздник же, называемый Джин и на свадебных пиршествах употребляют лошадиное мясо.

Татары необыкновенно любят есть сладко и жирно; я говорю необыкновенно потому, что татарин, собрав годовую пропорцию хлеба, половину распродаст, чтобы на вырученные деньги купить мясо, и от этого на несколько времени остается без хлеба и с трудом себе его добывает.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   Господствующая пища татар - всё мучнистое и масляное, особенно в достаточных семействах, где в большом количестве потребляются разного рода сдобные и слоения печенья, пельмени, жирные лапши, густые сливки (каймак) и т.п. У простолюдинов обычным  блюдом служат: толкан или болтушка, сваренная из муки и воды с солью, салма из шариков теста в воде, гречневые лепешки на скоромном масле; для вкуса салма и толкан иногда подбеливаются молоком. В праздники на столе является похлебка с мясом и жаркое из баранины или конины. Мяса татары употребляют вообще не много, потому что оно для них дорого. Животное, назначающееся в пищу, должно быть заколото непременно татарином и с известной молитвой; от того татары не могут пользоваться припасами обыкновенного мясного рынка и по обыкновенной цене. Важным подспорьем могло бы для них служить дозволенное у них в пищу мясо лошадей, но оно мало ими употребляется, потому что, будучи добываемо обыкновенно от старых, уже никуда негодных лошадей, очень жестко и невкусно, а колоть для него здоровых жеребят и молодых лошадей—дорого. Самым употребительным и, можно сказать, национальным мясом служить у татар баранина. Мясо свиней, так употребительное в русских деревнях, положительно запрещено Кораном и составляет для татар предмет такого же отвращения, как для русских кобылятина.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
                ОДЕЖДА

   Одежда казанских татарских купцов так отлична от платья всех других народов, что заслуживает особенного внимания. У мужчин: рубаха (кульмяк) из ситца, китайки или миткаля, белая или красная, до колен. Исподнее платье, чрезвычайно широкое (штан), из ситца или из китайки, или иногда из шелковой материи. Чулки (юк) бумажные или холщевые. Ичиги (читык), иногда вместо чулок, из тонкого сафьяна, желтого или красного. Башмаки (калуш), черные или зеленые. На рубахе два камзола: маленькой камзол без рукавов, шелковый или парчевый; на нем большой камзол (казаки эдрес) шелковый с рукавами. Кафтан (чекмен), халат из нанки или из синего сукна. Кушак (пода), шелковый. За пазухой шелковой носовой платок (чаулок). Тебетей (такья), вышитая золотом; богатая в 60 рублей, обыкновенная в 5 рублей. Шапка (бурык) бархатная, опушенная каким-нибудь мехом; у богатых бобровым, ценою иногда
в 400 рублей.

Одежда женская в домах зажиточных купцов следующая:
1) Колпак шелковый с бахрамой и позументами, ценой в 50 рублей. На место колпака замужние женщины носят на голове шелковый или парчевый платок (занар чаулок), остроконечный, склоняющийся концом на правую сторону. 2) Серьги (алка-кашли, челдерли) из серебра, вызолоченные, примерно ценою в 35 рублей. 3) Ожерелье (каптарма); Чага - вызолоченного серебра, с каменьями особенно с бирюзами, с вызолоченными рублевиками, обращенными портретом к телу, ценой в 60 рублей. 4) Рубашка (кульмяк) из ситца или из китайки, или шелковая, пестрая, длиною до пят, обшитая около шеи и на груди позументами, внизу с тройными уборками и с лентами, ценой в 80 рублей; а ежели из парчи, то стоит 350 рублей. 5) Панталоны (штан) - из кумача, в 9 аршин или из ситца в 6 аршин, или из шелковой материи в 5 аршин", пестрые и широкие. Эти панталоны у богатых стоят 15 рублей; у женщин среднего состояния - 4 руб.; у деревенских - из дурного холста в 25 коп. 6) Ичиги - (читык) ботинки сафьянные, искусно выстроченные шелком, красные, желтые и зеленые, ценой в 9 рублей, шитые золотом, ценой от 18 до 30 рублей. На место чулков они обертывают ноги тонким полотенцем 7) Туфли из красного сафьяна, шитые золотом, ценою от 7 до 10 рублей. 8) Кукрек для закрывания женских грудей из шелковой материи или парчевой, обшитой позументами, ценой в 10 рублей. 9) Камзол без рукавов, длиной до колен, из шелковой материи с позументами и с карманом на правой стороне для носового платка, который татарки никогда не носят в руках, ценой от 80 до 400 рублей. 10) Джилан парчевый или шелковый с позументами, очень длинный и с весьма длинными рукавами, ценой у богатых в 2000 рублей. Ныне Джилан выходит из моды, а вместо его делают камзол с длинными рукавами: у богатых из парчи, а у бедных из китайки или нанки, на лисьем или заячьем меху. 11) Шелковая большая фата (Куши-чаулок), с золотыми цветами, простирающаяся по спине и укрепленная над колпаком, ценой у богатых от 120 до 300 рублей. 12) Браслеты (Мерчем-блязек) из вызолоченного серебра с надписями, с камнями, особенно с сердоликами и с бирюзами, за ними нанизаны голландские червонцы и несколько ниток красных кораллов или жемчугу, ценой в 3000 рублей. 13) Джузюк, у богатых на каждом пальце по кольцу, из вызолоченного серебра, с бирюзою, с аметистами и с жемчугом. Все эти десять колец ценой в 500 рублей. 14) Одна длинная, часто приделанная, черная коса, в которую вплетены большие серебряные монеты; на конце этой косы привешивают несколько серебряных монет для бренчания (чулпе). 15) Перевязь (Бути), через левое плечо, с камнями, жемчугом и с империалами. Внизу этой перевязи на правом боку пришит карманец, куда кладут мелко писанный алкоран; но часто тут, вместо мелкого алкорана, находится кусок деревца. Причина этому та, что татарки, охотницы часто и много пить чаю, вынуждены бывают нередко ходить до ветру и, следовательно, оставляют свою святую книгу дома. Такая перевязь стоит до 3000 рублей. 16) Капот суконный или нанковый, который они носят, набросив на голову и не вдевая руки в рукава.
Лет 30 назад у татарок был головной убор, похожий на сахарную голову, из шелковой материи, покрытой русскими вызолоченными рублевиками, с кораллом и жемчугом; вверху этот длинный конус оканчивался вызолоченною пуговкой. Во всем этом головном уборе весу 20 фунтов. Этот костюм ныне вышел из моды.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ЖЕНЩИНЫ

   Я не могу могу умолчать об одной из причин медленного умножения Татар, именно, об их склонности выбирать себе жен из очень молодых, даже незрелых лет девиц, особенно между богачами, несмотря на строгое запрещение от Правительства. У таких незрелых женщин всегда бывают лица бледные и болезненные; они бывают, по большой части, или вовсе бездетны, или производят слабых и скороумирающих детей.

Как врач, я имел несколько случаев пользовать татарских жен; расскажу один из них. Хозяин ввел меня из приемных комнат, чрез многие пустые комнаты, до дверей их спальни; тут позвал он старуху и приказал ей проводить меня к больной, но сам не пошел туда со мною. Пришел к больной в спальню, я увидел широкие нары, покрытые богатыми коврами, и на них множество подушек. Кругом по стенам висели женские платья и богатейшие шубы. На место стульев стояло там много больших, красиво окованных сундуков, также покрытых коврами. Моя больная лежала на перине за богатым занавесом. Я, сколько знал по-татарски, просил ее, чтобы она позволила мне пощупать пульс; она из-под занавеса выставила мне руку, которая была унизана золотыми браслетами и голландскими червонцами; а как это препятствовало мне сыскать пульс, то немалого стоило труда уговорить ее снять эти украшения. Но посмотреть у больной язык, что мне всего нужнее было, и увидеть чрез это ее красивое личико, старуха ни под каким видом мне не позволила.

Татарка, как тяжело и пребогато одетая, ходит очень дурно, как утка. Но здесь вопрос: кому показаться в этом пышном наряде? Одному только мужу или сестрам своим, или другим своим подругам, потому что женщинам у татар не позволено показываться самому ближнему родcтвенникy из мужчин. Какая досада для Татарок!
Татарка, собирающаяся вечером в 5 часу идти в гости, в женскую компанию, наряжается следующим образом: сперва моет все свое тело, потом надевает новую, чистую рубаху, натирает свое лицо очень густо белилами и самыми яркими китайскими румянами, всячески старается начернить брови, особенно ресницы, чтобы глаза получили более яркости; далее чернит зубы и обвязывает ногти составом из персидского порошка, сделанным из сухих бальзаминовых цветов (кна) и стертым с квасцами. Этот состав в несколько часов красит ногти в оранжевый цвет. После этого косметического пред татарским туалетом приготовления, наряжается она уже в свое праздничное платье и не забывает пустить несколько капель розового масла на грудь. Таким образом отправляется она в повозке в гости. Здесь же наперед подходит к жене муллы, потом к жене пономаря (Азанчи) и к первостатейным купчихам, по чиноположению, и наконец и к мещанкам. Все это делается без поклонов, без целованья, а только протяжением, по их этикету, обеих рук для принятия руки той особы, которую они уважают. Ежели при этом обряде случится ей сделать ошибку и подойти наперед к купчихе, а потом к жене муллы, то сия последняя не дает уже ей по обряду свою руку, а поднимает обе руки и показывает ей ладони, как знак полученной ею обиды.

Я не видел между татарками очень красивых. Их держат взаперти, следственно, я должен говорить только о тех, коих поместил я в третье отделение татарских женщин, Т.е. о женах и дочерях мелких мещан. Они среднего роста, довольны толсты, держат себя, как их мужчины, очень прямо, но ходят плохо; этому много содействует их мешковатая одежда и препятствует им иметь приятную для взора наружность. Они рано стареют: легко можно замужней 27-летней татарке дать лет 40. Причина тому, что рано выходят замуж и портят белилами и румянами свое лицо, которое от этого мазанья совершенно походит на детскую намалеванную куклу. Вообще у них скулы выдаются более, нежели у мужчин и от того лицо делается шире, так что мужчины их всегда покажутся красивее женщин. Тело у татарок, коих мне случалось видеть, довольно желтовато, а кожа походит несколько на пергамент и часто покрывается чешуйками и мелкою сыпью, от лежания на теплых пуховых перинах и от тяжелой и очень теплой их одежды.

Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   Как во всем магометантском мире, у татар существует до известной степени затворничество женщин. Чем татарин богаче, тем более укрывает свою жену. В быту бедного, рабочего люда, как городского, так и сельского, такое укрывательство женщины, разумеется, невозможно; но и бедная женщина этого класса при встрече с мужчиною обязана закрыть, своё лицо или по крайней мере отвернуться от него при разговоре,—исключение допускается только при встрече с русскими, пред которыми, как перед кяфирами, пожалуй, не стоит укрываться. Более либеральные городские татары в настоящее время дозволяют своим женам уже открыто являться к русским в гости, на публичные собрания, прогулки и в театр. Но ещё не очень давно в театре для татар нарочно были устроены особые ложи, закрытые занавесками, за которыми и скрывались богатые татарки. Следы этого укрывательства теперь обнаруживаются иногда разве в том, что татарки помещаются в глубине ложи, а переднюю часть её занимают их мужья; в этом, впрочем, может выражаться также и высокое главенство мужской половины семьи; когда татарское семейство куда-нибудь идет или гуляет, мужчина тоже идет всегда впереди, а сзади его семенит его жена, окруженная своими татарчатами, не смея с ним поравняться, а тем более обогнать его.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
   Домашний татарский быт мне очень нравится, особенно тишина и мир между женщинами, которых в большом семействе бывает до десяти, иногда три жены у одного мужа. Восточные законы наложили на них очень искусно печать кротости.
   Татарки большие рукодельницы: скатерти, платки и полотенца их работы, очень красивы. Ежели у них гости или кто из посторонних, то все их рукоделье вывешивается по стенам на веревочках и столы накрываются разноцветными скатертями.
  О женщины, женщины! Вот сотворения нашей прародительницы Эввы, до наших просвещенных времен, покорны нам, грубым мужчинам. Хотя утонченная светская учтивость наружно и выказывает, как бы ваше владычество над нами; но если разобрать дело порядком, то вы во многих отношениях нам покорны. Но мы не такие грубые и злые властелины, как мусульмане; мы дали вам свободу наслаждаться удовольствиями жизни; вы хозяйки в домах наших; вы наши друзья, наши первые консультантки. О несчастные обитательницы угрюмого Востока! Магомет своим законом поступил с ними жестоко и сделал их вечными невольницами. Под этим игом живут и томятся наши казанские татарки. Чем богаче татарин, чем знаменитее по своей торговле, тем более скрывает своих жен; они только открывают лицо в своей спальне, потому что их лица запрещено видеть даже свекрам, братьям мужа, дядям и их детям, одним словом каждому мужчине, живущему в доме. Семейная жизнь этих богатых татарок очень незанимательна, скучна и единообразна. Они не занимаются никаким рукоделием; о хозяйстве хлопочут мужья или свекрови - старушки, а молодые только заботятся о нарядах и о своих желудках. Богатая татарка как встает, так и наряжается в золотое платье, набелить и нарумянить лицо, как возможно более и алебастровой куклой, поджав ноги, сидит на диване.
   Самовар уже перед ней кипит. Она сама делает чай, пьет его до тех пор, пока пот сгонит все белила и румяны с лица, она намажет свое лицо снова и идет есть на завтрак самые жирные кушанья. Опять садится на свое место. Ежели придет ее навестить подруга, снова является на стол самовар, и она с гостьей вторично пьет чаю столько же, как по утру, то есть не менее семи чашек, а иногда и больше. Опять лицо расстроилось от пота; надобно его подмалевать снова, чтобы к обеду перед супругом явиться во всем блеске. После обеда чай для татар составляет почти необходимость; они уверяют, что надобно непременно его пить для сварения желудка после жирной пищи. Напившись чаю и отдохнувши, она вздумает иногда ехать в гости; наряжается в другое дорогое платье; пара лошадей, заложенных в крепко кованную и яркими красками выкрашенную повозку, везет ее, всю закутанную, к ее знакомой, и она, бедная, не выставит из-под покрывала носа до самой горницы своей приятельницы. Знаменитые татарки даже лишены воздуха. Садов у них нет, а ежели и есть у кого, то это небольшие палисадники; туда богатая татарка не смеет смеет выйти, не покрытая с ног до головы зиланом, боясь встретиться с кем-нибудь из родственников, живущих с ней в одном доме. Она боится даже смотреть в окошко, чтобы мимо ходящие по улице ее не увидали. Когда нет проходящих, она бы и могла посмотреть на минуту в окно, чтобы отдохнуть свободнее, но и тут преграда: татарские любимые цветы занимают все окошки, и на место чистого воздуха, заменяет его крепкий запах базилик...
Вот томительная жизнь казанских первоклассных татарок. Но они не скучают ею и почитают себя счастливыми, удивляясь образу жизни европейских женщин. По мнению татарок, европейские женщины никогда не войдут в рай, уготованный праведным и потому благодарят бога, что он сотворил их магометанками.
Второстепенными татарками в Казани назову я тех, которые не так богаты, как первые или хотя и богаты, но не так важничают. Они настолько позволяют себе свободы подышать чистым воздухом, то есть чаще выставляют нос из под своего покрывала, сидят под окном и не всегда от него бегают, когда увидят проходящих, разве проедет мимо дома богатый, значительный татарин. Второстепенные также занимаются хозяйством, смотрят за стряпкою, иногда делают сами пироги и пельмени, выходят на двор смотреть чисто ли в конюшне и в коровнике. Тут они не всегда закрываются при встрече с домашними мужчинами, выключая свекра. В гости часто ходят пешком, выставляя при том нос и один глаз.
Третий разряд татарок дышет гораздо свободнее. Домашнее хозяйство исправляют сами, стряпают, доят коров и ходят сами по надобности в город, хотя и под покрывалом, но часто с полуоткрытым лицом и закрываются только, встретясь с татарином. Они занимаются рукоделием; из них есть хорошие портные, золотошвейки, которые вышивают превосходно тюбетейки, нижут их жемчугом и украшают камнями, также башмаки, ичеги, стоящие иногда до пятисот рублей.
Эти три разделения мои татарок можно отличить во время весеннего праздника Сабана.
Первостепенные татарки никогда на Сабан не поедут. Вторые ездят в своих испещренных белым железом и ярко выряженных кибитках, на паре прекрасных, жирных лошадей, разодетые сами в золото и жемчуг, разбеленные и разрумяненные, как и маски, но так закутанные в покрывала, что без жалости невозможно на них смотреть. Все эти кибитки становятся в лесу, довольно далеко от места, где устроен праздник; отсюда татарки, выставляя один глаз, смотрят и потеют в своих тяжелых нарядах. Татарки третьего разряда в своих кибитках становятся на ноги, чтобы удобнее видеть веселящихся на Сабане. Пришедшие пешком становятся на возвышенные места или на козла кибиток к своим знакомым и смотрят из под покрывал. Никто из них ничего не видит, потому что Сабан далек от них и закрыт толпами смотрящих на праздник и экипажами.
  Праздники и удовольствия во всех трех разрядах одинаковы; главные их пиры: свадьбы, Рамазан и Курбан. Тогда они несколько дней пируют по гостям, одеваются в богатейшие свои платья, набелятся и нарумянятся, начернят зубы, брови и ресницы, выкрасят красной краской ногти и отправляются на пирушку, где иногда собирается до ста женщин и более. Но какое же их там ожидает удовольствие? Обыкновенно кипящий двухведерный самовар, который подогревается при появлении новой гостьи. Чайная попойка продолжается часа три и по приезде каждой новой гостьи, чай подается опять всем гостям несмотря на то, что прежде приехавшие уже выпили с дюжину чашек. Потом ставятся множество тарелок десерта из разных сухих фруктов, привезенных из Бухарии, из Кяхты и из Ирбити. Потом подается ужин; у богатых он страшен, потому что приготовляется до пятидесяти блюд, и татарки кушают, ничего не пропуская. Я был раз свидетелем свадебного ужина и не мог смотреть без удивления на их необыкновенный аппетит. Пирушка, начинающаяся от вечерней молитвы до утренней, то есть от пяти часов вечера до рассвета, проходит почти вся в удовлетворении желудка, который у татарок удивительно растягивается для принятия пищи. Решительно нет другого удовольствия, кроме еды и томительных разговоров об нарядах.
Все три разряда татарок на пирах бывают вместе; богатые приглашают небогатых и охотно бывают у них сами, выключая тех, которые живут по-крестьянски и нанимаются в работницы; они и не входят в три мои разделения, потому что они живут, как деревенские татарки.
По моему мнению, деревенские татарки гораздо счастливее городских. Они пользуются свободою и проводят время, подобно нашим русским поселянкам; исправляют все домашние и полевые работы; летом беспрестанно в лесу, в поле; зимою за пряжей, весною за тканьем; нет свободной минуты для скуки. Ходят без покрывала, белят лицо и намазывают его красками только по пятницам. И от того то деревенские татарки красивее городских. Но богатые и в деревнях страдают: они держат себя по-казански и в нарядных платьях, ничего не делая, сидят дома ...
Праздники деревенских татарок отправляются с теми же обрядами, как и в городе, и отдельно от мужчин, но несколько повеселее: иногда споют песню и позволяют себе поплясать на свадьбах…
Грозный законодатель Востока не позволил женщинам быть даже участницами в молитве, совершающейся в храме; но они от того не менее религиозны. Не говоря о татарках знаменитых, небогатые и в деревнях знают грамоте и их первое удовольствие петь суры из алкорана. Всякая Татарка с удивительной строгостью и усердием исполняет духовные правила их строгой религии. Пять раз к Татар совершается в мечетях молитвы, и в эти часы, где бы ни была Татарка, в гостях за чаем, за завтраком, в лесу, в поле, в незнакомом ей доме, она ни на что не смотря, всё оставляет, ищет удобное место и совершает свою молитву с таким усердием, что никакой шум, не может отвлечь её от молитвы и заставить оглянуться назад. Как вы думаете, при таких строгих обычаях татарских женщин, при их затворнической жизни, может ли Амур залететь к ним и приголубить их? Да, он к ним залетает , и даже в высокие хоромы, и срывает с лица это несносное, докучливое покрывало. Я прежде не думал, чтобы богатые Татарки иногда изменяли своим супругам; но говорят случается, что они бывают неравнодушны к прекрасным приказчикам своих мужей; - и это не мудрено, потому что старики, даже семидесятилетние, имеют страсть жениться на шестнадцатилетней девочке, а сами окружены молодыми приказчиками. А молоденькие Татарки, поверьте мне, в щелочку из своей комнаты и одним глазом, из под покрывала, не менее видят и отличают красавцев, как наши Европейские дамы на балах..
   А вот в третьем моём разделении любовь играет немаловажную роль. Тут есть и любовные письма, и любовные стишки и песни.
Я сам некогда испытал благосклонное расположение Татарок и получал от них письма. Вот как это случилось. Приехав в Казань *1, я нашёл там очень много любопытного и описывал всё, что мог. Татары тотчас обратили на себя моё внимание. Я занимался ими с усердием и описывал их религиозные обряды и образ семейной жизни. Мне хотелось проникнуть и в их чувства. На счёт мужчин, это было нетрудно; - но женщины? Как до них достигнуть? Встречающиеся по улицам не могли удовлетворить моему любопытству. Долго не представлялся удобный к тому случай. Наконец явилась ко мне для лечения Татарка, женщина уже в летах, но весьма бойкая и ловкая; я тотчас заметил в ней способность содействовать моему намерению. Она доставила мне случай познакомиться с двумя молодыми Татарками. Я, разумеется, не из предосудительного намерения, но из одного любопытства, начал за ними ухаживать и успел довольно скоро услышать признание в любви. Вот образчик их писем:
№ 1
Он есть Творец
(проза)
Любезный счастливец, пред которым преклоняюсь! Душа бесценная! Сорвавший страсть мою и бросивший её в море страдания! Владеющий моей душой! Преклоняю колено пред тобою, и хотя нас разделяет расстояние, но мы близки сердцем; целую землю и нанизываю жемчуги молитв на нить строк, и посылаю их к тебе! Ты, милосердный друг, не оставь меня; направь на меня ласковый взор, явись моя звезда, освети меня солнце моё! О живи, моя радость! Да продлит Бог дни твои для меня!
(стихи)
Завещание в предании, завещание в алкоране: люби Бога, люби ближнего. Кто мне ближе тебя, милосердный друг!... мой возлюбленный, пусть кушает с золотого блюда, серебряной ложкою; пусть он сидит на стуле, украшенном драгоценными камнями; пускай наслаждается он в свете; пускай он любит меня…
Ангелы живут на небесах; мой Ангел, ты живи со мною! Пришли ко мне весточку, до свидания: весточка от друга – половина свидания! Твои наряды суть оружья (ты мужчина), твоя пища фрукты; а моя одежда любовь к тебе, моя пища мысли о тебе. О Боже, Ты один знаешь, как люблю я его! .. Золотой перстень, бриллиантовые браслеты не доставляют мне радости; моя радость - ты и одной мыслию О тебе могу изгнать мою тоску.
В саду много цветков, в саду много разновидных цветов; но тот цветок, который напоминает мне о тебе, мой друг, кратковременен! Брови твои чернее ночи, рост твой красивее пальмы; подобные тебе редко родятся в свете.
(Проза)
Ради Бога, не оставь меня, мой друг! Верь мне, мой земной бог, что без твоего милосердного внимания - я уничтожусь и буду презирать свое существование.
N. 2.
Он есть Вседержитель! (Проза).
Счастливый предмет моей любви, чернота моих очей, рана моего сердца! Ты, который пленил меня и утопил мою страсть в океане мучения! Пред тобою преклоняю колена и издали, близким к тебе сердцем, целую тебя и посылаю жемчуги поклонов к тебе. Если ты хочешь знать о моем положении, то знай, я нахожусь в целой страсти к тебе, я мученица, я страдалица! Я ждала тебя и ждала долго; но, Бог да простит тебя, ты не приехал ко мне. Я слышала, что ты не здоров; это известие душило меня. Да сохранит тебя Бог! Я готова бросить все и полететь к тебе. Ожидай меня в четверток; если я узнаю, что ты до тех пор еще не выздоровел, то непременно полечу к тебе. Пиши ко мне, друг мой, пиши и дай о себе знать.
(Стихи)
С тех пор, как я увидела тебя, исчезла тьма и явился свет!
Ты - солнце мое, ты - райское наслаждение! Посылаю к тебе жемчуги молитв, эссенцию моих желаний!
№ 3
Ты, составляющий уголок моего сердца, черноту моих очей, друг мой, которого люблю, как душу, нет, более, нежели душу! Преклоняю пред тобою колена и, целуя землю, посылаю к тебе дары молитв, убранные жемчугами слез и вздохами сердца. Ты полюбопытствуешь, какова я? Я утоплена в море страсти к тебе; я сжарена в огне любви! Что же и чем живу я в сей тленной форме? Любовь к тебе истерзала мое бытие: мое сердце все в ранах! О ты, красота жизни и цвет очей моих! Не знаешь ты, что происходит в моем сердце! Это знает один Аллах. Когда я хочу говорить, то произношу одно твое имя, когда хочу думать о чем-нибудь, то на ум ничего не приходит, кроме мысли о тебе одном! Придет ли время еды, в горло ничего нейдет; придет ли время сна, очи мои не закрываются; мои мысли ни на одну минуту не могут жить без тебя! Удивление, верх удивления! Я говорю самой себе: ты не можешь быть любима им, прибегни к рассудку своему и пожалей себя. Где рассудок? Где терпение? Все они поглощены страстию. Господи! За какие грехи это страдание! Иметь чувство, любить страстно, не быть любимой и не иметь силы удержать стремление чувств своих! О друг мой, если бы ты был в состоянии почувствовать хотя часть моих страданий, то, наверное, бы ты не мог сносить их тягости?
Если, по получении этого послания, ты удостоишь меня ответом, то сочту это я за благоволение свыше. Содержание его будет бальзамом для ран моего сердца, всякое слово его - утешением.
Не знаю, что я написала; извини за бессвязие; мои мысли не в порядке, они расстроены страстью к тебе. Душа моя, как я тебя люблю! Молись Богу обо мне!
(Стихи)
Все требования могут быть удовлетворены: голод удовлетворяется куском хлеба, жажда - глотком жидкости; но моя страсть к тебе - ничем!
Увы! Ты там проводишь время в наслаждениях, а я здесь в стонах и печали; ты там, как и веток рая, а я здесь увядаю от грусти.
Волга течет быстро, быстрее течет время; но как мне тяжелы и долги минуты разлуки!
Отчего же у татарок третьего отделения любовь так часто и отважно путешествует? Этому причиною не есть свобода, которою они более прочих пользуются, но частый приезд Бухарцев в Казань, которые здесь бывают зимою для торговли и летом, проезжая на Нижегородскую ярмарку и живут по месяцу, по два и более. Бухарец, приехавший в Казань, чрез престарелых татарок, известных под названием свах, отыскивает себе невесту и непременно молоденькую, имеющею не более пятнадцати лет; но и этих лет им кажется много: они требуют девиц тринадцати и даже двенадцати лет. Без сомнения, из богатых и посредственных домов не отдадут дочерей за проезжающих бухарцев. На их ценные калымы прельщаются только недостаточные мещане и жертвуют без жалости своих дочерей. Бухарец, женившись на девочке, проживет с нею иногда не более месяца и, возвращаясь домой, отдает ей разводную, то есть свободу выйти за другого. Казанские татары неохотно берут жен после бухарцев, и пятнадцатилетние вдовы по неволе должны приютиться под крылышко к Амуру, особенно сироты, не имеющие родителей и близких сродников.
Татарская поэзия не идет вперед; молодые люди занимаются только торговлею и заводами, а не думают сочинять что-нибудь, по их мнению, умное. Нынешние их стихотворения стоят в impromtu, а мелодия в их песнях давно уже существует. У них нет стихотворцев. Большая часть их песенок, называемых такмак, состоит из аллегорий и требует изъяснения. Вот для примера одна песенка с комментарием.
Две Волги - одно море;
Не текут ли они paвным образом?
Когда ты его увидишь, кланяйся ему
И скажи, что я пожелтела от огорчения.
Татары Волгу и Каму называют одним именем Идель, а для отличия даны названия одной - желтая, другой - белая Идель или Волга. Обе эти реки, соединяясь, текут в Каспийское море.
Молодой татарин, прежде сосватав за себя татарку, отказался от нее, нашед другую побогаче. Огорченная татарка думает, что она не хуже своего жениха, подобно как Кама не меньше Волги. Не лучше ли, мечтает она, соединиться воедино и течь вместе в море любви, как эти, равные между собою реки, текут в море Каспийское? Однако же жених обманул свою прежнюю невесту; она же осталась твердою в своей любви и посылает ему поклон, замечая, что она, от пламенной страсти своей, пожелтела, как Кама от вихря в бурю.
Кстати помещаю здесь другую, подобную же песенку:
От ветлы до ветлы, тянул я шелковую нитку,
И долго тянул, тянул, - и устал я:
Он отложил срок (свадьбы) очень далеко,
Я ждал, ждал, - и соскучился.
Один богатый купец, дав слово своему приказчику выдать за него дочь, отложил время свадьбы на несколько лет, чтобы приказчик мог скопить сумму, потребную для заплаты калыма; этот долговременный срок влюбленному приказчику показался несносным и вот о том-то и пел он.
В пример простонародных у татар песенок, я могу поместить две следующие:
Тонкая, тонкая ветла,
Рот девиц сладок, как мед;
Когда любезная меня поцелует,
Тогда моя головная боль проходит.
Или:
Ласточка, куда летишь?
Ты повредишь свои крылышки.
Любезный, куда ты летишь?
Меня здесь оставляешь.

Одна татарка Шарифа-Бану, жена купца Чамас Махмуда, моя соседка, может служить примером в исполнении заповеди своего законодателя. Нет сомнения, что ее добродетели происходили прямо от души, потому что она кротостью своею удивляла всех знакомых. Она была посредственного состояния и, будучи вдовой, могла располагать им, как хотела; она жила единственно для бедных и не съедала куска, не разделив с ними. Вот как она проводила дни: вставши по утру, читает утреннюю молитву, потом приглашает несколько бедных напиться чаю и прежде поит их, потом начнет пить сама; после садится что-нибудь работать для бедных. К обеду опять приглашает бедных и что приготовила для себя, тем и их угощает. Случалось так, что бедных приходило более, чем она ожидала; в таком случае она все приготовленное кушанье для своего обеда, отдавала им, и сама питалась одним хлебом.
Она никогда не носила богатое платье; но какое себе шила, такое же точно делала в приданое бедной невесте. Таким образом, она, оставшись в 22 года вдовою, прожила до 37 лет. Она умерла и сколько бедных приходило к ее телу! И все получили некопеечную милостыню.
  Хотя женщинам их и не позволяется быть в наших публичных собраниях, но они с большою охотою приезжают к качелям, бывающим здесь в Троицкую неделю на Арском поле и смотрят из своих кибиток, стоящих в некотором отдалении от зрелища. Также во время весеннего разлива Казанки можно их видеть толпами у биржи на Булаке, покупающих любимые их пестрые фарфоровые чашки и стаканчики. Из этого видно, что татары и татарки любят принимать участие в наших увеселений.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   Женщины получают также известную степень образования; между татарками мало найдётся таких, кои бы не умели читать и писать. Они учатся грамоте у жён мулл своих или у матерей и родственниц. Сии последние учат их сверх того шитью, вышиванию ичигов и тюбетеек со всевозможными красивыми узорами во вкусе азиатском.

                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.
                РЕЛИГИЯ

  По вероисповеданию татары все магометане за исключением небольшого числа, - до 42,660 человек, крещеных в православие, и отличаются горячею и крепкою приверженностью к исламу. Последний лежит в основ всего их миросозерцания и всего нравственнjго склада и составляет главное отличие самой их народности, которая как ими самими, так и русскими мыслится не иначе, как именно в религиозной форме. Инородцы, совращенные в мусульманство, вместе с тем и отатариваются. Принять магометанство значит «пойти въ татары». Магометанство, исповедуемое ими, суннитского толка и не представляет собою никаких особенностей против общей системы этого толка ни в вероучении, ни в обрядах: у татар те же догматы, те же пятикратные намазы, посты (ураза), праздники (байрам) и проч., как и у всех других мусульман-суннитов. Татары большею частию весьма набожны, даже фанатичны и крепко держатся исполнения обрядов своей веры. Каждое дело начинается и оканчивается у нихъ краткою молитвою: «Бисмилляги ррахмани ррахимъ, во имя Бога милостиваго, милосердаго». Намазы аккуратно совершаются почти всеми татарами, за исключешем разве чернорабочаго люда или каких-нибудь либералов интеллигентов, даже во время путешествия, наиример, на пароходе на Волге. Для определения кыблы (стороны, где лежит Мекка и куда нужно обращаться в молитве лицом) богатые татары нарочно носят при себе маленькие компасы. Во время самого главного и долгого поста Рамазана, продолжающагося целый месяц, даже чернорабочие ежедневно ничего не едят и не пьют в течение всего дня до самой ночи, несмотря на то, что страшно страдают от этого воздержания при работе, особенно от жажды, когда этот переходящий пост случается в летние жары. Поймав какого-нибудь грешника в нарушении Рамазана, татары мажут ему лицо сажей и подчас жестоко его колотят. Между благочестивыми людьми в большом уважении хадж, путешествия в Мекку, откуда паломники или хаджи возвращаются с разными святынями, священными четками, амулетами, талисманами, чудесными росказнями о каабе, висящем на воздухе камне или гробе пророка и т. п. и затем всю жизнь пользуются особенным уважением между своими единоверцами.
Важнейшие праздники татар общие для всех исповедников ислама,—это Байрам в честь дарования Корана, предваряемый постом Рамазаном, и Курбан-Байрам черезъ 2 месяца после первого в честь жертвоприношения Авраама, - оба переходящие. По местам между простыми татарами в деревнях сохранились разные общественные и частные, семейные курманы -жертвоприношения языческого ещё происхождения, но весьма мало. Остатки старого язычества в большом количестве и чистоте уцелели главным образом между татарами старокрещёными, у некрещеных старая народная вера почти везде уже целиком вытеснена магометанством. Из древних народных праздников между ними сохранились только два праздника, сабан и джин.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
   Религиозные праздники по деревням татарским отправляются с такими же церемониями, как и в городах. Пост их (ураза) наблюдается с великой строгостью, что для деревенских татар, занимающихся всегда работой, несносно. В течение дня, в палящий жар, в июле и августе месяцах, бедный татарин работает от трех часов утра до десяти вечера в поле и не смеет пропустить капли воды для утоления мучительной жажды. Женщины родильницы, матери, питающие грудью своего ребенка, дети больные, даже лежащие на одре смертном, не смеют просить проглотить каплю воды. В таком случае только дают больному пить, когда увидят, что он уже умирает. Такая же строгость и на счет пищи.

Татары, как и все магометане, обязаны по уставу Алкорана, пять раз в сутки молиться, а именно: 1) утром рано, перед восхождением солнца (иртаги намаз) и при этой молитве делаются 12 поклонов. 2) В полдень (уйлэ) , здесь 30 поклонов. 3) За час перед захождением солнца (икиндэ), здесь 12 поклонов. 4) Вскоре после захождения солнца (ахшам), здесь 15 поклонов. 5) Вечером, в зимнее время в 8 часов, а в летнее - в 10 часов (ясыг), здесь 29 поклонов.
Богослужение в мечети совершается следующим образом: азанчи с минарета кричит азан, по которому народ собирается в мечеть в продолжении 15 минут. Всякий пришедший занимает свое место и садится на колена, образуя несколько линий. Мулла, сидевший до начатия Богослужения лицом к народу пред михрабом (ниша), встает с места и оборачивается лицом на михраб, то есть в ту сторону, где Мекка; его же примеру последует и народ.
Вставши на ноги, каждый человек приготовляется к молитве, поднимает обе руки вверх и касается большими пальцами мякиша ушей; при этом все говорят тихо: «Аллаху-экбер (т.е. Бог велик); потом руки опускают и кладут обе ладони на пупок. Тут, начиная с муллы до последнего молящегося, каждый читает про себя первую главу из Алкорана; за этой главой тотчас читают какую либо суру из Алкорана. Прочитавши, делают поклон в пояс, сопровождаемый словом: «Аллаху-экбер»; находясь в этой позиции, читают следующие слова до трех раз: «Благословен мой Господь высочайший!» Поднимают голову со словом: «Бог великий!» Потом делают земной поклон, со словом: «Аллаху-экбер!», И во время этого произносят следующие слова до трех раз: «Благословен мой Господь великий!» Приподымаются на колени, опять кланяются в землю, произносят вышеписанные слова. Потом они встают на ноги и повторяют опять ту же главу и суру, те же самые слова и молитвы, те же самые поклоны, как и прежде. Наконец, прочитав Аттахият, оборачивают головы прежде направо с призыванием высших небесных сил, потом налево с таким же призыванием. Это все делается сидя на коленях и оканчивается какою-либо маленькою молитвою. Вот ход утреннего моления, называемого ики ракэгат суннет.
Вслед за сим начинается ики ракэгатъ фарыз таким образом: азанчи, вставши с места, произносит камет, Т.е тихий азан; вскоре за сим мулла и все молящиеся встают вдруг на ноги и приготовляются к молитве по вышесказанному порядку, с тою только разницею, что руки подымают, по примеру муллы, вверх, все вдруг и касаются оными мякиша ушей; опуская руки вниз, кладут оные ладонями на пупок и читают маленькую молитву.
После этого мулла громогласно читает l-ю же главу из Алкорана и какую-либо суру, и молящиеся благоговейно слушают. По прочтении муллою l-й главы из алкорана, молящиеся произносят аминь; а по прочтении суры, делают поклоны и повторяют молитвы те же самые, как и при суннете, исключая одной молитвы, употребляемой при 1-м поклоне, которую читает один только мулла, а молящиеся про себя тихо произносят следующие слова: «Бог слышит того, кто благословляет Его».
После сего, вставши на ноги, читает мулла опять 1-ю главу и суру и повторяют те же поклоны, как и прежде; потом, севши на колена, читают Аттахият и обращаются лицом направо и налево, как и прежде. После прочтения муллою отрывка из Алкорана Аллаху-ля, молящиеся перебирают четки, а за неимением оных, счет делают по суставам пальцев.
Наконец по окончании переборки четок, мулла читает ясын и тем оканчивается ики ракэгать фарыз утренней молитвы; следовательно, во время утренней молитвы, кладут 12 поклонов.
Богослужение остальных 4-х разрядов, как то: 1) Уйлэ: дюрт ракэгать суннет, дюрт ракюгать фарыз и ики ракэгать суннет с 30 поклонами 2) Икиндэ: дюрт ракэгать, фарыз с 12 поклонами. 3) Ахшам: уч ракэгать фарыз и ики ракэгать суннет с 15 поклонами, 4) Ясыг: дюрт ракэгать фарыз, ике ракэгать суннет и уч ракэгать витир ваджиб намаз с 29 поклонами, совершается точно также, как и утренняя молитва с повторением тех же поклонов и молитв.
В пятницу, в полдень, Джумага-намазы имеет: ики ракэгать тахийят мечеть намазы, дюрт ракэгать суннет; после этого мулла идет на кафедру и читает хутьбу; по окончании хутьбы, мулла читает молитву за русского государя, Августейшую Его Фамилию и за воинство; а после молитвы сходит с кафедры и становится на свое место пред михраб.
Потом ики ракэгать фарыз, дюрт ракэгат суннет, дюрт ракэгать ахыр-уйлэ намазы и ики ракэгат ушбу вахыт намазы. Всего поклонов 54; вся служба пятницы совершается, как в прочие дни, по утру.
В то время, когда мужчины отправляют Богослужение в мечетях, женщины молятся дома.
Только по пятницам в полдень мулла в мечети с важностью всходит на кафедру, держа в руках длинную березовую палку. Вступив на вторую ступеньку кафедры, садится, как бы уставши, потом поднимается выше; тогда пономарь (азанча) приближается к нему и тихо говорит Азан, Т.е. самую громкую молитву.
Вступив на вторую ступеньку кафедры, садится, как бы уставши, потом поднимается выше; тогда пономарь (азанча) приближается к нему и тихо говорит Азан, т. е. самую ту молитву. Которую он перед этим громко прокричал с минарета. Мулла, наклонившись на палку, печально и гнусливым голосом произносит хутьбу, или проповедь, состоящую из весьма коротких наставлений и оканчивающуюся произнесением первой главы Алкорана.
На вопрос мой: почему у Татар муллы говорят проповедь, с палкой в руке, между тем как у Турок это делается с саблей в руке? Мне отвечали, что в землях, завоеванных вооружённою рукою, употребляется на кафедре сабля, а в землях, покорённых без кровопролития, употребляется при упомянутом случае палка.
Мулла Сейфулла-Кази Муртазин сообщил мне маленькую рукопись на Татарском языке, в которой можно видеть начала этого обряда; здесь для любопытства я прилагаю перевод из неё. Когда Айдар-хан, в 9-е лето от эгиры, начал царствовать в Болгарах, тогда Магомет, для распространения своей веры между язычниками, послал туда трёх своих веропроповедников Абдур-Рахмана, сына Зубирова, Хантала, сына Рабиа и Субейра, сына Джада; снабдив каждого из них нужными вещами, кои бы они могли употреблять для произведения чудес, если потребно будет. Субейру дал он чернильницу, Ханталю тросточку, Абдур-Рахману чалму или тюрбан; пришедши в Болгары, они выдали себя за врачей и начали лечить от разных болезней. Дочь Айдар-Хана получила паралич, и хотя пользовали её от этой болезни многие врачи, однако не было успеха. В один день Визирь Ханский осмелился сказать ему: Высокомощный Хан! Да сохранит Бог здравие твоё на многие лета. В городе нашем проживают три Аравитянина, с которыми никто из наших врачей сравниться не может в лечении разных болезней. Без сомнения они вылечат дочку твою. Но да будет тебе известно, что вера их от нашей различествует. Хан. Убеждённый этими словами своего Визиря, повелел немедленно представить пред его лице помянутых Аравитян. Когда же сии веропроповедники к нему представились, то, после обычных Хану благопожеланий, Хантала, знавший превосходно Турецкий и Румейский языки, на вопрос Ханский: откуда они и какой их промысел, отвечал, что они из Медины и занимаются вылечиванием болезней. Хан сказал им, что дочь его уже 7 лет, как лежит больная, и спросил у них, не имеют ли они какого-либо средства к возвращению ей здоровья. На сие Хантала отвечал, что наперёд надобно узнать качество одержащей её болезни. По исследовании же сего все единогласно сказали, что она поражена параличём. Хантала же присовокупил, что для врачевания этой болезни потребны ему древесные ветви, и именно от берёзы; а как это дерево в изобилии находилось в Ханских владениях, то ни мало немедля и принесены были от него ветви. Но как Хантала, посмотрев на них, сказал, что они старой берёзы, а ему нужны ветви с нежной и молоденькой, то Хан отвечал ему, что в зимнее врем, отыскать такой невозможно. На эти слова Ханския Хантала сказал: но мы с Божьей помощью такую найдём, ежели вы примете нашу веру. Хан на это условие согласился, только чтобы они отыскали ветви молоденькой берёзы и возвратили бы здоровье дочери его. Тогда веропроповедники данную им от Махомета чернильницу ставят на пол и в неё втыкают тросточку. Потом Абдур-Рахман, надев на голову данную ему от Махомета чалму, произнёс вслух молитву с поклонами (рикаат). Когда он в заключение её сказал аминь, что повторили и два его товарища, тогда тростиночка, воткнутая в чернильницу, начала расти, распушаться в маленькую берёзку, наконец вышиной сравнялась с кровлей Ханского дворца, и распустила свои ветви. Тогда, связав несколько ветвей в веники и отведя больную в баню, начали её парить, от чего она тотчас и выздоровела. Удивлённый сим происшествием, Хан немедленно принял Магометанскую веру.
Примеру его последовал и Бурадж с прочими Визирями и гражданами. Наскоро построена мечеть и в настоятели при оной определён Хантала, который при сказывании проповеди (Хутьба) опирался на воткнутую им в чернильницу трость. Это произошло в XII год от эгиры, или бегства Магометова, то есть в город Барана, в 26 день Рыб и в XII Рамазан. Три эти товарища пробыли в Болгарах десять лет и в школе, учреждённой при мечети, давали тамошним жителям наставления в правилах своей веры. Наконец Абдур-Рахман и Субеир возвратились в Медину. Хантала же остался в Болгарах, женился на вылеченной им девице и скончался уже в глубокой старости.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                НАЦИОНАЛЬНЫЙ  ХАРАКТЕР ТАТАР

   Казанские татары, в течение трех сот лет от их покорения, сохраняют еще так много собственного, национального, что заслуживают особенного внимания наблюдательного этнографа. Они всегда живут довольно отдельно от русских и от других их окружающих племен, перед которыми они стараются, даже и ныне, поддержать то преимущество, каким отличались некогда их предки. Они гордятся своим происхождением, своими моральными качествами, своей религией, своим домашним бытом, что все составляет их отличительный характер.
    Татары горды, честолюбивы, гостеприимны, сребролюбивы, чистоплотны, по их состоянию довольно просвещенны, почти несуеверны, рождены для торговли, хвастливы, между собою дружелюбны, искательны, вкрадчивого свойства, во всем умеренны и довольно трудолюбивы.
   В продолжение нескольких лет, я имел случай быть и иногда ездил нарочно по татарским деревням разных уездов. Я всегда усердно делал мои наблюдения, относительно их нравственности, образа их семейной жизни и домашнего быта. Каждый народ имеет свое хорошее и свое дурное. Равным образом и татары; этот, уже более двух веков покоренный, и ныне рассеянный между русскими, народ, так удивительно умел сохранить свои обычаи, свои нравы и народную гордость, точно как бы они жили отдельно ...

  Сказав о хороших качествах деревенских татар, должно упомянуть упомянуть и о дурных. Я уже сказал, что премудрый их пророк не умел своим грозным законом проникнуть в сердца их, сделать их мягче и наклонить к нежным чувствам; татары, как все восточные народы, очень жестокосерды, грубы, нечувствительны и очень сердиты. Когда они в ссоре между собою раздерутся, то грызут друг друга зубами. Довольно злопамятны и мстительны, но охотно подают милостыню и часто помогают, в случае несчастия, своим товарищам.
Одна заповедь Магомета, не пить вино, кажется у них повсюду нарушается. В деревнях татары любят очень вино и напиваются допьяна, как и русские; следовательно, все пороки и непристойности, рождающиеся от пьянства, не чужды и татарам. Мулла их, однако же, вина не употребляет, даже для поддержания слабости сил; ежели узнают, что мулла пьет вино или даже пиво, то его тотчас отставляют.
Татары хитры, плутоваты и удивительно наклонны к воровству; нигде нет столько воров, как между ними, а в судебных местах уголовного дела всего более о татарах. Смертоубийство бывает нередко; но это, я думаю, от того, что убить христианина, по их закону не считается грехом.

Татары менее страдают болезнями, нежели русские. Татарин, достигши совершенных лет, начинает наблюдать во всем умеренность. Однако ж они более страдают от болезней печени и нижней части живота. Очень многие истреблены были холерою. Они также подвержены поносам, которые бывают у них опасны обыкновенно в жаркое лето, особливо во время Нижегородской ярмарки, откуда они привозят эту болезнь сюда. Лекарство принимают они охотно. Не имея своих собственных врачей, они приглашают здешних русских или иностранных медиков; но за труды их платят очень скупо, или ничего.
   У татар нашел я одно только косметическое средство: короткая палочка, получаемая из Бухарии, имеющая в себе вязкую горечь, под названием: Месвет-агач. Татарские купцы всякий раз перед тем временем, когда идти в мечеть, трут себе зубы и десны, чтоб не пахло изо рта.
   Они считают годы по Христианскому летосчислению и месяцы называют по-европейски. Религиозные их праздники однако ж идут по течению луны. Таким образом, они 11-ю днями ежегодно идут вперед так, что в течение почти 35 л. праздники их опять приходят в прежний порядок.
  Татары охотно принимают участие и в наших публичных увеселениях, в театрах и маскарадах, а некоторые из почетных их сограждан, бывают на обедах, даваемых по какому-нибудь случаю Казанским купеческим обществом.  Когда знаменитые путешественники посещали Казань, тогда я имел случай часто приглашать их ко мне на обед, куда званы были мною, из любопытства и для пестроты, также Ахун, Муллы и некоторые из первостатейных татарских купцов. Они охотно соглашались на мое приглашение и за столом ели только рыбное и молочное, не касаясь до мясного и не пили иностранных вин, а только мед и шербет.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844


   Национальный характер татар живее и восприимчивее русского. Татарин боек, смышлен и предприимчив, общителен, словоохотлив, гостя задушит чаем и едой, но в то же время плутоват, хвастлив и лжив, любит надуть, особенно русских, обидчив и горяч, любит судиться, при всей предприимчивости и ловкости ленив и неустойчив  в деле труда систематического). Чернорабочий татарин берется за дело сначала очень горячо и проворно и кажется гораздо лучше и выгоднее работника русского, который вначале обыкновенно долгое время только ещё раскачивается и прилаживается к работе, а дела делает мало; но потом татарин начинает быстро слабеть и в силах и в ретивости, когда русские только лишь войдет в полную силу своей работы, и общие результаты всего количества сделанного дела оказываются чаще в пользу последнего, а не первого.[…] По своему характеру, татарин любит нажить копейку каким-нибудь более легким способом: мелкою торговлею, барышничеством, даже просто мошенничеством.
Кроме торговли, татары занимаются ещё кожевенным промыслом, который тоже унаследовали после булгар, мыловарением, приготовлением войлочных изделий; выделкой мочала, промыслами тележным и бондарным. В Казанской губернии им принадлежит более 1/3 всех фабрик и заводов. Множество рук занято извозом; в числе извозчиков (преимущественно ломовых) и ямщиков всей губернии татары составляют целую половину. Они любят и хорошо держат своих лошадей. Татарские лошади и ямщики считаются лучшими в крае. Вследствие дурного состояния земледелия по татарским деревням тысячи поселян отправляются ежегодно на разные отхожие промыслы по окрестным приволжским городам и на Волгу. В Казани бедные татары берут на себя труды дворников, носильшиков на пристанях, караульщиков, поденщиков и водовозов; другие просто пускаются в нищенство, чрезвычайно развитое особенно между женскою половиною татарского населения, или даже в во¬ровство и конокрадство.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.
                ГОСТЕПРИИМСТВО

   Самая лучшая черта есть гостеприимство; ежели позовет знакомый татарин в деревню к себе в гости, то можно знать наперед, что сделаешься на другой день болен ... Главное угощение татар - чай, которого надобно выпить не менее четырех чашек (у небогатых татар с медом). Потом ставят на стол каймак (самые густые, вареные сливки), малиновую пастилу и жареные тоненькие лепешки. От всего этого надобно непременно отведать, но этим не кончится. Два или три татарина, вам даже незнакомые, дожидаются, чтобы позвать вас к себе. Отговориться невозможно. Отказом чрезвычайно их обидишь; равным образом, ежели в гостях не выпьешь три чашки чаю и не поешь их десерта.
Я несколько раз испытал эту чайную пытку; имея до двадцати пяти чашек чаю в желудке, возвращался домой в водяной болезни и должен был на другой день принимать лекарство. Я также несколько раз был в гостях, с моим семейством у татар, наших деревенских соседей. Тогда их гостеприимство показывается во всем блеске; ожидая нас, все в деревне наряжаются в праздничные платья: женщины, покрытые большими платками, ожидают толпою у полевых ворот; мужчины, которые намерены звать к себе в гости, встречают за четверть версты от деревни и вот тут начинается чайная попойка. Надобно непременно побывать в пятнадцати домах. Все избы, куда нас ожидали, были вымыты; на широких скамьях постланы перины, разбросаны подушки; по стенам развешаны лучшие женские платья, мужские нанковые камзолы и халаты и множество разноцветных полотенцев; на столах постланы их изделия, скатерти с красивыми узорами. Всякий зажиточный татарин имеет свой самовар, но в той деревне, где мы были в гостях, татары не были достаточны; там самовар муллы путешествовал с нами из дому в дом. После угощения татарки просили нас в поле и там показывали нам свои игры, которые очень не забавны и не понятны. Схватываются рука с рукою, бегают как в горелки; потом составляют круг вроде хоровода, две в кругу ходят, бьют друг друга по рукам, но все без песен, без пляски, иногда только рассмеются.
Эти наши посещения домов в татарской деревне всегда оканчивались последним визитом к мулле, где сходствовало несколько с угощением казанских татар. В малиновой пастиле были прибавлены изюм, урюк, чернослив и фисташки. Мулла всегда старается показать свою ученость, представляя нам учеников. В другой комнате, то есть за перегородкой, жена Абыза собирает девочек и взрослых девиц и заставляет их петь суры из алкорана; у каждой в руках по тетрадке и по указке; гнусливый и протяжный их напев очень неприятен.-
Гостеприимство татар очень замечательно. Однажды в моем путешествии изломалось у нас что-то в коляске; мы кое- как доехали до незнакомой нам деревни. Между тем, как чинили экипаж, я с моей дочерью, от жару, вошел на двор одного дома и остановился у строения в тени. Хозяин, увидев нас, пришел к нам. Не зная и не спрашивая кто мы, пригласил к себе в комнату и угощал чаем, несмотря, что это было в июле, в два часа по полудни.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ПРИЕМ ГОСТЕЙ У ТАТАР

   Однажды после обеда мы поехали к знакомому татарскому мещанину, который приглашал нас к себе. Он встретил нас у ворот с большою вежливостию, ввел в комнаты и посадил на канапе. Сам он был только в нижнем платье: длинном до колен камзоле и в легком бухарском халате; жены его тут не было. Хозяин поставил на стол несколько тарелок с кедровыми орехами, изюмом и проч.; стол покрыт был пестрым персидским тканем из хлопчатой бумаги. Мы разговаривали о торговле, очень знакомой нашему хозяину и особенно о торге мехами, им производимом. Покупая в Казанской губернии меха беличьи, горностаичьи, норковые и меха других малых зверьков, он продает их московским купцам, кои в великом множестве отправляют их в Кяхту для промена на китайку, род цветной китайской бумажной материи.
Наконец пришла и жена его: дамы, с нами бывшие, поцеловались с нею. По прошествии получаса поставили на стол большое блюдо супа, в котором плавали маленькие, продолговатые, похожие на уши пирожки, начиненные рубленым мясом. Мы ели этот суп деревянными ложками (ибо сделанные из металла им запрещено употреблять) и нашли, что вкус его приятен. Суп этот есть род бульона, приготовленного с луком и перцем, иногда с кислым молоком или уксусом, и называется вместе с пирожками пельменями. Потом подали курицу, мелко изрезанную, с солеными огурцами.
В продолжении стола хозяин нам прислуживал, жена же его ела потом, особо от нас в углу комнаты, задернувши при том занавески, чтобы мужчины не видали, как она ест.
Вскоре после сего подали чай, но без молока: в последние чашки прибавлялась водка.
Перед чаем и после нас подчивали несколько раз Донским вином, которого однако хозяин наш и не отведывал, но пил вместе с нами пунш. Мы еще более часа разговаривали и нашли в хозяине нашем умного человека, который отвечал хорошо на все наши вопросы. Он принуждал нас еще несколько раз пить вино, но в 8 часов мы расстались с ним и нашли у ворот его готовые сани с пуховыми подушками, для нас приготовленными, и сын его нас провожал, распевая дорогой татарские песни.
   Богатые татарские купцы приглашают иногда или, лучше сказать, чаще всего бывают вынуждены приглашать к себе на чай Губернатора и других главных чиновников. Это бывает в полдень. После чаю тотчас угощают их множеством разных фруктов; потом на закуску подают лучшую икру и разного рода рыбу, причем в изобилии льется шампанское, которого однако же сами хозяева не пьют. Многие мелкие чиновники также пользуются подобным гостеприимством татар и бывают им в тягость.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ТАТАРСКИЕ КУПЦЫ, ТОРГОВЦЫ И ПРОМЫШЛЕННИКИ

   Лев Толстой рассказывал: «Когда я был студентом в Казани, я встретил раз у Суюмбековой башни татарина. Он мне предлагает: «Купи, барин, очкам». Я сказал, что мне не нужно. А он говорит: «Теперь всякий хороший барин очкам носит».

                А.Б. Гольденвейзера. Вблизи Толстого.

   Торговля составляет как будто его природное призвание — это истый потомок древних булгар. Еще мальчишкой он ходит он улицам Казани, роясь в кучах мусора по дворам, отыскивая мослы и тряпье для продажи на заводах, или продавая куски мыла, спички, апельсины и лимоны. Для казанского края, по торговле и маклачеству, татары почти то же, что для западного края евреи. Они занимаются всякого рода продажей и перепродажей, от продажи халатов и старого платья до крупной торговли чаем, от бродячего торга белилами, румянами, бусами и всякой дребеденью по татарским деревням до весьма солидных торговых дел с Бухарою, Персией и Китаем. Крупные торговцы ведут свои дела довольно рацонально и честно, но большинство крепко держится ретивых приемов надувательства, обморачиванья покупателей честным видом, фальшивой амбициозностъю, клятвами и запрашиваньями вчетверо и впятеро против настоящей цены товара. […]Кроме торговли, татары занимаются ещё кожевенным промыслом, который тоже унаследовали после булгар, мыловарением, приготовлением войлочных изделий; выделкой мочала, промыслами тележным и бондарным. В Казанской губернии им принадлежит более 1/3 всех фабрик и заводов.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

  Все татары Казанской губернии состоят из купцов, мещан и пахотных крестьян; весьма немногие между купцами у них носят имя князей, которое усвоили себе от своих предков, бывших мурзами при владычестве ханов. В городе Казани находятся князья 3амановы, имеющие хорошие мыльные заводы. Князь Исаий 3аманов отличался верностью своею к Российскому престолу, быв употреблен на службе против бунтовщика Пугачева и за свои заслуги получил от императрицы Екатерины золотую медаль на Андреевской ленте. Его сын Ахмет также имел несколько медалей. Дети сего последнего Валид и Мустафа ныне отличаются изделием хорошего мыла. Князь Яушев был плохим переводчиком в Губернаторской Канцелярии; также и князь Ибрагим Богданов, бывший в той же должности, не лучше того, их сыновья ныне наборщиками и батырщиками в Татарской типографии, состоящей при Казанском Университете. Князь Сейтов в пригородке Уре известен выделкою кумачей.
   Некоторые из татар вступают в государственную службу, напр., Г. Хальфин, бывший учителем татарского языка в казанской гимназии, Г. Алкин, ныне частный пристав и несколько других. Все на службе находящееся татары имеют на голове волосы и одеваются по-европейски; но, собираясь в мечеть, они одеваются в национальное свое платье и покрывают голову чалмой или турбаном, чтобы не было видно волос. Крепостных татар в Казанской губернии нет.
   Казанские татары, как заводчики, отличаются следующими изделиями: на заводах князя Заманова, Юнусова, Арсаева, Апанаева и Якубов а приготовляется ежегодно около 50,000 пуд. хорошего мыла. На 2-х заводах Юнусова, на 2-х Апанаева и на заводе Усманова выделыватся ежегодно до 150,000 козлов, посылаемых в Кяхту. На заводах Юнусова и Арсаева ежегодно выливается до 20,000 пyдов сальных свеч, отправляемых в С.Петербург. Кроме сих упомянутых 2-х больших заводов, много в Казани находится для сего изделия маленьких. Китаечных в Казани у татар фабрик 5, а именно: купцов Апакова, Азимова, Уразова, Абдулина и Бикмогометова. Они распродают свои товары на ярмарках в Оренбургской губернии. Сверх того между 2-х татарских слобод находится поташный завод купца Алишева, где вываривается ежегодно до 5000 пуд. поташа. Немаловажными из их фабрик почитаются 2-х купцов Абдулина и Файсулина, где в большом количестве вышиваются шелком и золотом так называемые ичеги, или ботинки. Этою работою занимаются не только татарские женщины, но и весьма многие русские девушки. Кроме этих двух больших фабрик вышиванием ичегов занимаются многие татары.
   Ныне у татар богатыми почитаются купцы: Хубайдулла Юнусов, имеющий более 3 миллионов руб., Хузаин Апанаев и Апаков, имеющий более полумиллиона руб.; Абдряшит Юнусов - до 2-х миллионов руб.; Курбангалей Арсаев, Искак Бушитов Якупов, Тимур-Булат Якупов, Давыд Джедигеров, Мустафа Лебяжин, Менглибай Козлов более полумиллиона руб. и некоторые другие, имеющие хорошие капиталы.
   Мещане татарские торгуют мелочами, мясом, сырыми кожами, воском, салом и пр. у татарской ратуши, где нарочно выстроено множество лавок; но купцы татарские уже торгуют с русскими в общем гостином дворе близ крепости. Замечательно, что здесь все лавки, татарами занимаемые, находятся не в линиях на улицу, занимаемых русскими, но всегда в рядах внутренних, обращенных на двор.
   О маслянице, по введенному исстари обычаю, приезжают в Казань из близ лежащих татарских деревень татары, от 3-х, а иногда и до 5-ти тысяч человек и катают русских по всем улицам за весьма малую цену; но несмотря на дешевизну, всякий из них в эту неделю получает от 20 до 30 руб. Каждый татарин получает для извоза билет от Полиции, внося за него некоторую сумму.
На татарском базаре, особенно зимою, собирается множество татарских мещан, которые покупают у поселян, своих соплеменников, следующие товары.
1) До 100,000 сырых кож, привозимых ежегодно в город из-за Камы, из Уфы и окрестностей Оренбурга; в том числе около 600,000 коровьих, по 6 руб. кожа, и 400,000 лошадиных, по 5 руб., отправляют их в С.Петербург чрез русских купцов.
2) До 150,000 козьих кож, привозимых татарами из Уфы и из закамских деревень. Каждая невыделанная кожа по 2 руб., они здесь на татарских заводах выделываются.
3) Около 500,000 овчинок из Ордынских по 2 руб., а из русских овец по 1 руб. 80 коп. каждая. Они получаются из здешней и Оренбургской губерний.
4) До 150,000 пуд топленого сала, для свечей и для мыла татарских заводчиков. Оно покупается в Оренбургской губернии по 12 руб. за пуд.
5) До 10,000 п. воску из Казанской губернии, особенно из закамских татарских деревень. Пуд стоит 47 руб.; воск отправляется в Москву.
6) До 20,000 п. меду, по 18 руб. п. простого, а отборного, по 34 руб. П.; отправляется на Ростовскую ярмарку.
Здесь говорится только о торговле, производимой одними татарами; но торговля русских несравненно выше.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   На татарском рынке (близ Сенной площади) всегда встретите вы группы татар или ведущих торговые сделки и разговоры, или праздно разгуливающих и сообщающих друг другу вести и новости. Каждый татарин на базаре и ярмарке всегда бывает оживлён, так как торговля – самое любезное его сердцу дело. Но не на одном только базаре можно видеть татар;  они встречаются везде по городу: то продают лимоны, яблоки и пр., то покупает старьё, то в ссудную кассу или на распродажу имущества. Вообще, разносная и мелочная торговля находится, преимущественно, в руках у татар… Кроме татар-мелочников, старьёвщиков и мелких лавочников, на татарском базаре и других бойких торговых пунктах можно встретить местных татар-капиталлистов, заводчиков, коммерсантов и крупных торгашей. Их легко узнать потому, что они любят разъезжать на кровных, раскормленных жеребцах, в дорогих мерлушковых шапках, прикрывающих вышитые золотом тюбетейки. Среди богатых татар главный интерес составляет также торговля, но бывают суждения и разговоры о городских и других делах (т.е. политическая и общественная жизнь).

                Загоскин. Спутник по Казани.

                ПРОСВЕЩЕНИЕ

  Надобно также отдать должную справедливость их муллам (священнослужителям). Они стараются восточное просвещение распространять не только по городам, но и в самых бедных деревушках и в этом очень успевают. Почти каждый мулла имеет у себя домашнюю школу; за малую цену учит мальчиков и девочек арабскому языку, читает и толкует им Алкоран и нравоучение своего строгого закона, который, к сожалению, не смягчает сердца и не укрощает жесткости и грубости нравов, что можно видеть из образа их жизни и их свойств. Что восточное просвещение разлилось по деревням, равно как и в городе, это тотчас можно видеть при въезде почти в каждую татарскую деревню. Между небольшими, часто развалившимися избушками, вы увидите несколько красивых домиков; вам непременно пожелается войти в них. Войдите, вас встретит хозяин в миткалевой белой рубашке и бухарском камзоле; хозяйка, опрятно одетая, в ситцевой рубашке, закрывает лицо свое зиланом, как городская татарка. Вы увидите на ней довольно серебряных и бирюзовых украшений. В комнате очень чисто; самовар и чайный прибор стоит в шкафе; на широком подмаре (широкие лавки), лежат сложенные перины и подушки и постланы персидские подержанные ковры. Судя по образу жизни русских мужиков, подумаете, что этот татарин богат; нет, это земледелец, немногим богаче своего соседа, но уже он не походит на крестьянина образом своей жизни. Он ежедневно со своим семейством читает духовные книги, под вечер надевает чалму и идет к мечети, где обыкновенно мулла с престарелыми татарами сидит и важно рассуждает ...
Мулла протягивает ему ласково руку, татары уступают подле муллы ему место и он, пробыв до сумерек, идет домой к своему жирному ужину. Дети его, сыновья и дочери, выучены грамоте, читают алкоран и понимают не хуже самого муллы.

                Татарские училища

Всякому заезжему, без сомнения, странно покажется найти в казанских татарах, говоря вообще, народ более образованный, нежели некоторые, даже европейские. Татарин, не умеющий читать и писать, презирается своими земляками и, как гражданин, не пользуется уважением других. По сему-то всякий отец старается как можно ранее записать детей своих в училище, где бы они выучились по крайней мере читать, писать и узнали бы начала своей религии. Для споспешествования сему при каждой мечети полагается училище, состоящее под особенным надзором Ахуна; Мулла мечети здесь учитель, ежедневно занимающийся обучением всем этим предметам. В здешних двух татарских слободах находится 8 мечетей и при них только 4 училища, в коих однако же много учеников. Их способ учения имеет нечто особенное от нашего: разве в нем можно найти некоторое отдаленное сходство с пансионом. Дом для училища покупается каким-нибудь богатым татарином; отопление и потребные починки его берет на себя, из угождения Богу, другой татарин на один год или более. Внутри такого дома находится, кроме малых сеней, одна большая комната, в которой, как в театре для сцены, пол возвышен на несколько ступеней. На этом возвышении располагаются так, что учителю, его помощнику и ученикам, достается место каждому шага в полтора для подушки, ящика, посуды, книг и письменного прибора. Помощник учителя и ученики в одной и той же комнате и учатся, и ведут свое хозяйство; даже ежели бы кто из них сделался болен, то должен в самом училище лежать на своей подушке до окончания болезни. Учитель в таком случае заступает для больного место врача и лечит его простыми средствами. Подушки учителей отделяются от ученических занавескою из пестрой материи. Над местом, учителем занимаемым, на прибитых к стене полках, кладутся нужные для учения книги. Тут же часто можно видеть и чеботарной прибор: учитель учит и чинит сапоги, как себе, так и ученикам своим.
Дети поступают в училище на 7-м или 8-м году своего возраста; курс их учения продолжается по меньшей мере 5 лет. Те же, кои посвящают себя наукам, т. е. желают со временем сделаться священнослужителями или учителями, остаются в школе гораздо долее.
Учение начинается азбукою, после которой читают книгу Гавтиак, содержащую в себе извлечения из Алкорана, отчасти и сокращенно, отчасти же целыми сурами (так называются главы в Коране). Потом читают татарские книги, печатанные здесь, в Казани: Пиргули, Субатулгазизин, Фаузулназат, Стуани, в коих заключаются изъяснения на Коран в стихах или прозе и, наконец, книгу Мухаммед-Ефенди, содержащую в себе наставления в торговле24 а иногда и грамматику (наху) арабскаго языка.
Кроме чтения и оснований магометанской религии здесь учатся и арабскому языку столько, сколько то нужно для поверхностного разумения Алкорана; также персидскому и бухарскому. Языкам этим они учатся, как для облегчения сношений по торговле, так и для того, чтобы уметь читать турецкие книги, в коих весьма часто встречаются арабские и персидские слова и писать высоким слогом, который состоит единственно в примешивании без разбора к татарским словам арабских, персидских и турецких. Но тут не учат языку татарскому по правилам грамматики; татарин, говорят они, языку своему должен выучиться от матери, а потому и не нужно платить за то деньги в училище. Замечательно, что здешние татары, находясь посреди русских, с которыми и по торговле имеют многие сношения, так мало стараются знать русский язык. Нет из них почти ни одного, который бы хорошо говорил на этом языке, а еще менее• таких, кои бы умели писать на нем. На вопрос мой, почему в школах их не обучают по-русски, я получил в ответ, что такой ученик, по их мнению, сделался бы негодяем и не имел бы места в их обществе.
Учитель (по-арабски Стотт, по-татарски же Халфа), вместе и Мулла мечети, не живет в самом училище, но имеет у себя помощников, выбираемых им из старших учеников, кои и должны для надзирания жить в самом училище. Он не получает какого-либо определенного дохода, но довольствуется подарками, от учеников ему приносимыми. Такие подарки состоят из муки, меду, чаю, медной монеты, в малом однако ж количестве, а иногда, к большому какому празднику, ему дарят халат. Дети здешнего купца Суюрова каждую пятницу приносят учителю своему в подарок 8 караваев хлеба. Здесь, как и везде, чем учитель взыскательнее и строже, тем более получает подарков от учеников своих, но и со всем тем его доходы не простираются более ста рублей в год. Когда я удивлялся столь малым доходам сих учителей, один почтенный Ахун сказал мне: «Попросите вашего Господина Министра Просвещения, чтобы он принял наши училища в свое особенное попечение и покровительство. Мы желаем, чтобы дети наши обучались наукам, но не знаем средства к достижению сего; доселе мы посылаем в Бухару всех тех, кои хотят занять место ученого священнослужителя, потому что здесь они не имеют случая и средств образоваться надлежащим образом!»
Учение начинается по утру с рассветом. В это время Ахун наставляет учеников в религии. По четвергам повторяют пройденное в целую неделю; кто не хорошо отвечает, того секут или сажают в подполье. Учители надзирают вместе и за опрятностью учеников своих и за исправлением их обязанностей: неисправные в том или другом, равно как и те, кои не молятся Богу днем по пяти раз в самом училище, подвергаются таковому же наказанию. Времени для отдохновения учащимся нет; только в четверток учение прекращается с половины дня и начинается опять по утру в субботу.
Для письма они употребляют перья индийского петуха, чернилы приготовляют из туши, растертой на воде, бумагу любят лощеную. Некоторые ученики, в продолжении курса учения своего, иногда успевают прочитать весь Коран четыре раза: Они учатся, сидя на подушке с поджатыми под себя ногами и, читая на распев жалобным, гнусливым голосом свои уроки: все это, взятое вместе, составляет какое-то совершенно особенное зрелище. Так как ученики остаются в школе безвыходно целую неделю, то и избирают обыкновенно по жеребью такого, который должен приготовлять им кушанье, потому что женщин здесь не бывает.
У них есть общий котел, в котором варят себе салму или пельмени. Каждый может есть свою долю, когда хочет, но обыкновенно они завтракают в 8 часов утра и обедают в 6 часов вечера.
Женский пол у казанских татар получает равным образом известную степень образования и между татарками мало найдется таких, кои бы не умели надлежащим образом читать и писать. Они учатся у жены Муллы здешней новой мечети: женщина эта имеет большие способности для обучения их сим предметам. Я сам видел прекрасно написанные ее воспитанницами письма и некоторые татарские песенки. Сверх того почти все татарки учатся у матерей своих или родственниц шитью; они особенно занимаются вышиванием золотом татарских сапожков и тебетеек; здесь они обнаруживают большое искусство и изобретательность в составлении узоров.
Татарская типография
Она приняла свое начало в 1802 году. Содержатель ее был татарский купец Бурашев, который в течение трех лет напечатал следующие татарско-арабские книги :
1) 11,000 экзем. татарской азбуки.
2) 7,000 экзем. 7-й части Алкорана.
3) 1,200 экзем. Пиргули.
4) 3,000 экзем. Фауджуль- Наджяд.
5) 3,000 экзем. Суббатуль-Газизин.
6) 3,000 экзем. Стуани.
7) 2,000 экзем. полного Алкорана.
8) 1,000 экзем. Алкорана в 30-ть частей, (Гафтияк).
При другом содержателе типографии Юсупе Апанаеве
напечатано в 1806 году :
1) 19,000 экзем. татарской азбуки.
2) 3,000 экзем. 7-й части Алкорана.
3) 1,000 экзем. Пиргули.
4) 1,200 экзем. Стуани.
5) 1,200 экзем. Суббатуль-Газизин.
6) 1,500 экзем. полного Алкорана.
В следующих годах часто печаталось огромное число татарских азбук и 7-й части Алкорана: при содержателе купце Юнусове вышли очень красивые издания полного Алкорана в лист, содержащего в себе до 121 листа. Алкоран этого издания продается на ярмарке Нижегородской по 25 рублей, в переплете. p>Работающие в типографии все из татар, но только бумага и чернилы покупаются у русских. В этой Азиатской типографии я заметил особенную деятельность в то время, когда были Библейские Общества. Татары тогда с таким же рвением старались распространить свои духовные книги, как и мы.
Сверх того в этой же типографии напечатаны сочиненные лектором Ибрагимом Хальфиным: Татарская Грамматика и собранные им же Хрестоматия и словарь татарского языка, изданный священником Троянским.
Не могу не упомянуть здесь о хитрости, употребленной содержателем Бурашевым, при издании одной духовной книги, напечатанной здесь же в 1802 году. Бурашев, для интересу своего, в книге под названием «Фаужуль-Наджяд», прибавил несколько листов в пользу исповедания Шеитов, вероятно для того, чтобы мог ее с выгодою продавать и персиянам; но после восьмилетнего о сем процесса этот Бурашев обвинен был в святотатстве казанскими татарами, принадлежашими к исповеданию Сунны. Прибавленные к этой книге листы были выдраны и сожжены при муллах и русских чиновниках.

    Татары вообще не любят заниматься науками, что запрещает им закон их, но что касается до знания грамоты, то всякий магометанин, не умеющий читать и писать, презирается своими соотечественниками и не пользуется уважением. […]
Для письма татары употребляют  перья индейского петуха, чернила приготовляют из туши, растёртой на воде, бумагу любят лощёную. […]

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844


   Низшее образование (грамотность) […] значительно распространено между всеми татарами, не исключая женщин. Оно получается в школах при мечетях, низших - мектебах и повыше — медресах. Каждый мулла занимается обучешем малъчиков своего прихода, а его жена учит обыкновенно девочек (за что величается устабикой - сударыней мастерицей). Кроме того, многие дети обучаются у своих отцов и матерей. За обучение в школе полагается очень небольшая плата (хаир) или деньгами,—копейки по 2, 3, 5, много 10 в неделю,—или же мясом, молоком, мукой, овсом и др. продуктами. Мулла учит бедных детей и без всякого хаира, даром, потому что это считается чрезвычайно душеспасителным трудом. Ученье совершается во всех школах только зимой, с начала ноября по 1 число мая каждый день, кроме недельного - пятницы, по утрам, часов съ 6 или с разсветом. Начальный курс грамотности в мектебах состоит в изучении букваря с складами, с необходимыми молитвами (ниаты) и сорока обязанностями мусульманина (кялиматы) которое продолжается года 2 и более вследствие крайне несовершенных, самых пер-, вобытных приемов преподавания, затем в чтении нараспев избранных мест Корана или седьмой части Корана, Гавтиака, как называется эта книга, и самого Корана, что продолжается от 3 до 7 лет, без всякого понимания читаемого, потому что Коран читается на арабском языке. В то же время читаются или, точнее, заучиваются наизусть некоторые татарские книжки нравственно-религиозного содержания: Бядуам (об обязанностях закона), Бакырган (нравственная поэма), книга об Юсуфе (Иосифе Прекрасном) и др. Этим и оканчивается обучение всех девочек и большей части мальчиков. Для дальнейшего образования мальчики поступают в медресы.
Медреса строится обыкновенно при мечети на пожертвования более достаточных татар и содержится на сборныя суммы. Пожертвование на медресу считается одним из самых богоугодных дел. По внешнему устройству, медреса представляет более или менее обширную избу с несколько возвьшенным полом; между полом и порогом оставляется яма, не застланная досками, в которой снимаются калоши, совершаются омовения, ссылается с полу весь сор, сосредоточиваются вообще весь школьный хлам и грязь. По стенам на полу стоят перегородки или ширмы, образуя кругом нечто вроде шкафов, в которых помещаются уче¬ники со всемъ своим имуществом; на стене каждого такого отделения висят одежда и полки с книгами, а на полу располагаются постели, сундуки, посуда, съестные припасы и проч. Ученики (шакирды), кроме приходящих, постоянно должны находиться в медресе; домой их отпускают только на пятницу от вечера четверга до утра субботы. Поэтому они здесь и учатся и ведут всё свое хозяйство. Так как женщины в медресы не допускаются, то мальчики сами по очереди должны для себя и стряпать, и мыть белье, и зашивать разные дыры, и чинить себе обувь, что отнимает у них не мало времени от ученья. Все шакирды должны служить образцом аккуратного соблюдения всех намазов, омовений и постов, и вообще всё воспитание их основано на строго религиозных началах. Ученье происходит утром, часов с 6 до 10 и 11; всё юношество при этом рассаживается с поджатыми под себя ногами по полу и начинает жалобным обрядовьм речитативом распевать свои уроки по Корану и др. книгам или писать, держа бумагу на левой ладони над приподнятым коленом. В четверг происходит поверка всех успехов за неделю и расправа с неуспешными учениками, как это делалось в наших старых школах по субботам; неуспешных наказывают сажанием под пол или розгами. Летом ученики распускаются по домам; многие из них пускаются в это время в мелочную торговлю, продают лимоны и апельсины, для чего уезжают даже в Нижний, а некоторые расходятся по киргизским аулам читать Коран, чем тоже добывают себе деньги.
   Замечательно, что вся теперешняя мусульманская образованность Казани обязана своим процветанием русскому правительству и поднялась не ранее начала XIX столетия. До этого времени татарское население края находилось в самом темном невежестве относительно своей веры. Учителя были редки, потому что образовывать их можно было только через посылку молодых людей в отдаленные края Востока, в Бухару или Стамбул; оттуда же добывались и все нужные книги. В 1802 г., по воле императора Александра I, вследствие просьбы татар заведена была, наконец, первая татарская типография в Казани при гимназии, и в течение всего трех лет успела напечатать 11,000 татарских азбук, 7,000 экз. Гавтиака, 3,000 Корана и до 10,200 других книг религиозного содержания. После этого грамотность начала живо распространяться между татарами, и печатные книги стали расходиться в громадном количестве. С 1813 года, когда в Казани открылась деятельность Библейского Общества, татарская типография ещё более усилила свою издательскую работу прямо в противодействие Обществу. В конце 1828 года она примкнула к богатой университетской типографии, и университет, помимо собственного своего ведома, сделался каким-то центром религиозной мусульманской цивилизации чуть не для всего татарского населения империи, потому что магометанские книги из его типографии чрез татарских книгопродавцев, чрез нижегородскую и ирбитскую ярмарки стали расходиться по всем концам России, где только есть магометане, - в Сибирь, Крым, на Кавказ, в Хиву и Бухару. Количество этих изданий достигает изумительных размеров и далеко превышает количество русских изданий той же типографии. По сведениям за 1855—1864 гг., она издала за эти 10 лет до 1,084,320 экземпляров магометанских книг, в том числе 147,600 Гавтиака, 90,000 Корана и т. д. К этому нужно еще присовокупить то же громадное количество Коранов, разных мелких книг и брошюр, вышедших из частных татарских и др. типографий. Число всех изданий доходит до 2,000,000 экземпляров в год. Все эти издания продаются по чрезвычайно дешёвой цене.
  Не мудрено, что, благодаря своим многочисленным школам и печати, татарское население в настоящее время почти сплошь всё грамотное и с презрениемъ смотрит на русских крестьян, страдающих безграмотностью, да кстати уже и на всю русскую образованность вообще. Между татарами существует крепкое убеждение, что мусульманским книгам нет конца, а русским книгам есть конец, и что когда pyccкиe дочитаются до этого конца, то обратятся уже к мусульманским книгам и сами сделаются мусульманами. По своей привычке к книге, татарин довольно легко выучивается и русской грамоте, как это замечено в полках: солдаты из татар скорее делаются грамотными, чем pyccкиe. Любопытно, что в университетской типографии татары считались всегда одними из лучших работников для местных ученых журналов университета и духовной академии.

                П. Знаменский. Казанские татары. 1910 г.

                ПРАЗДНИКИ И ОРЯДЫ

   У деревенских татар есть праздник, которого в городе нет и зажиточный казанский татарин (не говоря уже о купцах), не поедет смотреть его. Это джин, который у них называется тюльпою.
  Из всех семейных праздников роскошнее татары празднуют свадьбы. Не говоря уже о богатых и зажиточных, даже бедные жертвуют последним рублем для угощения своих товарищей ...
  Я имел случай видеть эти пышные пирушки и участвовал в них, как первый гость. Вот татарская свадьба, с самого ее начатия. Известно, что закон магометан запрещает видеть женщин и даже жениху жениху свою невесту. Многие, не имеющие случая взглянуть на девушку, которую задумают сватать, женятся, не видав ее; однако проворные молодцы и любопытные девушки чрез посредство расторопных женщин, называемых свахами, часто находят случай взглянуть на своих суженых, но только взглянуть тайком, а не повидаться. Сваха скажет девушке в какое время пройдет молодец мимо дома, и та дожидается за косяком окошка и, увидя его, высматривает пристально одним глазом из-под покрывала. Жениху также скажет сваха, когда невеста будет сидеть у окошка или когда она будет в гостях у своей подруги, где он знаком в доме и тогда откроет ему щелочку, где бы он мог взглянуть на свою невесту ... Таким образом, увидавши свою суженную, молодец отправляет в тот дом с предложением сваху, которая бывает или пожилая небогатая татарка из родственниц, или посторонняя женщина, занимающаяся этим делом и слывущая под именем свахи, по-татарски яучи. Согласие или отказ обыкновенно объявляется при первом посещении.
В случае согласия на другой день между родными бывaeт договор о калыме, который у богатых татар в Казани назначается от трех до пяти тысяч рублей, смотря по состоянию жениха и невесты. В деревнях зажиточных от двух до пяти сот рублей, у бедных от пятидесяти до ста рублей. Половина калыма платится при помолвке; на эти деньги невеста делает себе наряды и блестящие украшения. Другая половина калыма удерживается на случай развода после свадьбы. Закон магометанский позволяет развод мужа с женой или жены с мужем, когда угодно; мулла тотчас дает разводное письмо, и они опять свободно могут жениться или выходить замуж. При этом случае поступается следующим образом. Если пожелает бросить свою жену татарин, то он обязан при разводе отдать ей половину оставленного калыма, ежели пожелает развестись жена, тогда она должна возвратить половину калыма, отданного ей при помолвке.
С самого дня помолвки жених ежедневно посылает своей невесте подарки: наряды и разные украшения из золота, серебра, жемчуга и каменьев, разумеется, каждый по своему состоянию. Но в день свадьбы всегда жених отправляет к невесте, каково бы состояние того и другой ни было, кадку меда и кадку топленого коровьего масла. Масло и мел составляют какую-то необходимую принадлежность к свадебным обрядам. Этим блюдом начинается свадебный пир и также обед по случаю новорожденного первенца. На одно блюдо накладывается мед, на другое масло, и оба подаются гостям, которые берут того и другого по большой порции, намазывают вместе на хлеб и кушают с большим аппетитом.
Свадебные пиры у татар начинаются за неделю или ранее до совершения брака и празднуются ежедневно в домах у жениха и у невесты; один день у жениха, другой у невесты; один день пируют мужчины, другой женщины.
Жених до дня свадьбы не ходит на пиры к невесте, которая никогда не участвует в пировании с гостями и всегда сидит в особенной комнате; татарки навещают ее только на короткое время.
Угощение мужчин на свадебном пиру я мог видеть всегда, когда желал; но видеть женскую пирушку не было ни малейшей возможности; при всем моем старании я оставался без успеха несколько лет. Наконец неожиданный случай удовлетворил мое любопытство. Я вылечил одну богатую татарку от продолжительной, жестокой болезни, и она, из признательности, готова была для меня сделать все, что только могла. В продолжение моего пользования сын ее сговорил невесту. В награду за лечение я просил татарку позволить мне посмотреть на женскую свадебную пирушку. Моя татарка, выслушав меня, вздрогнула от испуга и едва понимая меня по-русски, всячески объясняла не возможность того; я успел однако уговорить ее, пользуясь над ней медицинскою властию, согласию ее на это содействовало и то, что она была вдова и старшая в доме. При всем том она заклинала меня хранить ее обещание в тайне, и, между тем, вот каким образом устроился наш план. Она пригласила на свадебный пир мою жену и назначила, чтобы я с ней приехал в сумерки, обещая встретить нас на лестнице. Так и было сделано. Она провела нас в комнату, в которую для удобного помещения гостей, были вынесены сундуки из всех других комнат. Все стены были заставлены сундуками, а посередине стоял стол, покрытый скатертью, на котором было несколько тарелок с разными бухарскими фруктами для угощения моей жены. Мне же был поставлен стул между сундуками. Отсюда была дверь, в назначенную для торжественного праздника комнату, в которой все перегородки были вынуты и из нескольких небольших комнат составилась большая зала. Дверь в эту залу от нас была занавешена бухарской шелковой материею. Хозяйка просила жену мою войти в праздничную комнату, а мне только распорола дырочку на занавеске и позволила в нее смотреть. Гостей еще никого не было; кругом стен всей комнаты были устроены широкие нары, в роде диванов, устланные все персидскими коврами и на них кое-где разброшены подушки. На полу также были разостланы подержанные ковры и наставлено с дюжину круглых столов, за которыми могли поместиться человек по десяти. Столы эти были на низеньких, не выше полуаршина, ножках, и все покрыты белыми и цветными скатертями. У диванов стояли столики с такими же лакомствами, какие были приготовлены для моей жены. Освещение было самое плохое: несколько сальных свеч и с тех не снимали.
Мужеского пола не было в комнатах ни души; жених во все время пированья просидел в кухне.
Вот начали съезжаться одна за другой гостьи, разряженные, как я никогда еще их не видал, в богатейших парчовых зиланах, которыми они были покрыты с головы до ног, на место покрывал. Вошедши в комнату, зиланы они с себя сбрасывали и оставались в таких же золотых камзолах и в пребогатейших рубашках, без покрывал. На головах одни имели шелковые с золотом и серебром платки, другие бархатные, в роде Венгерских, с бобровой опушкой и с золотою кистью на боку шапочки, третьи были в шелковых колпачках, с золотой бахрамой и все украшены цветами нашего европейского изделия. Это вовсе не шло к их богатому азиатскому костюму. Но Татарки с некоторого времени начали вмешивать в свои наряды европейские украшения: так например, они обвешивают свои рубашки широкими лентами в роде оборок, чего в старые годы не бывало; рукава у рубашки иные делают уже, чтобы можно было уместить их под браслеты; выпускают височки. К цветам же получили такую страсть, что заставили учиться делать их некоторых бедных казанских татарок из мещан, которые из цветного буфмуслина делают что-то похожее на цветы и продают богатым татаркам втрое дороже того, чего им стоит плохое их изделие.
Каждая приехавшая гостья должна была привести невесте какой-нибудь подарок. Родственницы привозили в подарок богатые парчи на камзол, материи на рубашки, золотые платки и проч. Посторонние дарили колпачками, лентами на отделку рубашки, позументом для обшивки ворота рубашки бахрамой, для колпачка и т.п. Все подарки клали на приготовленный для этого стол. Гостья, вошедши в комнату и поздоровавшись со всеми, шла к столу, где клались подарки. Хозяйка показывала их ей и сказывала, кто что подарил. Осмотревши все на столе, гостья вынимала свой подарок, клала на стол и садилась на диван, а хозяйка брала подарок и показывала всем гостям.
Церемония с приездом гостей и взаимными подарками продолжалась довольно долго. Я заметил, что некоторые татарки, одетые довольно богато, не приносили подарков. Хозяйка, которая беспрестанно к нам приходила, объяснила мне, что это бедные. Они взяли платья в людях и приглашены для получения денежных подарков. Надобно отдать честь татарам, что они из бесед своих и из праздничных пиров не исключают бедных и не различают их в угощении от других гостей.
Когда собрались все гости, началось угощение чаем. Сколько было принесено самоваров, сколько раз их подогревали! Хозяйка и ее родственницы разносила чашки на нескольких подносах. Гостьи пили так аппетитно, что трудно было сосчитать, по сколько чашек пришлось на каждую. Жену мою попросили ко мне за занавеску, где нас угощали цветочным ханским чаем. Пока мы пили чай, хозяйка стояла у занавески, вероятно опасаясь, чтоб кто-нибудь из любопытных (гостей) не заглянула к нам в комнату, и при малейшем подозрении я должен был ретироваться в назначенный мне угол между сундуками.
Напившись чаю, татарки начали лакомиться и очень деликатно, не хватали с тарелок с жадностью, но брали понемногу; иные лакомства завязывали в узелок в платки, вероятно для своих малюток. Спустя немного времени начали хлопотать об ужине. Татарки позначительнее, поместились на широких нарах, устланных коврами и поджали ножки так искусно, что их блестящие, шитые золотом ичиги были видны. Заметно, что красавицы щеголяли ими одна перед другой. Большая половина Татарок сели на пол кругом низеньких круглых столов и, как было заметно, дожидались дожидались с нетерпением ужина. Он начался свадебным блюдом: маслом и медом. Подали несколько блюд, из которых на одних было масло, а на других мед и огромные подносы с нарезанным белым хлебом их собственного печения. Перед каждой гостьей поставили по тарелке и начали подавать торжественное блюдо прежде сидящим на диване, а потом за круглые столики. Каждая татарка брала по куску масла и меда, намазывая на хлеб, кушала с необыкновенным благоговением, как бы в этом кушанье было что-нибудь религиозное или таинственное. Второе блюдо было что-то в роде лапши с бараниной, третье - пельмени, четвертое - пироги длинные с капустой, пятое - такие же пироги с мясом, шестое - пироги круглые с курицей и яйцами, седьмое - сорочинское пшено с рубленой бараниной, восьмое - говядина вареная с луком и с красным уксусом, девятое - вареная рыба севрюга, десятое - жареная баранина, одиннадцатое жареные гуси, двенадцатое - жареная утка, тринадцатое - жареные курицы, четырнадцатое - жареные индейки, пятнадцатое - караси, приготовленные с яйцами, в роде яичницы, шестнадцатое - жареные большие лещи, семнадцатое - плов с изюмом и восемнадцатое - пирожное, которого было до 8-ми блюд. Последнее было сделано все из муки, чрезвычайно жирно и вырезано разными узорами в роде старинного русского пирожного.
По окончании продолжительного ужина хозяйка принесла из другой комнаты дести три бумаги, в которую обыкновенно завертывают чай и раздала каждой гостье по листу; другая Татарка несла за нею необыкновенной величины вроде сенного стога, пирожное, сделанное из разных ядер и фруктов с медом, маслом и мукой. Такие свадебные пироги присылаются всегда из дома невесты, для угощения жениховых гостей. Пирог был разрезан на несколько кусков, вероятно по числу гостей. Пирог стали подавать, начиная со старших, всякая гостья брала по куску и, немного отведав, завертывала в лист бумаги, а потом в платок, чтобы принести свадебный гостинец домашним.
Я заметил, что соленые огурцы, очищенные и изрезанные ломтиками, подавались не к жаркому, но отдельно, и гости, скушав до этого до десяти жареных блюд, ели соленые огурцы с жадностью.
Я уже терял терпение от такого утомительного угощения. Несмотря на длинную октябрьскую ночь, ужин, начавшийся в 9 часов вечера, кончился на рассвете. Нерасторопность татарок, находившихся в услуге, медленное жевание гостей, большое количество кушаний делали ужин бесконечным. В нашу комнату приносили каждое кушанье, и мы, из любопытства отведывая от некоторых блюд понемногу, сделались сыты до нельзя.
Уже было довольно светло, когда татарки, сидевшие на диванах, зашевелились; одни из них встали, другие, оставаясь на местах, кашляли как бы выказывая этим полноту своих желудков. Тоже самое делали и сидевшие на полу; но некоторые вовсе не шевелились. Это были бедные. Для них хозяйка принесла на тарелке серебряных денег от целкового до восьмигривенного. При раздаче денег, она отдала прежде всего жене муллы красную ассигнацию, потом родственницам ее целковые и, наконец, бедным прочие деньги, помещая их в руки татарок так искусно, что невозможно было заметить кому какую монету она давала.
Вот вам увеселительные праздники наших казанских татарок. Веселее этого пированья никогда у них не бывает. Они так бывают заняты в то время своим желудком, что мало между собою разговаривают и не пропускают ни одного кушанья.
Этот блистательный пир был накануне свадьбы. Брак же совершается муллою всегда в доме жениха, куда на завтра я был приглашен хозяином дома.
В назначенный час явился я в дом жениха. Гостей было еще немного; несколько пожилых татар ходили по комнате и о чем-то тихо рассуждали. Гости собирались довольно медленно и, собравшись, вероятно, дали знать мулле, потому что он приехал после всех гостей с предлинной палкою в руке. Важно вошел он в комнату; все татары сделали ему особенный жест учтивости. Подходящим к нему мулла подавал руку, и каждый клал ее между своих обеих рук. Так делается всегда при свидании; старший подает руку, а младший берет ее между обеих рук. Комната, куда собрались гости, была совершенно пуста; в ней не было ни одного стула, ни сундука, но весь пол был устлан коврами. До приезда муллы никто из гостей не садился; когда же усадили муллу в переднем углу, а меня подле него на пол, то и все татары сели на ковры по восточному, сложа ноги. Сперва гостям обыкновенно подавали чай, что продолжал ось не мало времени; после чая тотчас начали хлопотать об ужине. Татары поместились попарно и перед каждой парой поставили по тарелке с двумя деревянными ложками, а вместо салфеток положили по длинному полотенцу.
Первое кушанье было топленое, густое коровье масло и мед, которые подавались отдельно друг от друга на двух блюдах. Каждый татарин брал один разом на ложку и мед, и масло и кушал как торжественное свадебное блюдо с большим аппетитом и благоговением. Потом начали подавать и другие кушанья, которые были почти одинаковы с кушаньем на женском пиру и также многочисленны.
По окончании стола, который продолжался очень долго, подали всем гостям по стакану меда. Гости выпили мед до капли, утерли себе бороду, начали прокашливаться и потом издавать горлом отвратительные звуки, все да одного татарина, разными тонами, один басом, другой тенором, третий альтом. Эта желудочная музыка была знаком, что гости сыты и благодарят хозяина за угощение.
После такого необыкновенного концерта татары вставали и клали на разостланную на полу скатерть деньги: красные бумажки, синие и целковые. Эти деньги собирались для невесты, которая в день свадьбы и в эту свадебную пирушку находится уже в комнате, назначенной быть спальнею новобрачных. Спальни назначаются почти всегда отдельно или во флигеле на дворе, или в том же доме, в другой половине. Сбор этих денег называется шербетом от того, что в старину деньги клали всегда в наполненный шербетом кубок и относили в комнату невесты, которая, взявши их, этим самым высказывала свое согласие на брак с нареченным женихом.
Точно также и туг собранные деньги, хотя не в кубке с шербетом, но просто на тарелке, отец понес к невесте и, возвратясь сказал мулле, что дочь его деньги приняла. После этого объявления тотчас призвал жениха, стоявшего в это время у дверей и спросил согласен ли также и он? Без сомнения жених сказал: «Да,). После этого мулла говорил с отцом о получении - калыма и кончив, все подлежащие расспросы, начал приготовляться к брачной молитве, покряхтел, прокашлял раза три и погладил бороду, что сделали и все татары. Молитва продолжалась минут десять. Вот она:
Молитва во время венчания
Хютбе (на арабском языке)
Хвала Богу, облаготворившему нас способностью говорить и изъясняться, удостоившему нас красотою речи и влиянием слова! Он, Всевышний, соделал все на пользу человека. Он запретил все, что неполезно и разрешил все, что полезно. Он предписал нам сочетание браком, а запретил разврат. Он, Всевышний, говорит (в Алкоране): берите себе в супружество из женщин таковых, которые вам понравятся, по две, по три или по четыре. О вечноблагодатный! Нам принадлежит воздаяние, благодарность Тебе за милости Твои! О руководитель всещедрый! На нас лежит долг признательности за дары супружеские! Путеводительствуй нас, Господи, к довольству и совершенству и запечатлей все наши деяния Твоим совершенством. Мы свидетельствуем, что нет Бога, кроме Аллаха, единого, бестоварищного, и что Махоммед - Его раб и посланный, одаренный всеми превосходствами пред смертными. Да будет благословение Божие над лучшим из Его творений - Махоммедом, посланном от Бога с чудесами и над его семейством, Святыней освещающей истину. Бог направляя нас на путь истины, на Ислам, определил супружество границею между позволенным и запрещенным. Так говорит Пророк, да будет над ним благословение Божие! Супружество есть мой сунет3. Кто отвергает мой суннет (т.е. разрушает правило сие), не принадлежит мне. Женящийся есть любящий, взятая в замужество любимая, а калым между ними должен быть на основании обоюдного согласия. Благослови чету, испроси им милосердие и блага Господня, ибо Он всемилосердный и милостивый.
Теперь следует на татарском языке весьма напыщенный и длинный монолог, содержащий следующий вопрос:
По велению Бога небес и миров, творца света и тьмы, и по суннету Великого Пророка Махоммеда Мустафы, да будет благословение Бога над ним и над всем его семейством, по правилам секты Имама Аазама (господствующая секта в здешнем крае), и по согласию Имама Абу-Юсуфа-ал-кази, и Имама Махоммеда сына Аль-Хасана, придворного Ашибани (имена законодателей) и прочих Имамом, при свидетельстве присутствующих знатных особ, при согласии обеих сторон (жениха и невесты) и при 1000 руб. калыма такой-то (адресуя отца невесты) соглашается соглашается ли выдать свою законную дочь, давшую на то доверенность тому-то, в замужество, по правилам мусульманских вероисповеданий, за такого-то, сына такого-то?
Ответ: согласен, выдаю.
Ты, такой-то (адресуя отца жениха) доверенный со стороны4 сына своего, соглашается ли взять такую-то, дочь такого-то, при таком количестве калыма, в законное замужество за своего сына?
Ответ: согласен, беру.
Аминь.
После окончания этой молитвы мулла встал с полу; ему последовали все и разошлись.
На свадебных пирах многие татары, так же как и русские, пьют разные вина и пиво; но это делается в другой комнате, по секрету от муллы, и ежели мулла заметит кого-нибудь из гостей пьяным, то при всех его жестоко бранит.
После отъезда всех гостей, сваха берет молодого и отводит в комнату, устроенную для спальни, где дожидается его молодая жена и запирает их. В этой комнате сидят они четыре дня, не выходя ни на минуту и к ним, кроме свахи, в это время никто не ходит. Спустя четыре дня молодой идет к своим родителям, прежде напившись дома чаю и опять возвращается к своей жене и там ночует.
По утру уходит к себе домой и в продолжение трех месяцев каждую ночь проводит у своей молодой супруги. По прошествии трех месяцев они видятся реже; иногда молодая гостит в доме у мужа и опять возвращается домой. Такое житье продолжается год, два и три; потом жена переезжает совершенно к мужу, имея иногда уже двоих детей.
На другой день свадьбы молодой супруг делает новобрачной самый богатый подарок, по своему состоянию; но иногда случается, что на другой же день он оставляет ее и берет у муллы разводную.
Подобную этой церемонию я видел и в деревне. В духовном обряде, без сомнения, не было никакой разницы, но и угощение также не походило на крестьянское. Пироги и пирожное были из крупичатой муки, мясные кушанья были все приготовлены из лошадиного мяса. Меня более всего удивил лоток с лошадиными кишками, начиненными кашей; это представляло в миниатюре изрытую гору, с ужасными скалами. На празднике были мужчины и женщины. Мужчины пировали в главной, новой избе, женщины в анбарушке, где некоторые из домашних летом спят.
Мулла и все гости начали пировать со второго часа по полудни. Главным угощением был чай, но женщинам его не подавали, а подчивали им муллу и тех, кто почетнее из татар. Молодые пили пиво, которого было наварено в изобилии; вина я не видал. Жених со своими молодыми товарищами приехал перед вечером. В сумерки была прочтена брачная молитва, после которой вскоре сваха отвела жениха на другой двор, принадлежащий невестиному дяде, где в новой горнице дожидалась его новобрачная. На другой день мы выехали с ночлега, часов в 7 утра, но молодые покоились еще в объятьях Амура и Гименея.
В той же самой деревне мне удалось видеть другую церемонию, когда дочь из отцовского дома уезжала совсем в дом своего мужа. Она, вышедши замуж, жила у своего отца два года с половиной и уже родила двоих детей.
Отправление дочери к мужу не очень праздновалось весело. Отец с матерью ходили с заплаканными глазами; они провожали дочь в другую деревню, от своей верст за двадцать.
Дочь разбирала свое приданое в анбарушке, около которой толпились любопытные татарки. Те, которые желали видеть приданое, должны были сделать отъезжающей денежные подарки и потому клали на сундук, кто гривну, кто 5 коп.; две татарки, родственницы жениха, положили по двугривенному, родственницы невесты клали по гривеннику. Приданое не было бедно: штофный с золотом камзол, нанковый халат для покрывания, несколько ситцевых рубах, красные ичиги, несколько башмаков, красная драдедамовая шаль, также для покрывания, несколько нанковых камзолов, на заячьем меху и прочее. Скатерти, полотенца, постельные принадлежности, все это было своей работы, и очень красиво выткано.
Между тем как татарки разбирали приданое, в главной избе накрывали стол и уставляли кушаньем. Разные пироги, пирожное, мед, масло, каймак, заняли весь небольшой стол.
Муж приехал за женой в трех кибитках парами; с ним было несколько татар, его родных. По приезде тотчас посадили их за приготовленный стол. В то время, как они кушали, татарки выносили приданое и укладывали в одну из кибиток, а уезжающая в анбарушке белилась и румянилась, снимала девичий костюм и надевала замужний. Когда последняя была готова, то послала со свахою мужу в подарок белую миткалевую рубашку, которую один из татар принял, вышел с ней из избы и развесил на дугу у лучшей из кибиток; рукава обвили всю дугу, а рубашка покрывала спину лошади. В эту кибитку села уезжающая татарка со свахою, а муж сел кучером; в остальные кибитки сели приехавшие татары и все, таким образом, уехали со двора. Отец с матерью и родные горько плакали; все деревенские татарки провожали уезжающую за ворота.
У татар родины есть довольно значительный семейный праздник, в особенности у богатых, у которых обыкновенно все обряды исполняются великолепнее. У богатых повивальная бабка заблаговременно приглашена и в последние дни беременности у них живет безвыходно. Иные посылают за бабкой, когда почувствуют себя дурно; как скоро все кончится благополучно, родильница посылает за матерью тот же час; иногда матери бывают и при самых родах. Когда все приведется в порядок, тогда родильница приглашает к себе отца и извещает родных. Чрез три дня, на четвертый, приглашают муллу для совершения религиозного обряда, при котором мулла держит ребенка на своих руках пред собою и громко кричит ему на правое ухо азан, Т.е. вызов пономаря на молитвы с минарета, а потом шепчет ему в левое ухо камет, тоже что азан и при этом дает дитяти имя. Мулле платят за это, каждый по своему состоянию и роскошно его угощают. На этот пир приглашаются все знакомые мужчины. В продолжении нескольких дней к родильнице приходят все знакомые женщины и каждая приносит на зубок так точно, как у русских. Сверх того привозят для новорожденного по рубашке, богатые - шелковые, бедные - ситцевые, многие дарят и одеяльца, чаплашки, тюбетейки и колпачки. Говорят, что богатая родильница так много получает подобных подарков, что наполняет ими порядочной величины сундук.
При таких подарках считается необходимостью привезти родильнице чаю и сахару, сколько кто в состоянии, от головы сахару и от фунта чаю до четверти фунта сахару и до осьмухи чаю. После трех или пяти лет совершают обрезание; после трех лет или пяти для того, чтобы был непременно нечет. Татары по предрассудку полагают, что в четное число, как например, в четыре года, в шесть ребенок обрезанный должен умереть. Обрезание совершается одним из избранных для этого муллою, которому платят за обряд всякий, что может более: дают по 50 рублей, иные по золотому и так далее. При обрезании читается сура, какая-либо из алкорана.
Когда занемогши татарин сделается опасно болен, тогда приглашают муллу и он читает над умирающим 36 суру из алкорана, называемую ясын, о воскресении мертвых. Ежели муллы нет, то это делает какой-либо старик и даже старуха. Как скоро умрет, то два человека кладут тело на стол ногами к той стороне, где Мекка. Один наливает воду, а другой моет тело; потом покрывают оное тремя покрывалами из белого холста или из миткаля. Первое покрывало от шеи до колен называется кафин, второе камль в виде белого халата, покрывает голову до ног, третье лифафа, также подобное белому халату, сверх упомянутых двух, покрывает все тело и завязывается на голове и около ног так, что уже совсем не видно тела. Таким образом, кладут покойника на лубок. После сего мулла читает 67 суру Алкорана, называемую Мульк. Ежели больной умер утром, то к вечеру, изготовив все, выносят его на кладбище; когда же умер он вечером, то это делается в следующее утро. Здесь надлежит сказать, что русский закон, повелевающий хоронить покойников, по прошествии двух суток, у татар не так строго наблюдается.
На умерших женщин кладут 3 покрывала; но кроме сего, лицо их закрывают холстом длиною в 1,1/2 аршина; волосы их распущены вперед по обеим сторонам шеи. От груди до колен пеленают их в белый холст или в миткаль.
Покойника, положив на лубок, на плечах выносят из дому и останавливаются на улице у мечети, где проговорят маленькую молитву, Дженаза - без поклонов.
Пока на кладбище хоронят покойника, женщины, оставшиеся в доме, читают суру мульк, подают милостыню бедным и моют горницы. В могиле делается боковая ниша, в которую тело, сняв с лубка, кладут на правый бок, лицом к Мекке. Эта ниша называется Лехед и оную закладывают несжеными кирпичами в виде свода или печи. Тут опять, сидя, читают суру мулюк. Наконец по совершении сего погребального обряда, мулла с прочими возвращается в дом покойника. Здесь мулле дают лошадь или корову, или барана, даже денег. Платье покойника и его Алкоран отдается азанче, Т.е. пономарю, который должен молиться Богу об успокоении его души. В день погребения не употребляют ни пищи, ни питья. Первые 3 дни после похорон почитаются трауром; а потом по происшествии сего времени мулла и все родственники и знакомые покойного приглашаются к обеду; тоже бывает в 7-й, напоследок в 40 день и чрез год.
По окончании каждого обеда мулла читает какую-либо главу из Алкорана.
В последние минуты жизни умирающего, когда читают отходную, то есть суру, читающий окликает умирающего, называя его или ее по имени, и умирающий, ежели имеет память, отвечает, например, ежели читает мать над дочерью, то она ее окликает, называя по имени, а та отвечает аней, Т.е. матушка и это повторяется беспрестанно до исхода души5. По смерти женщины до самого погребения, все исправляется женщинами, даже муж не может взглянуть на жену свою после ее смерти; но когда умершего обмоют, закроют лицо, спеленают и придет мулла для совершения погребального обряда, тогда женщины покойницу оставляют, и уже мужчины с муллою кладут на носилки и уносят на кладбище.
Поминовения и раздачи милостыни продолжаются шесть недель. К богатым покойникам мулла, даже несколько раз в день, ходит на могилу и читает назначенные для этого суры из Алкорана.

Они ставят кругом могилы род домика, из нескольких бревен, четырехугольный без крыши, у богатых из камней, в котором садят несколько березок. Тут нередко находится и камень, стойком поставленный с надписью красивыми арабскими буквами. Я списал некоторые из этих надписей и здесь перевод с оных помещаю.
1) Во имя Бога Всемогущего! Сия святая могила принадлежит золотых дел мастеру Мухамед-Рахиму сына Сайда, отправившемуся из мира тленного в мир вечный,, в тысяча двести сорок первом году. Да будет над ним изобильное милосердие Божие!
2) Могущество принадлежит Господу; Он вечен и бессмертен! По летосчислению арабов в тысяча двести пятьдесят втором году, в 17 день Зюль-хиджи, Дамулла-Абулнасир Ахунт и Мудерис, сын муллы Рахман-куллы, на 58 году от рождения, отправился из сего тленного мира в мир вечный. Да освятит Господь его могилу! Мы принадлежим Богу и к нему возвращаемся.
3) В смерти много учения! По летосчислению арабов в тысяча двести пятьдесят первом году месяца святого рамазана двадцать восьмого дня жена Ахмета Михрабан, дочь Мусы, на пятидесятом году жизни своей, отправилась из мира тленного в мир вечный. Да освятит Бог ее могилу! Она предана земле в 1836 году. Да освятит Господь ее прах.
4) Он вечен и бессмертен! Все, что живет, должно вкушать смерть! Все, что живет на небесах и на земле, смертно; а один Господь могущественный вечен! Пророк (да будет над ним благословение Божие!) говорит: в смерти много учения. В тысяча двести пятидесятом году в месяце Шаа-бане, отправился из тленного мира в мир вечный, на шестьдесят третьем году от рождения - Юсуф сын Ахмера. Местом его рождения было Ковали, местом жительства Казань; да будет Бог милосерден ему и всем правоверным! Мы принадлежим Богу и возвращаем к нему.
5) Он вечен и бессмертен! В тысяча двести сорок втором году (эгиры) в девятнадцатый месяц Раджаба, Муса, сын Исмаила, Апанаев на шестидесятом году от рождения отправился от мира тленного в вечный мир! По летосчислению Римскому (Христианскому) в тысяча восемьсот двадцать седьмом году Февраля дня. Мы принадлежим Богу и к нему возвратимся.
6) Он вечен и бессмертен! В тысяча двести пятидесятом году от бегства пророка (да будет над ним благословение Божие!) в шестнадцатый день Зюлькаады, Башир, Аитов сын, да будет на нем милость Бога, на восьмидесятом году от рождения, отправился из преходящего мира в мир вечный. Да освятит Господь сей прах! Он скончался в день марта 1835 года.
7) К Богу прилетают души, когда они оставляют свои формы (Алкоран). В 1247 году в месяце Телец (апрель) Мухаммед-кули, сын Юсуфа, отправился из мира преходящего в мир вечный. Местом рождения его было село Корашан, город его - Уфа, жительство его - Нарин, Т.е Икай-иль, в соседстве Джеан-гир-хана. Да будет над ним изобильное милосердие Божие!

У Казанских Татар есть четыре праздника: два религиозные: Рамазан и Курбан; и два народные: Сабан и Джин.
 
I. Рамазан
II.          
Рамазан, единственный пост магометан, начался в нынешнем году 30 декабря в субботу и продолжался до вечера 29 генваря. Известно, что Магомет в Алкоране своем установил, чтобы последователи его, для споспешествования наитию благодати Божией один месяц в году постились. Правда, что законодатель сей не назначил такого поста с определенною точностью; но его ученики постятся в продолжение дня со всею возможною строгостью; ночью же могут беспрепятственно есть и пить, пока не рассветает так, что можно будет белую нитку отличить от черной. Кто из них в сие время был болен или находился в дороге, тот в другое время должен поститься равное число дней; те же, кои сего не исполняют, должны для отпущения грехов своих кормить бедного.
Пост сей наиболее обременителен для людей рабочих тем, что он требует во весь день совершенного воздержания от питья. Поелику же время поста ежегодно бывает ранее Одиннадцатью днями и потому иногда случается в самые сильные жары, когда сверх того и дни бывают очень длинны; то легко можно представить себе мучение магометанина, который на открытом поле, при трудной работе и несносной жаре, следуя обычаю, не смеет даже утолить изнуряющей его жажды.
Здешние татары ежедневно собирались в мечетях своих, исправляя с величайшим, только им свойственным, благоговением обыкновенные их молитвы. Туг приметил я также одного Дервиша или магометанского монаха, oкyтaннoгo с ног до головы куском белого холста. В продолжение Рамазана, поздно по вечерам, насытившись наперед дома, они поют составленную для сего поста духовную песнь, особенным странным, жалким гнусливым голосом. Я перевел с арабского языка эту песнь и для удовольствия и любопытства читателей при сем ее сообщаю.
Достойная хвала буди Господу и Властителю миров; всякая хвала подобает Всечтимому, Великому, Всемогущему, Всевышнему и Премудрому Богу; хвала буди Царю, от века Живому; свят и не порочен Царь Ангелов и Гавриила. Нет Бога, кроме Бога; просим у Него прощения и умоляем, да дарует нам рай и удалит нас от огня геенского.
После полдневной молитвы мулла с кафедры говорит следующее поучение:
«Я вам завещаю, служители Божии, так как и самому себе, быть богобоязливыми, ибо Бог с любящими Его и боящимися Его всегда пребывает.
Кто ищет Бога, от того Милосердый не отвращается; для жаждущего наставлений достаточно Алкорана.
Кто желает видеть пример разрушения мира, тот путь взглянет на могилы. Если недовольно сего, сама смерть может убедить в этом.
Я прибегаю к Богу и отвращаюсь от проклятого сатаны.
Каждый человек должен вкусить смерть. «Мы вас искушали, - говорит Господь - в добре и зле, и вы к нам непременно обратитесь».
Да благословит Бог нас и вас в своем великом Алкоране.
Да воспользуемся его премудрыми изречениями, и я прошу прощения у милосердого Бога за себя, за вас и за всех правоверных мусульман: Бог милосерд, Всемилостив, Всещедр, Всемогущ и Преправеден!
Целую ночь с 26-го на 27-й день поста (в нынешнем году генваря 25-го), называемую ими Алкадр или торжественною ночью, мечети были наполнены молящимися. Ни малолетние, ни взрослые не должны спать во всю ночь. Те, кои не ходили в мечеть, пили в домах чай со своими знакомыми, для прогнания сна. В эту ночь, по магометанcкoмy учению, ангелы, по повелению Божью, нисходят на землю для исполнения Божеских определений. Блаженство, спасение, говорят они, царствует во всю ту ночь до рассвета; ибо в сию ночь дан Алкоран.
В 27 день Рамазана была была раздаваема бедным милостыня; это называется Зекат. По законам, каждый должен уделить на сие десятую часть имения своего; но здешние татары ограничили это постановление до того, что считают только наличные деньги и деньги в товаре, не включая сюда недвижимого имения, как то дома и на зиму заготовленные припасы. Каждый делает показание своих подаяний и означает в нем сумму, которую он намерен раздать, во-первых, муллам и азанчеям, а потом и бедным. Казанские, ныне богатейшие, торговые татары, каковы Юнусов, Апанаев, Исай, Башир Литов, Суюров, Юсуп Курбангалей Ахмери, Муртаза Кашаи, Апаков и некоторые другие, употребили на сие значительные суммы. Уже 28-го генваря некоторые зоркие татары увидели на той стороне Волги, по захождении солнца, новый месяц, между тем, как в Казани горизонт слегка покрыт был тонкими облаками. Тотчас сие известие дошло до Казани, где в следующий вечер новый месяц также был видим многими. Тут, казалось, исчезло все сомнение; но несмотря на то, между здешними двумя ахунами произошел сильный спор, в котором один из них отвергал справедливость столь раннего появления месяца. Впрочем, с 28 генваря перестали петь выше приведенную песнь и, наконец, после многих противоречий и споров заключили, что в понедельник (29 генваря) кончится Рамазан. Множество татар толпилось около мечетей, отыскивая с великим беспокойством на горизонте, по захождении солнца, нового месяца, и 29 генваря они в самом деле имели удовольствие ясно увидеть его. Ныне Рамазан продолжался только 29 дней, потому что новый месяц довольно рано показался; в случае же непоявления его, Рамазан продолжался бы еще один день. Здесь я должен заметить, что татары не полагаются на наш календарь и потому никогда не справляются с ним об изменениях луны.7
Назад тому 10 лет, первый день после Рамазана празднуем был в летнее время.8 Тогда в пятницу по утру в 8 часов, все татары, старики и молодые, числом более 6000 человек, собрались неподалеку от Новой Татарской Слободы и тут под открытым небом отправляли свое Богослужение. Вид такого множества людей, в величайшем порядке расположенных, при частых поклонах и падении вниз во время молитвы был весьма поразителен и, без сомнения, сильно должен действовать на зрителя. Молитва начинается, когда, по их выражению, солнце на небе достигнет высоты дерева и потому смотря по времени года, ранее и позже. Потом все пошли на кладбище, где были про читаны некоторые главы из Алкорана. Сим кончился Рамазан и каждый возвращался домой к обеду. День этот называется у них хайд, и для празднования его они пекут ожаренные в масле слоеные пирожки, которые едят, намазывая медом и называют Байрам-аш или праздничное кушанье. В сей день, так как и в оба следующие, татары ходят один к другому в гости, поздравляют с праздником и друг друга угощают.
 
II. Курбан
По происшествии двух месяцев после Рамазана бывает у магометан другой праздник, называемый Курбан. На арабском языке слово сие означает приношение, жертву. Цель, с которою Магомет учредил сей праздник, есть та, чтобы народ его не забывал должной покорности Богу, чему примером и образцом, достойным подражения, поставил он Авраама, приносившего в жертву для исполнения воли Божьей, единственного сына своего. Определение времени сего праздника здесь бывает сопряжено с некоторыми затруднениями. Как ныне в первые дни новолуния горизонт покрыт был облаками, то и не могли здешние татары, не видя месяца, вести точного счета времени, а это произвело большое разногласие между двумя здешними ахунами. Почтенный старик Ибрагим Эффеида9 назначал 11 ноября днем праздника, однако все согласились с другим молодым Саттаром, принимавшим для того следующий день. «Только философам10 говорил последний - прилично располагаться, сообразуясь течению луны: добрый Мусульманин не так поступает; он охотно ждет два или три дня более, пока наконец ясно увидит месяц на небе и потому не имеет нужды справляться с книгою». С вечера предыдущего дня каждый воздерживался от пищи до полудня праздничного дня, в который ели принесенных в жертву скотов. Иные постятся с первого дня новолуния или в продолжении 11 дней, но по своим правилам, т.е. воздерживаются от пищи и питья только днем, ночью же едят досыта. Девятый день называется день Гарафы.11
После главного публичного молебствия мусульмане в продолжении трех дней в конце каждой молитвы произносят такбир12, состоящий в следующих словах: Аллягу акбар, Аллягу акбар, ля иллягу иля иллягу ва аллягу акбар, аллягу акбар, ва иллягуль хамед, то есть: Великий Боже! Великий Боже! Нет Бога, кроме Бога и Бога Великого, Бога Великого - Хвала Богу! Сей такбир называется Таньрык.
При наступлении сего праздника за час до восхождения солнца, магометане, собравшись в мечеть, читают молитвы, относящиеся в празднику Курбана и состоящие в двух рикаатах.13
В первом рикаате, после обыкновенного такбира, совершают еще три такбира. Каждый из сих последних состоит в произношении до трех раз слов: аллягу акбар, аллягу акбар, аллягу акбар и опущении pyк.14
По окончании 2-го рикаата опять совершается три такбира таким же образом.
Потом имам всходит на кафедру и читает хутьбу15 на арабском языке.
Хутьба праздннчная
Хвала Богу, Хвала Богу, Хвала Богу, украсившему небо звездами и планетами, сотворившему землю и воды, и источники, и моря, сменяющему день ночью и ночь днем, создавшему и Рай, и Ад, и Ангелов, служащих Ему и благоговеющих пред Ним, Богу, который верующим в него обещал Рай, наполненный чистыми водами, а нечестивым в наказание огнь Ада.
И мы свидетельствуем, что нет Бога, кроме Бога, Единого, Всемогущего.
Свидетельствуем, что Мухаммед - раб Его и посланник, избранный Его. Да будет благословение Божие над ним, домом его и избранными его последователями.
Да будет благословение Божие в особенности над имамом, первым и превосходнейшим последователем из друзей Мухаммеда, повелителем Правоверных, имамом благочестивых Абубекиром, другом истины и преданным с ревностью пророку Божию во всяком трудном деле.
Да будет благословение Божие над знаменитым имамом правым судиею, повелителем правоверных и имамом благочестивым Омаром Алфаруком, справедливым карателем неверных и злочестивых.
Да будет благословение Божие над знаменитым имамом, примером кротости, повелителем правоверных и имамом благочестивых, Османом, обладателем ума блестящего и сокровищницей смирения и добродетели.
Да будет благословение Божие над знаменитым имамом, единственным воином, повелителем правоверных и имамом благочестивым и добродетельным Алием, верным исполнителем священных обязанностей, дверью наук и таинств.
Да будет благословение Божие светом очей Алия, радостию слуха его, утешением16 рамен, внуками пророка, предметом любви для дочери Мухаммеда, вождями жителей Рая Хасаном и Гуссейном.
Да будет благословение Божие над благочестивыми их дядями, Хамзой и Аббасом. Они были чисты и безгрешны телом.
Да будет благословение Божие над союзниками и товарищами Мухаммеда и над всеми толпами последователей пророка, участвовавшими в бегстве его.
Да будет благословение Божие над всеми правоверными последователями его.
И я приветствую их хвалою вечною, усердною.
Здесь начинает имам говорить поучение, после которого дает наставление, каким образом должно поступать при разрезании жертвы. Это он сообщает на татарском языке.
По утру, в самый праздник, служба в мечетях началась ранее обыкновенного. После общих молитв мулла пел с кафедры следующие стихи на арабском языке, кои прилагаются здесь в переводе:
1-е) Говори воистину: молитвы мои, богослужение, жизнь и смерть моя посвящены Господу всех тварей и нет Ему Равного. Сие мне повелено, и я есмь первый муслим (музельман, правоверный).
2-е) Господи! Восприми от меня сию жертву, Тебе приносимую от искреннего сердца: не отрини ее от лица Твоего и вмени мне оную в награду, о Великий Боже!
Сошедши с кафедры, имам читает стих из Алкорана, называемый Айятьуль курси и одну сypy17 оттуда же, после чего магометане могут заклать жертвы.
По окончании службы18 всякий спешит домой для заколки в жертву приготовленных скотов. Это делается с таким расчислением, что овца или баран кладется на одного, корова же или верблюд на семерых человек, и потому каждый отец семейства рассчитывает, по числу членов его фамилии и число жертвенных скотов, не забывая при том бедных и особенно мулл, при сем случае питаемых. Хозяин дома или начальник семейства, кто бы он ни был, князь, мурза или мещанин, должен сам собственноручно заколоть хотя одного жертвенного скота. Голову таковых скотов в сем случае обращают они к Мекке, и, нанеся смертельный удар, произносят имя Бога.
В сей день я был у здешнего купца Юсупа Исмагил Угли (сына) Апанаева, приготовившего для жертвы множество овец, несколько коров и одного верблюда. Он сам со своими людьми резал их, между тем как посреди двора кипел большой котел воды, в который бросили части еще полуживых скотов для завтрака. Не прошло получаса, как котел наполнился мясом, которое они, по двукратном вскипении, с жадностию вытаскивали и ели, прихлебывая бульоном, во имя Бога. Некоторые части (верблюжьи), ни мало не уварившиеся, дрожали еще при разрезывании их.
Из любопытства я отведал мясо верблюжье; оно гораздо краснее говяжьего, близко вкусом к нему, но нежнее и слаще. Бульон его особенно имеет очень тонкий и приятный вкус. Как не магометанину мне не возможно было в тот день обедать с ними вместе, и потому я должен был довольствоваться особым столом. Насытившись сами, татары не забыли бедных, коим разослали остатки. После обеда каждый идет в гости к родным или знакомым и тут за чаем желают друг другу счастия.19
 
III. Сабан

  Этот древний народный татарский праздник отправляется в каждую весну, и все татары принимают в нем большое участие. Ныне он происходит на большом лугу, окруженном с левой стороны холмами, кои покрыты кустарниками; луг сей находится к югу от новой Татарской Слободы расстоянием с версту, от города же три версты. Слово Сабан означает соху или плyг, а самый праздник должен означать, что оживляющая природу весна призывает к возделыванию полей и оранию земли. В соседственных татарских деревнях праздник сей отправляется как скоро снег сойдет с полей.
В Казани Сабан назначается позже, потому что место, на котором он бывает, потопляется весною от разлития Волги. Сабан начинается с пятницы и продолжается целую неделю до следующей пятницы20. Все татары, старые и малые, собираются около полудня и делают из веревки круг, около коего сидят или стоят зрители. На средину круга выступают два борца из молодых и здоровых татар, которые кушаками своими таким образом обвязываются, что оба охватывают их руками и, наклонившись, повертывают друг друга то в ту, то в другую сторону, стараясь один другого повалить на землю. Борьба эта продолжалась иногда довольно долго, иногда скоро оканчивается, смотря по силе борцов. Если кто кого поборет, то поднимается громкий смех зрителей, а торжествующий победитель, оставляя место сражения, получает подарок или вместо его деньги от десяти до двадцати копеек. На этот предмет деньги собираются от богатых татарских купцов. для наблюдения при сем празднестве порядка многие из татар, как блюстители за нравственностью, ходят в кругу с длинными палками, означающими их должности. Как скоро побежденный находит себя обиженным, то эти, так называемые бурмистры, стараются прекратить их ссору. Также имеют они попечение приискивать борцов, преклоняя их к сему ласками или деньгами. Конечно, это не бывает без шума, однако ж действительных ссор никогда не случается, потому что распорядители праздника умеют скоро восстановить спокойствие. Борцы во время сражения подобны бывают двум пляшущим медведям, которые хотят друг друга укусить и пожрать. При сем празднике бывает также и большое собрание русских из всех состояний, а в последние дни праздника часто и многие из знатнейших в городе дворян. Татары, кажется, в играх сих находят весьма большое удовольствие, между тем как они многим могут казаться единообразными и скучными. Татарский богатырь, умеющий хорошо бороться, чрез подарки может приобрести довольно значительную сумму.
Кроме борьбы, бывает еще скачка на лошадях и беганье. В награждение победителю дается носовой платок, который вешают на длинную палку, выставляемую при конце бега. Беговые их лошади малы, невидны и худощавы, однако ж бегают хорошо, и седоки, которыми обыкновенно бывают мальчики, умеют хорошо управлять ими.
Совсем другого рода игра и редко бывающая, есть следующая: четверо и более татар ложатся брюхом на землю плотно один к другому и покрываются широкою плотною кожею. Один из татар, называемый в сей игре атаманом, должен защищать лежащих от нападения других, которые со всех сторон жгутами, свитыми из кушаков, стараются жестоко ударить лежащих. Атаман всячески изыскивает случай ударить кого-либо из нападающих; но ему впрочем не скоро это удается сделать, потому что нападающие, ударивши, тотчас убегают убегают прочь; а он, будучи привязан за руку веревкою, которую держат покрытые кожею татары, не может далеко их преследовать. Часто прыгает он на покрытых и перескакивает чрез них, чтобы как-нибудь коснуться ногою кого-либо из нападающих и если ему это удается, то в ту же минуту прочие сильно бьют покрытых кожею так, что те принуждены встать, а нападающие заступают их место.
Одна из примечательных игр в Сабане есть следующая: кругом сидят человек 12, 15 или 20, в расстоянии друг от друга не более 2-х шагов. Один стоит за кругом с довольно большим узлом, составленным из разных татарских одежд в виде шара. Стоящий позади человек передает узел одному из составляющих круг, и сам отходит назад на три шага. В это время тот передает узелок другому, своему соседу, а этот бросает его к третьему и так далее: узел летит кругом, и молодец, сзади стоящий, за ним бежит, чтобы поймать его.
Когда это удается ему сделать, он сменяет того из сидящих, у которого поймал узел; тогда очередь переходить к другому, который продолжает тоже. Только в этой игре соблюдаются два условия: одно со стороны сидящих, другое со стороны ловца; первые ни под каким видом не могут бросать узел чрез человека и тем менее чрез двух: он должен лететь правильно и постепенно из одних рук в другие; ловец же должен поймать шар у кого-нибудь из перебрасывающих его; а если он поймает его на лету или поднимет с земли, что часто случается когда кто-нибудь по своей неловкости уронит его, то это настоящим ловом не считается; в таком случае он должен опять отойти на три шага назад покуда узел получит свое кругообращение. Впрочем и то, и другое правило их условия нарушаются в некоторых случаях: первое, когда ловец слишком проворен так, что сам позволяет бросать узелок чрез два или три человека; второе, когда он слишком устанет, то ему делают снисхождение и позволяют шар ловить на лету или поднять с земли.
В этой игре часто достается ловцу, который хвастается своею ловкостью. Когда очередь доходит до такого самохвала, то все члены круга единодушно стараются его измучить; в это время они приподнимаются на колена, шар летит из рук в руки с такой быстротой, что ловец всегда остается шага за 4 от него, если же, по чьей-либо неловкости ловец догонит шар, то другой бросает его тотчас назад. Покуда охотник оборачивается и бежит в ту сторону, узелок уже находится на несколько шагов от него. Чтобы более умучить хвастуна, бросают шар неправильно, т. е. то чрез человека, то чрез двух, то вдруг изменяют направление его так, что бедный ловец не знает, в которую сторону бросаться.
Непроворные и неловкие мало участвуют в этой игре, потому что им более всего достается; если такой в числе сидящих, то, по большей части, ловец у него поймает узелок; если же он ловцом, то ему всегда приходится бегать без пользы, покуда другие не уступят из сожаления. Посему-то весь круг должен состоять из проворных и ловких людей.
Татарки также принимают участие в сем празднике, хотя в некотором расстоянии от главного зрелища. В соседственных кустарниках бывает много кибиток, из коих выглядывают закутавшиеся татарки. Они одеваются на этот случай в богатые материи, весьма много натирают лица свои румянами и белилами, налепливая разные фигуры или черные тафтяные кружечки, называемые мушками. Если кто к ним приближается, то длинным рукавом своим покрывают большую часть лица, однако ж скоро и оставляют это, когда не спускают с них глаз. В самых кустарниках повсюду видны пьющие чай татарские жены с их детьми; и если кто хотя мало знаком с семейством, то приглашается на чашку чаю. Только одним татарам воспрещается всякий допуск к их женскому полу.
Татары жалуются, что русские привозят на праздник к ним вино, от чего некоторые из их соотчичей, напиваясь допьяна, и несмотря на надзор, про изводят беспорядки. для отвращения сего и других встречающихся неудобств полиция каждый раз посылает сюда некоторых своих чиновников, также нескольких казаков. Известно, что пить вино воспрещается татарам их законом.
В прежние времена татары отправляли этот праздник на Арском поле и давали под чистым небом открытый стол, причем бедные ели безденежно. Они называли такое угощение Туи; но это обыкновение исчезло, как скоро возросла сила и могущество россиян.
На праздник Сабан приходят смотреть и старцы. Если сберется их много и наступит час захождения солнца, то отправляют они тут вечернюю молитву. На чистом поле становятся в прямую линию и в молчании отправляют свою молитву со всеми поклонами, соблюдая величайшее благоговение; это составляет весьма странную противоположность с народом, предающимся веселью.
 
IV.Джин

После праздника Сабана, отправляемого с наступлением весны, как в самом городе Казани, так и в соседственных татарских деревнях, следует другой, называемый Джин. Этот последний праздник в самом городе более не отправляется, но тем охотнее торжествуют его в продолжении семи недель, каждую пятницу, поселяне многих деревень Казанской губернии и при том под разными именами, что в 1834 году было следующим порядком: 8-го июня празднество происходило под именем Шенбера, в деревне того же имени; 15, под именем Казалджар, в деревне Ульясах; 22-го, Сарда и Березга, в деревнях того же имени; 29-го Береза и Каракуджа, в деревнях того же имени; 6-го июля, Мукши, в деревне Атна и вместе с сим Кушкабка, в деревне Большой Битаман; 13-го Биктау, в деревне Сае и, наконец, 20 июля, Кабак, в деревне Менделей и в деревне Инзе.
Как Сабан есть праздник для мужчин, так Джин посвящен татарским женщинам. По преданиям, начало его приписывается одному богатому татарину, имевшему много дочерей, кои не могли найти удобного случая выйти замуж. Отец выдумал хороший способ сделать дочерей своих известными: он пригласил в пятницу всех уважения достойных жителей своей деревни на пир, данный на поле, где, угощая наилучшим образом, показывал своих дочерей. Сим образом они нашли себе женихов и в короткое время все вышли замуж. С того времени многие отцы ежегодно с дочерьми собирались на том месте с подобным намерением и имели желаемый успех. Следовательно, цель сего праздника есть та, чтобы женщин, удалённых у татар ото всякого сообщения с мужчинами, сделать известнее последним.
Желая узнать, как татары празднуют это время, я ездил в татарскую деревню Саю, отстоящую от Казани почти на 30 верст. На другой день по приезду моем, татары мылись в банях и притом мужчины прежде женщин. Вскоре после бани я приглашен был к обеду, состоявшему из большого блюда пельменей, иначе по-татарски называемых казан-бюкмязи, из теплого молока, в котором было сварено ивишенье (особый род грибов) с зеленым луком, что у них называется гумбаша; потом подали сливки с каймаком, маленькие круглые пирожки, называемые кимак и яичницу. Около двух часов по полудни кончилось моление, и со всех сторон начало стекаться чрезвычайное множество людей на поле, которое в этот день назначено было местом для празднества, где собралось более 6,000 человек, пришедших в этот день из шестнадцати окруженных деревень и из самой Казани. Тут наскоро построено было также несколько лавок с пряниками, орехами и проч., но ни где не было в продаже вина. Несколько курайчев (татарских музыкантов), играя на самодельных скрипках, приглашали к пляске, которая позволительна у них одним мужчинам; женщины смотрели только, сидя в своих кибитках. Я удивлялся, слыша тут немецкие и французские танцевальные пьесы и смотря на пляску козачка. Естественно, я старался открыть причину этой странности и узнал от самых татар, что их собственная плясовая музыка уже более им не нравится и что потому они предпочитают ей козачка и проч. По местам слышны были просто народные татарские песни; прилагаю здесь одну из них в переводе.
Как прекрасен величавый, светлый месяц, так ты любезна, подобно тихой звезде вечерней.
Как красив лоснящийся соболь, так ты привлекательна, подобно остистому бобру.
Как бы лишенный света, я не могу жить без тебя, прекрасная!21
Один курайчъ запел: «Я скрипку строю И струны не рвутся, к тебе почувствовал я любовь, милая, и надежда моя будь всегда крепка».22
Прекрасная татарка спела в ответ: «Гибок и красив стан твой, как месяц, изгибаются твои брови, светлое лицо твое в сумраке вечера блистает».
Татарский Бард (Джручи) пел к своей красавице: Как ковыль твои волосы, все тело твое драгоценный камень, осыпанный базиликом:23 сладки речи твои, как весенняя песнь соловья.
Чтобы еще более возвысить удовольствие при столь великом празднике, татары стреляли из пистолетов; частые выстрелы, мешаясь о шумом разговоров и песен, со ржанием лошадей, с жалобным, гнусливым пением татарок и с пиликанием карайчев, производили производили странное действие. Татарские девушки были одеты в лучшие свои платья, их лица натерты густо румянами и улеплены мушками; зубы, веки и брови начернены; словом, все было употреблено, чтобы пригожество, по их вкусу, выказать в полном блеске. Но это удовольствие не долго продолжал ось, потому что чрез три часа начали все разъезжаться, одни с стесненным, другие с полным удовольствия сердцем. На дороге я встретил веселого молодого татарина, в великом восторге возвращавшегося от зрелища стольких красот. Он пел: «Я смотрел на милых, как коршун смотрит на свою добычу; милые смотрели на меня, как кошка, съевшая масло».

     Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ПЕСНИ

   Образцы некоторых татарских песен

1. Самые простонародные, не имеющие никакой связи, никакой логики, обнаруживающие дикие мысли, необработанные понятия и природные способности певца к механической поэзии.
1) Душа моя! Что мне принести тебе в дар? У меня нет товаров, из Бухарии привезенных. Но от любви к тебе, душа, от любви к тебе нет мочи; я не могу стоять на ногах! ..
2) В садах Бухарии и в Хиве растет (одно) яблоко; единый Бог соединит ли меня с тобою?.
3) Из Бухарии прилетевший соловей распевает ... от любви к тебе я сошла с ума в нынешнюю зиму!
4) Конь мой светло-серый, гривистый конь мой, красуясь несет меня, красуясь несет меня, что за удивление, что за мудрость! - от чего любовь моя ежедневно увеличивается к тебе? (Эту последнюю мысль можно передать следующею перифразою: пускай же крылатая любовь моя, красуясь, вознесет меня к другу.)
5) Свет сей освещается солнцем и луною; твое описание спроси у Гурий Рая!
6) Если ты украсишь поверхность своей тебетейки цветами, то кто может сравняться с тобою в красоте?
7) Цветы растут в цветнике; между ними порхает соловей; любимая тобою если красива, то вся жизнь твоя будет полна приятности!
8) Волга течет красива и полна; волны ее бьются об каменистые берега; в свете не одна ты завидуешь, что есть и другие красавицы.
9) Я выстроил огромную палату с лестницами. Определил ли кому-нибудь Бог всевышний насытиться тобою?
10) Берега Волги наполнены камышами; может ли это защитить кого от мороза? Тоскует ли в одиночестве красавица, опираясь на перила?..
II. Тоже простонародные, отличающиеся лучшею мыслию и слогом.
1) Рассвет ли, рассвет ли теперь? Видит ли кто-нибудь рассвет теперь? Ждет ли кто-нибудь друга, как я жду ее?
2) Сколько велика Волга, сколько пространства протекает она, сколько Иосиф любил Зюлейху, столько я люблю тебя.
3) Брови твои черны, как свет чернил Корана, твой рост красив, красота твоя совершенна; меня с тобою и тебя со мною соединит ли когда-нибудь Господь?
4) О возьми меня и уложи меня в колыбель; нет, я не могу уснуть, не могу успокоиться, мне надо объятие друга!
5) Я сидел под деревом, когда оно было увенчано цветами: я дремал под тенью его, и ты была предметом моего сновидения.
6) Я составил белую книгу и посвятил ее имени моей возлюбленной; один Бог может знать, сколько я люблю ее!
7) Подобная тебе красавица редко может родиться: не рождение человека ты, ты упадшая с небес!
8) Свет нам озаряется солнцем и луною; ты светлее их; только разве Гурии восьми раев2 могут поспорить с тобою.
9) Лицо земное покрыто лесом, покрыто лесом; оно не в состоянии будет препятствовать нашему соединению, если Бог сего желает; мы соединимся, описав пространный круг, как планеты.
10) Я не боюсь ни врага, ни его послания; но боюсь твоего гнева: освещай меня своими веселыми очами.
 
Некоторые башкирские песни:

1. Лучшие из лошадей суть быстроногие, лучшие из платьев те, которые делаются из меха чернобурой лисицы. Сего дня жизнь, завтра смерть: давайте же повеселимся!
2. Хочешь ли ты притворить райские двери? Хочешь ли рассмотреть цветы, там гордящиеся? Так любовью увлеченный, взгляни на беседу красавиц, рассмотри цветущие их груди!
3. На столе свеча горит; вокруг стола красавицы ходят; длинные ресницы моей любезной, содержа в себе в каждом глазу по 81 стреле, почти покрывают прелестные ее щеки!
4. Она глядит из окна, убирая свои длинные косы, не только одним лицом прельщает ее видящих, но она пленяет еще своею резвостью!
5. Она глядит из окна, грудь ее украшена жемчугами; о, есть ли на сем свете создание благороднее ее?
6. На небе сияют яркие звезды Господа; ты покинешь их, когда увидишь мою звезду прелестную; у ней черные брови, черные глаза, у ней ресницы, о что за ресницы! Ты бы не глядел на бобра камчатского!
7. Когда ты плыла по Волге, зачем ты пила воды, если тебе пить не хотелось? Простирая свое объятие, зачем ты меня прижала к груди своей, если ты меня не любила?
8. В саду растут лучшие яблоки; яблоко моего лица пожелтело от моей долговременной любви к ней.
9. По утрам, по дням я питаюсь запахом моего цветка; по ночам же я наслаждаюсь сновидениями о моей любезной.
10. Когда я шатался по улицам, то предметом моего исследования была ты; когда я постился, когда я сделал обещание и молился, то предметом моих молений была ты!
4. Послание
Образец татарских стихотворений, принадлежащий к роду Мюребба, Т.е. четырестишие, в котором все четыре стиха имеют одинаковую рифму. Мера стиха: Мефаилюн, «Мефаилюн из моря» (так называют каждую форму мер (metre) в скандсии) Тезедж.
1) О, душа моя, свет моих очей! Свет моих очей исчезает, когда гляжу я на тебя: ибо ты Гурия райская!
2) О, душа моя, уголок моего сердца, чернота моих очей! Я не могу сносить твоего взора; я слабею, я схожу с ума.
3) О, душа моя, мое сокровище! Ты единый друг мой на сем свете: если бы тебя дал мне Господь, то пламя моего сердца успокоилось бы.
4) Лицо твое - полная луна; брови твои с ресницами - эмблемы лука и стрелы: кто на тебя взглянет, поразится; на кого ты взглянешь, тот пораженный лишится сердца!
5) и 6) Я спросил у мулл: «Есть ли средства от болезни внутренней?» Они на меня глядели и сказали: «Что с тобою? Ты весь горишь, у тебя жар». Я открылся им, я сказал, что я влюблен!
6) О, душа моя, если бы ты постигла положение, если бы ты знала, сколь я тебя люблю, то не отказала бы мне в своем внимании; ты полюбила бы меня.
7) Любовью к тебе, душа моя, я весь сжегся, я утомился, Я уничтожился! Неужели ты не захочешь знать это!
8) Будь великодушна, будь милостива, не убивай меня, не уничтожай меня!
9) Я оканчиваю свою речь, я оканчиваю свое послание; я утопаюсь в море любви, я тону, я погибаю, смилуйся, о душа моя!
Это послание состоит из 19 куплетов, из коих я выбрал только 10.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ТАТАРСКАЯ ДЕРЕВНЯ

   Сыновья никогда не живут дома; они в продолжении года разъезжают по ярмаркам, сначала в извозах на своих лошадях, потом ездят с городскими татарскими купцами, чтобы быть при их лавках; они переносят товары, вяжут вяжут тюки, и, таким образом, приучаются к торговле, делаются приказчиками, наживают капитал и часто выходят в купцы. Дочери их часто выходят замуж за богатых казанских татар и они за них берут большой калым. Между подобными татарами есть очень богатые и имеют в деревнях большие дома, даже каменные. Они живут уже по восточному роскошно, как в Казани татарские купцы и наряжают своих жен в золото, в бирюзы и жемчуги. Желание выйти из состояния мужика-земледельца заметно у всех деревенских татар. Ежели у татарина лежит в коробке наличных две, три сотни рублей, то уже он хочет отличиться от небогатой братии; тотчас строит себе получше избу, заводит самовар, начнет наряжать жену и чаще ходит в мечеть.

По моему замечанию, вообще татары также усердно обрабатывают свою землю, как и все в России земледельцы. Но между ними, вероятно от лености (а может быть и от домашних, не по состоянию расходов), образовался класс людей безлошадных, чего нет между русскими и даже между чувашами и черемисами; эти безлошадные татары вовсе не имеют домашнего хозяйства; они всю свою пахотную землю и луга отдают в наем, не держат у себя скота, даже ни одной овцы. В их домах живут только одни женщины и ребята, а мужчины все скитаются по разным работам; нанимаются на заводы, живут в работниках у русских мужиков; летом нанимаются поденно на все полевые работы. Между ними есть мастеровые, особенно плотники; но они от своего искусства никогда не имеют барыша, по причине их медленности в работе и роскошной пищи. По два года татары у меня в деревне строили службы и оба раза подрядчик оставался, оканчивая работу, без копейки; это от того, что подрядчик беспрестанно требует вперед деньги и покупает на них мясо не пудами, а живыми коровами; они едят по три раза в день; к обеду приходят к ним жены и несколько часов проходит в пированьи и от того, что можно бы отделать в месяц, они работают три. Многие безлошадные татары не имеют и своих домов; жены их живут по квартирам, - иные в работницах.

Татары живут очень опрятно. В их избах чисто: они имеют страсть несколько раз в год белить печь, что делают даже и в развалившихся хижинах. Женщины свое хозяйство держат в большом порядке и чистоте; хлебы печь большие мастерицы; нигде нет таких вкусных и густых сливок, как у татарок, особенно их каймак, вареные сливки, густые, как пенка. Я видел, как они опрятно доят коров: надевают большой фартук, моют теплою водою у коровы вымя и молоко покрывают чистым полотенцем. Многие татары в деревнях зимою коров не доят; они запасают осенью каймак и морозят в больших кадках вареное молоко и зимой, когда нужно, разогревают и едят. Татарское обыкновенное кушанье в деревнях салма, пельмени, горох, забеленный сметаной. Они садят капусту и ее кушают охотно; но ни один зажиточный татарин не отобедает без мяса.

В огородах у трудолюбивых татар насажено всего в изобилии: картофель, лук, свекла, морковь и капуста; все эти овощи они запасают на зиму.
Татары проводят зиму по деревням, равно как и русские мужики. У кого есть лишний хлеб или сено, привозят в Казань продавать; у кого этих припасов достаточно для своего продовольствия, тот сидит дома и занимается домашними работами или куда либо нанимается. Ежели есть близко их селений заводы винные или поташные, тут уже всегда в действии татары; они подряжаются рубить дрова, собирают овинную и печную золу. Многие татары торгуют, закупая в Казани разные безделки, особенно для женщин, белилы, румяны, мыло, возят и продают по деревням. Татары, по моему мнению, имеют более наклонности к торговле, нежели к хлебопашеству.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

                ТАТАРЫ И РУССКИЕ

Почти никогда не найдешь татарина, который бы хорошо и чисто говорил и выговаривал по-русски, а еще труднее между ними найти, кто бы мог правильно читать и писать на этом языке.
Они не стараются учиться по-русски, а довольствуются говорить кое-как, по навыку.
   Татары почитают христиан нечистыми за то, что у них есть образа и что они употребляют в пищу свинину.
О Богослужении в Российской Церкви они понятия не имеют, потому что не пускаются в храм; но думают, что Церковная служба состоит в колокольном звоне и в поклонении иконам, носимым по улицам. Молодые татары иногда бывают в Протестантской Церкви и, не понимая языка, думают, что служба состоит только в органах и притом в вертении оных рукой. Об этом последнем пункте так думают и многие простолюдины из русских.
Татары своим фамильным именам придают русские окончания, например, Апанаи - Апанаев, Заман - Заманов, Юнус - Юнусов.
  Татары ныне живут в большом согласии с русскими и уже не слышно от русских некоторых жестких насчет татар слов, которые часто употреблялись лет сорок тому назад. Однако же иногда кучера русские по улицам бранят татарина, называя собакой, ежели он не скоро своротит с дороги, чтобы дать место проехать. Но татарин в таком случае тихо бормочет под нос: дoнгyc, а про себя думает: ты алкафер.

                Карл Фукс. Казанские татары, в статистическом и этнографическом отношениях. 1844

   Татары казанские относительно общежития стабильно сблизились ныне с русскими, что даже самые празднества, увеселения и гульбища тех и других посещаются взаимно, где различие вер становится почти неприметным. Образованные или более знающие общежитие татары любят посещать театры, маскарады и прочие публичные места, равно как и празднества общественные, где поступают точно так же, как и русские, исключая немногих, противных вере их и обычаев; подобным образом и русские со своей стороны, посещая праздники татар, нередко принимают в них участие.
   Татары казанские, живучи как бы отдельно от россиян в двух особенных слободах, где находятся молитвенные их домы, торжки, лавки, заводы и фабрики и прочие необходимые учреждения при всём том имеют и внутри самого города, в большом гостином дворе особенные линии, где производят торг чаем, парчами, ситцами, позументом, ичигами и прочими к жизни и одежде их принадлежащими вещами, не чуждаясь, однако ж покупать оные и у русских торговцев.
   Старообрядцы и раскольники с православными почти никакого не имеют дружеского сношения и более расположены к татарам, вероятно, по самой противоположности их вер.

   Образ жизни татарских купцов почти ничем не отличается от русских. Они живут скромно в кругу своего семейства и занимаются своими промыслами; впрочем, любят видеть у себя русских, коих угощают по европейски и с совершенным радушием.

   Замечательно, что здешние татары, находясь столько времени посреди русских, с которыми и по торговле имеют многие сношения, при том привыкнув к нашим обычаям, мало стараются об изучении русского языка.

                М. С. Рыбушкин. Краткая история города Казани. 1834 г.

                ПРОЩАЙ, КАЗАНЬ XIX ВЕКА!

   По случаю принятия нового груза, пароход наш простоял до 11 часов утра у казанского берега. Пользуясь этим редким случаем и хотя пасмурною, но не мокрою погодою, я вышел на берег и сделал два абриса: общий вид Казани и вид на Волгу против Казани и села Услон. Возвращаясь на пароход, купил я у смазливой перекупки соленого отваренного ляща и, придя на пароход, задал себе настоящий плебейский пир. Кроме ляща и новопетровской ветчины, заключил я свой пир головкой чесноку с черным хлебом и провонял не только капитанскую светелку, — всего «Князя Пожарского». Сопутники мои бегали от меня, как черт от ладану. Одна только милая хозяйка и добрейшая ее мамаша, Катерина Никифоровна Козаченко, нашли, что чеснок, хотя и воняет, но не так несносно, чтобы при встрече со мною необходимо было закрывать нос, и еще более, чтобы доказать им, господам, не любящим чесноку, что чеснок вещь не только не противная, но даже приятная, обещалися заказать обед с чесноком и обкормить хулителей. Милейшая Катерина Никифоровна!
Против города Свияжска прошли благополучно Васильевский перекат (мель) и встретили пароход «Адашев» Меркуриевской же компании. Он буксирует две баржи с дровами и одну из них посадил на мель. «Князь Пожарский» попытался было стащить ее с мели, но безуспешно, и, пройдя несколько верст вперед, положил якорь на ночь, из опасения сесть на Вязовском перекате. Выше устья Камы Волга заметно сделалась уже и мельче.
                Шевченко Тарас - Автобиография. Дневник.

    Весь в лунном блеске внизу расстилается город. Из тёмных пятен садов выплывают стройные серебристые колокольни церквей, белые линии улиц тянутся к спящей Волге. Изредка звездится огонёк в окне, где-то слышится унылая татарская песня, надрывая душу своей безнадёжною скорбью. Нет в ней порывов бешеной удали, словно вихрь неожиданно врывающейся в тихое, точно понизью расстилающееся уныние            песни русской. Татарская – это долгий, вымученный стон, стон степной, стон без конца и края. Так ветер  медленно и грустно пробегает по татарской равнине, гоня перед собою серое облако пыли. Ни цветка, ни зелени на этой мёртвой глади; ни улыбки, ни радости в этой песне степной… […]
   Ещё лучше Казань с Волги. Перед вами вырезывается вся она со своими белыми домами, зелёными раинами садов, колокольнями церквей и минаретами многочисленных мечетей. Белый Кремль на холме с пресловутою башнею Сумбеки, белые стены монастыря – всё это сползает вниз, умаляясь и умаляясь, пока не пропадёт в зелёной сочной ложбине, чтобы сейчас же массою татарских домов, перемешанных с красивыми силуэтами мечетей, взбежать наверх. Чем дальше относит пароход, тем таинственнее и туманнее дали, тем больше скучиваются башни, колокольни и минареты, так что под конец весь город кажется состоящим из них. Даль скрадывает все промежутки, понизь между рекою и городом пропадает, и вся Казань выплывает на передний план, теснее и теснее смыкая силуэты своих зданий.
   Наконец пропал и Зилантьевский монастырь за Казанкою. Блеснуло и потухло Змеиное озеро.
   На противоположном берегу Волги громадное село Услон. Всё оно разбросано по скату горы.

                В.И. Немирович-Данченко. Великая река (Картины из жизни природы на Волге)

   В Казани провел я несколько дней. Досадно мне было, что обстоятельства не дозволили основательно изучить ее. При выезде из Казани, по сибирскому тракту, вид прелестный; в этом виде что-то пошире той природы, к которой мы привыкли. Русское население сменялось татарским, татарское – финским. Жалкие, бедные племена черемис, вотяков, чувашей и зырян нагнали на меня тоску.

                А. Герцен. Письмо из провинции