Одно время, то ли по счастливой случайности, то ли так складывались обстоятельства, мне довольно часто доводилось видеть её. И вот сегодня, после уже продолжительного перерыва, едва войдя в салон медленно трогающегося троллейбуса, я сразу понял, что мне предстоит новая встреча с этой удивительной старушкой.
Ещё тогда, когда наши встречи были почти ежедневными и я имел возможность постоянно наблюдать за ней, с каждой новой встречей во мне росло убеждение, что передо мною удивительный человек.
Подталкиваемый давностью наших чудесных встреч, я было снова попытался
обнаружить для себя что-то новое, но как и тогда моё самонадеянное желание
вновь осталось неудовлетворённым. И вскоре я совсем отказался от своих наблюдений, потому что вдруг отчётливо понял, что главное в ней – её постоянство.
И действительно, ей было присуще редкое постоянство. Оно обнаруживалось и в её несколько ироничной манере носить очки, чуть сдвинув их к кончику носа, отчего взгляд её, временами наполненный очаровательной хитрецой, часто скользил поверх очковой дуги; и в неизменной причёске под неизменным платком, уже неопределённого цвета и всегда несколько сдвинутым к затылку из-за тугого клубка волос, отчётливо прорисовывающегося на макушке её маленькой головки. Неизменным был и её рабочий халат, когда-то, надо полагать, тёмно-синего цвета, но заметно полинявший, который она надевала сверху своей основной одежды, схватывая резинками явно длинноватые рукава, что очень почему-то напоминало нарукавники. Но, пожалуй, главным в этом малочисленном перечне её постоянных примет, была
старенькая, изрядно потёртая кондукторская сумка, наверное, почти ровесница
своей удивительной хозяйки, возраст которой, как я не пытался, так и остался
для меня неразгаданной загадкой. В её присутствии я всякий раз испытывал
удивительное чувство прикосновения её светлой души, должно быть, так легко и свободно проходящей сквозь не раздражающую сдержанность её внешнего обличья.